Подпишитесь на , чтобы всегда быть в курсе событий.

Комментарии

• Алексей Шишков: Спасибо за отзыв, Сергей. Написал эту статью в день первого минтинга и до сих пор на сем стою))
• Сергей: Алексей, спасибо за статью! Разделяю Вашу мысль. Так или иначе мы должны стать государственниками! Людьми,...
• Pakmajya: Спасибо большое за работу, за смирение и кротость, которые позволяют любить и служить….
• Сергей: 6 минут жизни… А я уши развесил, думал на полчаса… ))) Спасибо! Это прекрасно, что такое...
• петр: без любви и смерть твоя БОГУ не нужна

Метки

Как нас легко найти!

Мы в контакте

Кризис старшего возраста

Но много ли места в  нас Христу? Это конечно не физиологии вопрос единственный способ понять, узнать, измерить, это только когда Тот , кто в нас больше того кто в мире.

Пролог книги Иова конкретизирует задачу, локализует не дает уйти т главного вопроса в книге. Здесь он по человечески так просится на язык: «За что»? И тут же ответ: Иов  «там»  — непорочен, прост, целен), к людям (евр. «яшар» — справедлив, прям) и ко всему еще и В ГЛАВНОМ по отношению к Богу («богобоязнен и далек от зла»).

Показателен сам пример: праведность Иова позволила ему сконцентрироваться не на себе и своих грехах, а на Боге и на самом испытании. Обычно ведь всё наоборот, мы из-за грехов и не слышим вопросов Господа.

ИТАК ответ вызревает Не за что, а для чего?

Для современного человека считается добродетелью — искать духовного, а не быть со Христом, думать о Боге, рассуждать но не следовать. Даже верующий у нас теперь скорее не глагол, а прилагательное. Верующий, часто обозначает, увы, не динамику, а некую схему, матрицу отношений, новый поиск. Уроки Иова помогают нам понять что не моралью и не схемой, а отношениями с Самим Богом  славен человек Божий.

Разочарование в Боге

 

Предисловие

Когда я начал работу над этой книгой, мне все чаще стали звонить прихожане моей церкви, услышавшие об этом проекте. «Вы действительно пишете книгу о разочаровании в Боге? — спрашивали на другом конце провода. — Если да, то мне хотелось бы об этом с Вами поговорить. Ранее я на эту тему ни с кем не разговаривал, но в своей христианской жизни мне довелось пережить немало разочарований». С некоторыми из звонивших я все-таки встретился, и то, о чем они мне рассказали, во многом помогло направить идею книги в нужное русло.

Я понял: для многих людей представления о христианской вере в корне отличаются от того, что они видят в реальной жизни. Благодаря книгам, проповедям и личным свидетель­ствам, обещающим успех и процветание, люди начинают по­лагать, что Бог непременно должен совершить в их жизни множество чудес и знамений. Если же чудеса не происходят, появляется чувство разочарования, предательства, а порой, вины. Одна женщина сказала: «Я то и дело слышала фразу: «Личное общение с Иисусом Христом». Однако к своему ужа­су поняла, что это общение не имеет ничего общего с любым другим видом личного общения. Бога я не видела, не слыша­ла, не чувствовала и вообще не испытывала каких-либо со­ставляющих нормального общения. Вывод один: либо мне сказали неправду, либо причина во мне самой».

Разочарование наступает тогда, когда то, что мы видим в реальной жизни, значительно отличается от наших ожи­даний. Поэтому первая часть данной книги ставит целью изучить библейский взгляд на то, чего нам следует ожи­дать от Бога. Я колебался, стоит ли начинать именно с этого, потому что знаю, что многие люди, особенно ра­зочаровавшиеся, читают Библию с неохотой. Однако не лучше ли начать с того, чтобы предоставить вступитель­ное слово Самому Богу? Я попытался отбросить предубеждения в сторону и читал Библию как обычный рассказ, у которого есть свой «сюжет». Результат меня поразил: этот рассказ был совсем не похож на то, что мне расска­зывали всю жизнь.

Вообще-то я собирался написать сразу две книги. Так я и сделал, однако обе они были выпущены под одной облож­кой. Вторая книга рассказывает о практических способах применения раскрытых мною мыслей в реальных жизнен­ных ситуациях — тогда, когда появляется разочарование. Я решил, что обе эти книги необходимо выпустить вместе, в отдельности они были бы незаконченными.

Однажды я рассказал об этой книге одному своему зна­комому. Нахмурившись, он покачал головой и сказал: «М-м-да, я еще ни разу не пробовал подвергать Бога психо­анализу». Надеюсь, в моей книге вы этого не найдете! Но все же, в ней я стремлюсь лучше понять Бога и узнать, почему иногда Он ведет Себя весьма загадочно, а то и во­все, как нам кажется, ничего не делает.

К тому же, считаю нужным сделать несколько предосте­режений. Это не апологетическая книга, поэтому в ней нет детальных исследований относительно доказательств бы­тия Бога. Многие другие авторы уже достаточно убедитель­но это сделали до меня, тем более, что я имею дело с сом­нениями, которые можно отнести, скорее, к эмоциональ­ным, нежели к интеллектуальным. Под разочарованием подразумевается надежда на взаимоотношения, которая по какой-то причине не оправдалась.

Я также не собираюсь ставить под сомнение вопрос: «Со­вершает ли Бог чудеса?» Я уверен в том, что Он обладает сверхъестественной силой и пользуется ею. Бог действи­тельно может самым непосредственным образом вмеши­ваться в нашу жизнь. Почему же Он делает это так редко? Зачем ограничивать Себя, когда вокруг столько скептиков, которые с радостью поверят, стоит только явить знамение с небес? Почему Бог допускает на земле столько страданий и несправедливости? Почему каждое Его проявление для нас — скорее «чудо», нежели «обычное явление»?

Последнее предостережение: я никоим образом не пытал­ся показать образец истинной христианской веры. В конце концов, эту книгу я писал для тех, кто когда-либо в жизни переживал молчание Бога. Представьте, что будет, если мы станем изучать историю цивилизации по одним лишь вой­нам. То же самое произойдет, если мы будем ставить в при­мер веры только таких людей, как Иов. С другой стороны, в настоящее время издано невероятное количество книг, где нет ни слова о войнах, зато есть одни лишь обещания побед. Эта книга о вере, но она смотрит на веру глазами тех, кто испытывает сомнения.

Последнее, на чем хотелось бы заострить внимание,это библейские ссылки. Я сознательно не выделял их в тек­сте скобками и не делал сносок — все это мешает воспри­ятию при чтении, подобно тому, как тяжело слушать заика­ющегося человека. Вместо этого я отмечал точные места ссылок в конце каждой главы. Все, кто желает, думаю, с легкостью смогут по ним сориентироваться в Библии.

 

РАЗОЧАРОВАНИЕ В БОГЕ

«Восстань, что спишь, Господи!

пробудись, не отринь навсегда.

Для него скрываешь лицо Твое?»

- Псалом 43:24-25

 

КНИГА I

БОГ СРЕДИ ТЕНЕЙ

«Сидеть на улице в полной темноте нет нужды.

Если же хочешь наблюдать за звездами

то понимаешь, что это сделать

без темноты невозможно.

Самим же звездам темнота вовсе не нужна».

— Энни Диллард

 

 

Глава 1

Роковая ошибка

С момента выхода в свет моей книги «Где Бог, когда я страдаю?» я не переставал получать письма от людей, ра­зочаровавшихся в Боге.

Одна молодая мать писала, как ее былая радость пре­вратилась в горе и отчаяние, когда у нее родилась дочь с расщелиной в позвоночнике — врожденным дефектом, когда спинной мозг остается открытым. На нескольких страницах своего письма мелким почерком она описыва­ла, как многочисленные медицинские счета буквально «высосали» весь семейный бюджет, как развалился ее брак, когда муж увидел, сколько времени она тратит на больного ребенка, и отказался с ней жить. Жизнь начала постепенно разрушаться, и у нее появились сомнения в том, что она когда-то знала о любящем Боге. Что я мог посоветовать ей?

В нескольких письмах свою историю мне рассказал го­мосексуалист. Более десяти лет он пытался найти «лекар­ство» от своей половой ориентации, бывая на служениях исцеления у харизматов, посещая христианские реабили­тационные центры, принимая лекарства. Он даже решил­ся на такой радикальный способ психиатрического лече­ния, когда одновременно с показом фотографии обнажен­ного мужчины на его гениталии подавалось электрическое напряжение… Безрезультатно. В итоге он вновь вернулся к прежнему «голубому» образу жизни. Время от времени он пишет мне, настаивая на том, что хочет следовать за Богом, но чувствует себя недостойным из-за лежащего на нем проклятия.

Девушка, испытывая некоторое смущение, писала о том, как день за днем усиливается ее депрессия. Причины для депрессии, по ее словам, вовсе нет. Она здорова, зарабатывает неплохие деньги, хорошо идут дела в семье. Но все же, просыпаясь утром, она не может найти ни одной причины, ради которой стоит продолжать жить. Ее больше не беспокоит ни собственная судьба, ни Бог; каждый раз, молясь, она думает о том, что ее, наверное, никто не слы­шит.

Эти, а также многие другие письма, полученные мной за несколько лет, в принципе задают один и тот же вопрос: «Ваша книга — о физической боли. А как быть с моей бо­лью? Где Бог, когда болит моя душа? Что Библия говорит об этом?» Я, как мог, отвечал на все эти письма, понимая, что словами здесь не поможешь. Может ли слово, простое слово залечить душевную рану? Должен признать, что по­рой, читая эти полные отчаяния послания, я сам задаю се­бе те же вопросы. Где Бог, когда мы страдаем эмоциональ­но? Почему Он так часто нас разочаровывает?

***

Разочароваться в Боге можно и не попадая в какие-то сверхтяжелые обстоятельства. По моему мнению, причи­ной этому во многом может служить наша обыденная жизнь. Вспоминается случай, происшедший со мной про­шлой зимой — сырой и холодной чикагской зимой. Завы­вал ледяной ветер, с неба непрерывным потоком шел дождь со снегом, покрывая улицы слоем темного блестя­щего льда. Поздно вечером моя машина вдруг заглохла по­среди одного довольно опасного квартала. Я открыл капот и пытался сделать что-то с двигателем, а холодный мокрый снег так и сыпал мне на спину. Я, не переставая, молился: «Пожалуйста, помоги мне завести эту машину».

Сколько я ни старался что-то сделать, копаясь в бесчис­ленных проводах, трубках и кабелях, машина не заводи­лась, поэтому я вынужден был просидеть еще час в какой-то жуткой закусочной, ожидая грузовик-буксир. Сидя на пластмассовом стуле в промокшей насквозь одежде, с ко­торой ручьем стекала вода, образовывая на полу огромную лужу, я размышлял, что думает Бог о моем положении: «Я уже опоздал на встречу, а следующие несколько дней, наверное, придется «стоять над душой» у автомехаников, чтобы они меня не обманули и сделали свою работу доб­росовестно». Было ли тогда Богу дело до моего огорчения или же огромной траты сил и средств?

Подобно той смущенной своей депрессией девушке я сейчас просто стесняюсь даже упоминать об этой неотве­ченной молитве. Кажется, так эгоистично, мелочно, а то и просто глупо молиться о том, чтобы машина завелась. Но именно такие мелкие разочарования, накапливаясь в один прекрасный момент выливают на мою веру поток лавы сомнения. Я начинаю сомневаться: а есть ли Богу де­ло до моей повседневной жизни, до меня самого? Сразу появляется соблазн реже молиться, так как я заранее ду­маю, что толку от этих молитв не будет. А вдруг будет? Мои чувства и вера начинают колебаться. Как только поя­вляются первые признаки сомнений, я уже не в состоянии справиться с более серьезным кризисом. Соседка смер­тельно больна раком; я постоянно молюсь за нее. Но, мо­лясь, я уже начинаю сомневаться: а можно ли Богу дове­рять? Если Он столько мелких просьб оставил без ответа, что будет с этой, куда более серьезной просьбой?

Однажды утром, находясь в мотеле, я включил телеви­зор и увидел на экране озлобленное лицо известного теле­проповедника. «Я в гневе на Бога!» — сурово выпалил он. Довольно примечательное признание человека, построив­шего свою карьеру на «сеянии семян веры» и вселении в людей уверенности в заботе Бога о каждом человеке. Но вот Бог, по словам этого проповедника, подвел его. Далее он пояснил, как это произошло: Бог дал ему повеле­ние построить большой комплекс зданий для служений, но проект не оправдал себя и потерпел финансовый крах. Для покрытия долгов этот человек был вынужден продать часть имущества и закрыть ряд миссионерских программ. Казалось, что проповедник выполнил свою часть «контра­кта», а Бог — нет.

Несколько недель спустя я снова увидел проповедника по телевизору, вновь полного веры и оптимизма. Он на­клонился близко к камере, и на его морщинистом лице засияла улыбка. Ткнув в камеру пальцем, он сказал: «На этой неделе с вами произойдет что-то очень хорошее!» На слове «очень» проповедник сделал особый акцент.

Он вновь был на пике мастерства — каждое его слово зву­чало невероятно убедительно. Однако, несколько дней спустя в новостях я услышал, что сын этого человека по­кончил с собой. В тот момент я попытался представить се­бе, что говорил проповедник Богу в своих молитвах в ту роковую неделю.

Подобные переживания, порой, разбивают в пух и прах все лозунги о Божьей любви и заботе, которые так часто слышны в христианских церквях. Похоже, никто не в си­лах противостоять спирали разочарования, ведущей вниз. Это происходит с людьми, похожими как на знакомого мне телепроповедника, так и на тех, кто писал мне пись­ма. Случается это и с простыми христианами: сначала воз­никает разочарование, затем сеется сомнение, а в резуль­тате появляются чувства гнева и предательства. Мы зада­емся вопросом: а можно ли Богу доверять? Можем ли мы теперь отдать свою жизнь в Его руки?

***

Над темой разочарования в Боге я думал довольно дол­гое время, однако писать об этом не решался по двум при­чинам. Во-первых, я был уверен, что придется столкнуть­ся с вопросами, на которые сложно будет найти ответ, а то и вообще нельзя будет ответить. И, во-вторых, я не хотел писать книгу, которая, сосредоточивая внимание на неуда­че, пошатнула бы чью-то веру.

Уверен, есть немало христиан, которые не приемлют самой фразы «разочарование в Боге». По их словам, тако­го вообще не может быть. Иисус говорил, что, имея веру величиной с горчичное зерно, можно передвигать горы; что, собравшись вместе, двое или трое в молитве могут просить о чем угодно, и это свершится. Жизнь христиани­на, полагают такие христиане, это жизнь, полная триум­фальных побед. Бог желает, чтобы мы были счастливы, здоровы и богаты; любое же отклонение от этого стандар­та, утверждают они, свидетельствует о недостатке веры.

После общения с такими людьми я и принял оконча­тельное решение написать эту книгу. Проводя для одного журнала небольшое расследование на тему физического исцеления, я узнал об одной печально известной церкви, расположенной в штате Индиана. О ней немало писала га­зета «Чикаго Трибьюн», а также ей был посвящен специальный репортаж на телевизионном канале Эй-Би-Си.

Члены этой церкви верили, что простая вера в состоя­нии исцелить любую болезнь, а обращение за помощью к врачам считали недостатком веры в Бога. В «Трибьюн» писали о родителях, беспомощно наблюдавших, как их де­ти в мучениях умирали от менингита, воспаления легких и даже от обычного гриппа — заболеваний, легко поддаю­щихся лечению. В газете была также напечатана карта США, на которой крестиками были отмечены места, где люди, следуя учению своей церкви, отказались от меди­цинской помощи и погибли. Всего таких крестиков было пятьдесят два.

Согласно исследованиям, женщины в этой церкви уми­рали при родах в восемь раз чаще, чем в среднем по США. Уровень же детской смертности был в три раза выше, чем в целом по стране. Несмотря на все это, церковь рос­ла и к тому времени уже открыла филиалы в девятнадцати штатах и пяти зарубежных странах.

В день моего посещения материнской церкви в Индиа­не, на улице стояла невыносимая жара. Августовское солнце плавило на дорогах асфальт и безжалостно жгло зреющую на полях кукурузу. Здание церкви стояло посре­ди одного из таких полей. На нем не было никаких опоз­навательных знаков, поэтому оно, скорее, походило на яв­но не к месту построенный амбар, нежели на церковь. На автостоянке мне пришлось объяснить двум охранникам с рациями, кто я такой; церковь настороженно относилась ко всем посетителям, особенно после того, как многие прежние ее члены подали на нее в суд.

Признаюсь, я ожидал увидеть служение фанатиков и проповедника, вроде Джима Джонса, на проповедях ко­торого люди падали в обморок. Ничего подобного там не было. На протяжении полутора часов семьсот человек, си­дя полукругом, пели гимны и изучали Библию.

Меня окружали простые люди. Женщины были одеты в платья и юбки, брюк не было; на лицах — минимум кос­метики. Мужчины, в рубашках и галстуках, сидели со сво­ими семьями и помогали следить за детьми.

Особо меня поразили дети: они были повсюду. Ни од­ного ребенка нельзя заставить молчать в течение полутора часов, и я с интересом наблюдал, как родители справляют­ся с этой нелегкой задачей. Книжки-раскраски были у всех изобилии. Матери играли с детьми в игры на пальцах. Некоторые принесли в больших пакетах целые сокровищ­ницы игрушек.

Я приехал туда за сенсацией, а возвращался разочаро­ванным. Я увидел частицу той старой Америки, где еще живы семейные традиции. Родители там любят своих де­тей точно так же, как и повсюду в мире.

Но все же перед моими глазами вновь предстала та самая карта с крестиками — эти же родители сидели молча у кроватей своих умирающих детей и бездейство­вали. Один отец рассказывал в интервью газете «Чикаго Трибьюн», как в течение двух недель не переставая мо­лился за своего годовалого сына, у которого был силь­ный жар. Сначала больной мальчик потерял слух, а за­тем — ослеп. Пастор же церкви призывал укреплять веру и ни в коем случае не вызывать врача. Через день малыша не стало. Вскрытие показало, что причиной смерти была легкая форма менингита, которая вполне излечима.

Большинство членов церкви в штате Индиана не винят Бога за происходящие с ними несчастья или, по крайней мере, открыто не признаются в этом. Они, скорее, склон­ны винить самих себя за маловерие. Количество же могил тем временем продолжает расти.

Покидая церковь после воскресного служения, я при­шел к выводу: то, что мы думаем о Боге и как верим в Не­го, имеет огромное значение. Те люди вовсе не были каки­ми-то каннибалами или детоубийцами, но все же несколь­ко десятков детей из их церкви погибло в результате какой-то ошибки (это мое личное мнение) в вероучении. (Вообще-то, вероучение церкви в Индиане мало чем отли­чается от всего того, что мне приходится слышать во мно­гих евангельских церквях, христианских теле- и радио­программах. Просто те христиане, возможно, чересчур дерзновенно относятся к применению на практике самых смелых обетовании веры.)

Именно благодаря искренне верующим людям церкви в Индиане, а также тем, кто писал мне письма, полные бесчисленных вопросов, я все-таки решился затронуть в своей книге темы, которых ранее всячески избегал. Итак, перед вами — теологическая книга. Это — не практи­ческое руководство, а книга о природе Бога и о том, поче­му Он ведет Себя загадочно, а то и вовсе молчит.

Теологию нельзя ограничивать рамками бесед в буфетах духовных семинарий, где преподаватели соревнуются в знаниях со студентами. Она касается всех нас. Одни те­ряют веру из-за сильного чувства разочарования в Боге. Они ждут от Бога определенных действий, а Он их «подво­дит». Другие же веру не теряют, но все же, их не покидает чувство определенного разочарования. Они верят, что Бог обязательно поможет, молятся о чуде, но их молитвы оста­ются без ответа. По меньшей мере, пятьдесят два таких случая произошло в церкви из Индианы.

Глава 2

 В огонь!

Однажды в моей комнате раздался телефонный звонок. Звонивший представился студентом факультета теологии Уитонского колледжа. «Меня зовут Ричард, — сказал он. — Мы с Вами не знакомы, но, прочитав Ваши книги, я чув­ствую родство с Вами. У Вас есть для меня несколько минут?»

Далее Ричард рассказал мне о своей жизни. Он стал христианином во время учебы в университете; к вере его привел друг. Однако после разговора с Ричардом нельзя было сказать, что он — новообращенный. Хотя он и спра­шивал, что я могу порекомендовать для чтения из христи­анской литературы, все названные мной книги он уже пе­речитал. Мы разговорились, и только к концу нашего раз­говора я узнал истинную причину его звонка.

«Мне не хотелось бы Вас обременять, — с нервной дро­жью в голосе сказал он. — Я знаю, вы такой занятой чело­век, но я хотел бы попросить Вас об одном одолжении.

Понимаете, я написал дипломную работу по книге Иова, мой преподаватель сказал, что мне нужно оформить ее книгу. Будет ли у Вас возможность просмотреть ее и ска­зать свое мнение?»

Я согласился и, спустя несколько дней, получил его рукопись. По правде говоря, я немногого ожидал от этой работы. Дипломные работы обычно не представляют боль­шого интереса в плане художественного чтения, а эта ра­бота, к тому же, была написана новообращенным. Разве может в ней всерьез и глубоко быть исследована полная страданий и уныния книга Иова? Я ошибался. Рукопись действительно была многообещающей, потому следующие несколько месяцев мы с Ричардом регулярно перезванива­лись, и я давал ему практические советы, как лучше всего оформить работу в книгу.

Спустя год, когда Ричард закончил работу над рукопи­сью своей книги и подписал контракт, он позвонил и по­просил меня написать к этой книге предисловие. До тех пор я не встречался с ним лично, но мне нравился его эн­тузиазм, и я с радостью был готов написать рекомендацию к его книге.

Прошло еще шесть месяцев, в течение которых книга проходила окончательную редакцию и доработку. Но за не­сколько дней до начала публикации Ричард вновь позвонил мне. Его голос звучал совсем по-иному: раздраженно, нерв­но. К моему удивлению, он ничего не спрашивал по поводу скоро выходящей книги. «Мне необходимо встретиться с Вами, Филипп, — сказал он. — Я чувствую, что должен рас­сказать Вам нечто очень важное наедине. Можно ли мне прийти к Вам как-нибудь днем на этой неделе?»

***

Жаркие лучи солнца сквозь дымку пробивались в окно моей квартиры на третьем этаже. Двери на балкон были открыты, сетки не было, поэтому в комнату то и дело залетали мухи. Ричард, в белых шортах и футболке, сел на Диван напротив меня. На лбу у него блестели капельки пота. Целый час он ехал ко мне через весь Чикаго, поэтому сразу же выпил стакан холодного чая, пытаясь осве­житься.

Ричард был стройным молодым человеком, в хорошей физической форме — «типичный астеник», как сказал бы тренер по аэробике. Худощавое лицо и коротко стриженые волосы придавали ему вид богобоязненного монаха. Если язык телодвижений что-то значит, то Ричард был из говорливых: он сжимал и разжимал кулаки, закладывал ногу за ногу, часто менял выражение лица.

Без лишних разговоров Ричард перешел к делу, «у вас есть полное право разозлиться на меня, — начал он — Во всей этой истории Вашей вины нет».

Я понятия не имел, о чем он говорил. «Что ты имеешь в виду?»

«Дело вот в чем. Книга, с которой Вы мне помогли, вы­ходит уже в следующем месяце, и в ней будет Ваше преди­словие. Но, по правде говоря, я больше не верю в то, о чем написал в этой книге. Я чувствую, что должен Вам все объ­яснить».

На мгновение Ричард замолчал; было заметно, как он стиснул зубы. «Я ненавижу Бога! — вдруг выпалил он. -           Нет, я неправильно сказал. Я даже не верю в Бога».

Я ничего не сказал. Большую часть нашего трехчасово­го разговора с Ричардом я молча слушал его рассказ. Начал Ричард с того, как разошлись его родители. «Я сде­лал все, что мог, чтобы предотвратить развод, — сказал он. -     Тогда я только покаялся в университете и наивно пола­гал, что Богу есть до меня дело.  день и ночь молился о том, чтобы мои родители были вместе. Я даже на время бросил занятия и приехал домой, пытаясь спасти свою семью. Я думал, что исполняю Божью волю, но на самом деле, только все испортил. Это была моя первая молитва без ответа.

Я перешел в Уитонский колледж, чтобы больше узнать о вере. Мне казалось, что я просто делаю что-то не так. В Уитоне я узнал людей, говоривших: «Я разговаривал с Богом». Или же: «Господь сказал мне». Иногда я и сам говорил так без всякого зазрения совести. Говорил ли мне Бог что-то на самом деле? Я никогда не слышал Его голо­са, у меня не было никакого доказательства, которое мож­но было бы увидеть или пощупать. Тем не менее, я страст­но желал именно такого близкого общения с Ним.

Каждый раз, когда мне предстояло сделать в жизни ка­кой-то важный шаг, я читал Библию и молился о Божьем водительстве — все как полагается. Когда я чувствовал, что принимаю правильное решение, я делал именно так. Но клянусь Вам, всякий раз мое решение оказывалось не­верным. Как только мне начинало казаться, что я наконец узнал Божью волю, получалось обратное».

Шум с улицы становился все сильнее. Было слышно, как соседи ходят вверх и вниз по лестнице, но это не ме­шало Ричарду продолжать свой рассказ. Он говорил и го­ворил, я же изредка кивал головой, несмотря на то, что все еще не понимал причины столь внезапной вспышки его гнева на Бога. Сотни семей распадаются; сотни мо­литв остаются без ответа. В чем же истинная причина Его ярости?

Далее Ричард рассказал о том, как ему не удалось уст­роиться на работу. Нарушив обещание, работодатель принял к себе менее квалифицированного работника, оставив Ричарда с кучей долгов колледжу и без средств к существованию. Примерно в это же время его бросила невеста Шэрон. Без всяких объяснений она порвала с ним отношения и ушла к другому. Именно Шэрон играла ключевую роль в духовном развитии Ричарда. С ее уходом он почувствовал, как сильно ослабела его ве­ра. Раньше они вместе молились о будущей совместной жизни; теперь же все эти молитвы казались не более чем злыми шутками.

У Ричарда был также ряд проблем со здоровьем, от ко­торых чувства одиночества и беспомощности лишь усили­лись. Чувство отверженности, пережитое во время развода родителей, вновь дало о себе знать. Неужели Бог, как Шэ­рон, просто-напросто обманул его? Ричард обратился за советом к пастору. В тот момент он чувствовал, что тонет. Он хотел довериться Богу, но всякий раз, когда протягивал к Нему за помощью руку, хватал воздух. Как можно продолжать верить в Бога, которому совершенно нет дела до его жизни?

Пастор лишь выразил сочувствие, и Ричард понял, что все его проблемы не подпадают под мерку действи­тельно серьезных несчастий: разводов, заболеваний раком, алкоголизма, проблем со сбившимися с пути детьми. «Вот увидишь, как только у тебя наладятся отношения с девушкой, наладятся и отношения с Богом», — снисходительно улыбнулся пастор.

Самому же Ричарду его проблемы не казались мелкими. Он не мог понять, почему любящий Небесный Отец поз­воляет ему переживать такое разочарование. Ни один зем­ной отец не поступил бы так со своим ребенком. Ричард продолжал ходить в церковь, а внутри него росла опухоль цинизма и сомнения. Теология, которую он изучал в кол­ледже и о которой писал в своей книге, более не имела для него значения.

«Странно, — продолжал Ричард, — но всякий раз, когда я гневался на Бога, я будто бы получал заряд новой энер­гии. Я вдруг понял, что за последние несколько лет полно­стью истощил свои силы. Теперь же, когда я начал сомне­ваться и даже ненавидеть колледж и христиан, окружав­ших меня, я чувствовал, что возвращаюсь к нормальной жизни».

Однажды что-то внутри него переломилось. Ричард пришел на вечернее воскресное служение в церковь, где слышал уже привычные песни и свидетельства, одно из которых привело его в бешенство. На той неделе всех по­трясла авиакатастрофа на Аляске, в которой погибли все пассажиры. Среди них было девять миссионеров. Пастор с серьезным видом рассказал обо всех подробностях про­исшедшего, а затем представил собранию верующего, выжившего в авиакатастрофе, случившейся на той же неделе, но не имеющей никакого отношения к упомяну­той выше. Когда верующий закончил краткий рассказ о том, как ему удалось выжить, все собрание выдохнуло: «Слава Богу!»

«Господь, мы благодарим Тебя за то, что Ты хранил на­шего брата, за то, что поставил вокруг него Своих ангелов-хранителей, — молился пастор. — Пожалуйста, пребудь с семьями тех, кто погиб на Аляске». С этими словами на Ричарда нахлынула волна отвращения, что-то, похожее на тошноту. Что же это получается — и нашим, и вашим? Так нельзя, думал Ричард. Если мы благодарим Бога за то, что выжил один человек, мы должны винить Его в смерти остальных. В церквях же никогда не дают слова тем, у кого в семье трагедия. Что сказали бы жены тех погибших миссионеров? Говорили бы они о «любящем Отце»?

Домой Ричард вернулся крайне взволнованным. Все происходящее вокруг наталкивало на вопрос: «А есть ли вообще Бог?» Доказательств этому он не видел.

***

На этом Ричард прервал свой рассказ. Солнце скрылось за высоким зданием на западе, отчего тени в комнате по­теряли очертания. Ричард закрыл глаза и закусил нижнюю губу. Затем он большими пальцами сильно надавил на гла­за, похоже, пытаясь собраться с мыслями.

«А что случилось потом? — спросил я после нескольких минут молчания. — В ту ночь ты и потерял свою веру?»

Он кивнул головой и продолжал говорить, но уже при­глушенным голосом. «В ту ночь я долго не ложился спать. Соседи уже давно спали — я живу на тихой улице в приго­роде, — поэтому мне казалось, что я один в этом мире. Было предчувствие, что вот-вот произойдет что-то очень важное. Мне было больно. Так много раз Бог бросал меня одного. Я ненавидел Бога; в то же самое время боялся Его. Я ведь учился на теолога. А что, если Бог все время был рядом, и я все делал не так? Откуда мне было знать? Я вновь вспомнил всю свою христианскую жизнь с само­го начала.

Я вспомнил первую вспышку веры в университете. Я тогда был молод и очень восприимчив. Быть может, я просто нахватался избитых фраз и внушил себе, что верю в эту «жизнь с избытком». Возможно, я просто под­ражал образу жизни других людей. Выходит, я сам себя обманул?

И все же, я не решался так сразу перечеркивать все, во что верил. Я почувствовал, что обязан дать Богу еще один шанс.

Той ночью я молился Богу. Молился так искренне и от­крыто, как мог. Стоял на коленях, падал в молитве на ду­бовый пол. «Боже! Нужен ли я тебе? — кричал я. — Я не со­бираюсь учить Тебя, как управлять этим миром, но, пожа­луйста, дай мне знать, что Ты есть! Это все, чего я прошу».

Четыре года я стремился к тому самому «личному общению с Богом», Бог же относился ко мне хуже всех моих друзей. Теперь все свелось к единственному вопросу: как можно иметь личное общение с тем, кого, возможно вообще нет? Случай с Богом был именно таким.

Я молился, наверное, часа четыре. Я чувствовал себя то ненормальным, то чересчур откровенным. Чувство было таким, как будто я спрыгнул с обрыва во тьму и не знаю куда упаду. Знает только Бог.

Наконец, к четырем часам утра, я пришел в чувство. Ничего не случилось. Бог молчал. Зачем мучиться, ведь можно просто забыть о Боге и продолжать жить дальше, как это делают другие в этом мире?

Внезапно я почувствовал невероятную легкость и сво­боду, как будто сдал последний экзамен или впервые по­лучил водительские права. Борьба окончилась. Жизнь сно­ва была в моих руках.

Сейчас все это кажется глупостью, но вот что я сделал дальше: я взял Библию и еще пару христианских книг, спустился вниз и вышел на задний двор, тихонько закрыл за собой дверь, чтобы никого не разбудить. На заднем дво­ре у нас стояла жаровня. Я бросил в нее все книги, облил их горючей жидкостью и чиркнул спичкой. Луны на небе в ту ночь не было, пламя же горело ярко и вздымалось вы­соко. Библейские страницы, лекции, заметки сворачива­лись, чернели, а затем отрывались и, тлея, улетали высоко в небо. Вместе с ними улетала и моя вера.

Я еще раз сбегал наверх и принес целую охапку книг. Так я проделал, наверное, раз восемь в течение часа. Комментарии, учебники из семинарии, черновик книги об Иове — все сгорело дотла. Я, наверное, сжег бы все свои книги, если бы не пожарный в желтом комбинезоне, который прибежал ко мне с криком: «Ты что это здесь делаешь?!» Кто-то вызвал пожарную охрану. Я попытался оправдаться и, в конце концов, объяснил, что просто жгу мусор.

Облив мой костер какими-то химикатами и забросав его землей, пожарный меня отпустил. Я поднялся к себе и нырнул в кровать. От меня пахло дымом. Уже почти рас­свело; наконец-то я обрел покой. С души упал огромный камень. Пришел конец притворству, и я уже не чувствовал себя обязанным верить в то, в чем никогда не буду уверен, я чувствовал себя обращенным — обращенным от Бога».

***

Я просто счастлив, что не работаю консультантом. Когда я выслушиваю жалобы таких людей, как Ричард, то никогда не знаю, что сказать в ответ. В тот вечер я го­ворил крайне мало; возможно, это было к лучшему. Не ду­маю, что был бы смысл обвинять Ричарда в том, что он пытался «искушать» Бога.

Более всего его беспокоила судьба книги, которая через несколько недель должна была поступить в продажу. По словам Ричарда, в издательстве знали о случившемся, но первая партия уже была запущена в тираж. Я убедил его, что свою рецензию с книги я не снимаю, потому что она касалась исключительно содержания книги, а не ее ав­тора. «Кроме всего прочего, прочитав твою книгу, я дейст­вительно изменил некоторые свои взгляды, которых при­держивался уже лет десять», — сказал ему я.

После столь долгого разговора Ричард выглядел устав­шим; с другой стороны, уходя, он уже не был напряжен. «Может, все мои проблемы и начались с того момента, когда я решил исследовать книгу Иова, — сказал он. — Я полюбил Иова, потому что он не боялся открыто вы­сказывать все Богу. Он бросил Богу вызов. Я думаю, раз­ница между нами — это то, что происходит в конце. Бог явил Себя Иову после всех пережитых им страданий. Мне же Он так Себя и не явил».

Смеркалось. В подъезде уже включилось освещение. Когда Ричард, пожав мне руку, ушел вниз по лестнице, мне стало очень грустно. Он был молодым, здоровым и красивым. С первого взгляда, нет причин для такого от­чаяния. Но, слушая его рассказ и видя, как сжимаются его кулаки и напрягается лицо, я, наконец, понял причину его гнева.

Ричард испытывал боль, сильнее которой, наверное, не бывает: боль предательства. Боль любящего человека, который, однажды проснувшись, осознает, что все конче­но. Он доверил Богу свою жизнь, а Бог его подвел.

 

Глава 3

Вопросы, которые не задают вслух

Бывает так, что самые важные вопросы, которые мы обычно откладываем на неопределенное «потом», вдруг кристаллизуются в одно мгновение. Встреча с Ричардом создала для меня именно такой момент. С одной стороны его жалобы — семейные сложности, проблемы со здоровь­ем, потеря работы, неудача во взаимоотношениях с девуш­кой — это не самые жестокие разочарования в жизни. Но все его драматичные действия той ночью около жаров­ни были основаны на сомнениях, которые поражают поч­ти каждого из нас. Действительно ли Богу есть дело до на­шей жизни? И если да, то почему же Он не снизойдет и не исправит ошибки, хотя бы некоторые из них?

Поглощенный болью и обидой, Ричард высказывал свои сомнения не в форме резонных вопросов, нет, для него это было, скорее, чувство предательства, чем вопро­сы веры. Размышляя позже над нашей грустной встречей, я снова и снова возвращался к трем вопросам о Боге, которые, мне казалось, таились в дебрях переполнявших его чувств. Чем больше я размышлял над ними, тем более ясно видел, что эти вопросы заложены внутри каждого из нас. Но немногие задают их вслух, потому что в луч­шем случае они кажутся невежливыми, в худшем — пол­ными ереси.

Неужели Бог несправедлив? Ричард пытался следовать за Богом, но его жизнь все равно разваливалась на части. Он никак не мог понять: почему Библия обещает благо­словения и блаженства, а его преследуют неудачи? Или что сказать о людях, которые открыто хулят Бога, а сами жи­вут припеваючи? Его жалобы стары, как Псалтырь и кни­га Иова, но до сих пор остаются камнем преткновения на пути веры.

Неужели Бог молчит? Ричарду трижды приходилось принимать жизненно важные решения: по вопросам обра­зования, карьеры и любви. Каждый раз он молил Господа о водительстве, каждый раз, казалось, узнавал Божью волю  и каждый раз жестоко ошибался. «Что же это за Отец? – спрашивал Ричард. — Ему что, нравится, когда я падаю? Мне твердят: Бог тебя любит и у Него есть для те­бя дивный план. Отлично! Так почему бы Ему не расска­зать мне об этом плане?

Неужели Бог скрывается от нас? Ричард был просто-на­просто одержим этим вопросом. Он считал, что Бог просто обязан доказать Свое существование — на меньшее Ричард не был согласен. «Как можно иметь взаимоотношения с Личностью, в существовании которой ты не уверен?» — спрашивал он. Ему казалось, что Бог намеренно прячется — даже от тех, кто Его ищет. И когда ночное моление Ричарда не возымело никакого действия, он отвернулся от Бога.

Когда я прибыл в командировку в Южную Америку, эти три вопроса продолжали не давать мне покоя. В Перу летчик-христианин доставил меня в маленькую индейскую деревушку племени Шипибо. Он посадил самолет на воду, переправил меня на берег и через заросли вывел прямо на «главную улицу» — пыльный проселок, вдоль которого стояло с десяток хижин на сваях. Крыши домишек были покрыты пальмовыми листьями. Мой спутник привез ме­ня, чтобы показать основанную сорок лет назад церковь, которая в то время бурно росла. А еще он показал мне гра­нитное надгробие — недалеко от проселка — и рассказал историю о молодом миссионере, который помогал созда­вать местную церковь.

Его шестимесячный сын неожиданно умер: открылась рвота, понос — ребенка не стало. Горе сломило отца. Сво­ими руками он высек надгробие из местного камня — надгробие, на которое мы смотрели, — похоронил ребен­ка и посадил у могилы дерево. Каждый день в самый раз­гар жары, когда все старались укрыться в тени, миссио­нер шел к реке, набирал ведро воды и отправлялся поли­вать дерево. Потом он становился у могилы, и его тень падала прямо на нее, будто защищая от палящих лучей солнца. Он то плакал, то молился, то просто смотрел пе­ред собой пустым взглядом… Жена, прихожане местной Церкви, прочие миссионеры — все старались утешить его, но напрасно.

В конце концов он сам заболел: он никак не мог сосре­доточиться, его мучило расстройство желудка. Больного отправили в Лиму, но врачи не нашли никаких признаков инфекции. Лекарства не помогали. Все закончилось тем что ему поставили диагноз «истерическое расстройство желудка» и отправили его и его жену назад в Соединенные Штаты.

Я стоял перед крошащимся гранитным надгробием, теперь индианки ставят на него кувшины с водой, отдыхая по пути с речки, и пытался поставить себя на место это­го миссионера. Я старался понять, о чем он молился, стоя под раскаленным полуденным солнцем, и вдруг вспомнил о трех вопросах Ричарда. Мой проводник сказал, что мо­лодого человека мучил вопрос: где Божья справедливость? Его ребенок был безвинен. Миссионер приехал со всей семьей в джунгли, чтобы служить здесь Богу. И какова на­града? Он тоже, должно быть, молил Бога подать ему знак, сказать хоть слово утешения, но так ничего и не почувст­вовал. Разуверившись в милосердии Бога, этот миссионер взял на себя страдания ребенка — вобрал их в собственное тело.

Истинные атеисты, как мне кажется, не испытывают никаких разочарований в Боге. Они ничего от Бога не ждут и ничего от Него не получают. Но тот, кто посвятил свою жизнь Богу, невзирая ни на что, инстинктивно ожи­дает от Него награды. Выходит — зря?

***

Я долгое время не видел своего друга Ричарда, но мно­го о нем молился. Отыскать его мне никак не удавалось. Его телефон был отключен, и я узнал, что он переехал на другое место жительства. Из издательства я получил книгу Ричарда об Иове. Она до сих пор стоит у меня на полке — убедительное напоминание о том, что нельзя необдуманно браться за книгу о вере.

И вот, года три спустя, я наткнулся на Ричарда в цент­ре Чикаго. Он выглядел неплохо: набрал немного веса, чуть отрастил волосы, избавился от затравленного взгляда. Он, казалось, был рад мне, и мы договорились вместе по­обедать.

«Во время последней нашей встречи я был в полном ауте — сказал он, когда присоединился ко мне в мексикан­ском ресторане несколько дней спустя. — Нынче жизнь об­ходится со мной поласковее». У него появилась перспектив­ная работа, он больше не страдал по утерянной любви.

Потом наш разговор перешел на Бога, и я тут же понял: Ричард так и не оправился. Толстый налет цинизма окутал его раны, но он был по-прежнему зол на Бога.

Официантка подлила нам кофе. Ричард обхватил чашку двумя руками и устремил взгляд на темную дымящуюся жидкость. «Я понял, что тогда со мной происходило, — на­чал он. — Я понял, в чем была ошибка, и теперь могу с точ­ностью до минуты назвать время, когда усомнился в Боге. Все началось вовсе не в Уитоне и не во время ночных мо­литв». И тут он рассказал мне случай, который произошел с ним вскоре после его обращения.

«С самого начала мне не давала покоя мысль: что такое вера? Казалось, это какая-то черная дыра, в которой раство­ряется любой честно заданный вопрос. Я расспрашивал служителей о страдании, а в ответ слышал: «Хорошо тебе или плохо — верь в Бога. Не полагайся на чувства. Они при­дут потом». Я притворялся, но сейчас могу сказать, что чув­ства так и не последовали. Я действовал, как автомат.

Уже тогда я старался найти достоверные доказательства существования Бога как альтернативу вере. И вот однажды я нашел… Нашел, благодаря телепередаче. Щелкая переклю­чателем телевизора, я случайно наткнулся на передачу о мас­совых исцелениях — это было служение Кэтрин Кульман. В течение нескольких минут я смотрел, как люди поднима­лись на сцену, как она расспрашивала их об исцелении… Удивительные истории следовали одна за другой — исцеле­ние от рака, сердечной недостаточности, паралича. Историй хватило бы на целую медицинскую энциклопедию.

Я смотрел программу Кэтрин Кульман, и мои сомне­ния постепенно рассеивались. Наконец-то мне удалось найти что-то осязаемое, реальное! Кульман попросила певца исполнить ее любимый гимн «Он коснулся меня». «Да, — думал я, — этого мне как раз и не хватает — живого прикосновения Бога». Кульман поманила меня обещани­ем истины, и я поверил.

Три недели спустя Кульман выступала в соседнем шта­те. Я прогулял занятия и полдня провел в дороге, чтобы только посетить ее собрание. Атмосфера в зале была неве­роятно напряженной: тихо наигрывал орган, слышался не­громкий шум молитвы — некоторые молились на непонят­ном мне языке, — и каждые несколько минут раздавались восклицания: «Я исцелен!»

Самое большое впечатление на меня произвел приезжий из Милуоки. В зал его внесли на носилках, и когда он само­стоятельно пошел по сцене — да, да, пошел! — мы все разра­зились радостными криками. Исцеленный рассказал, что по профессии он врач. Это произвело на меня еще большее впечатление. Оказалось, что у него обнаружили неизлечи­мый рак легких, и медики сказали, что ему осталось жить не более шести месяцев. Но в этот вечер он твердо уверовал в то, что Бог исцелил его. Впервые за многие месяцы он смог самостоятельно ходить. Он прекрасно себя чувствовал. Бла­годарение Господу!

Я записал имя этого человека и, окрыленный, покинул зал. Никогда прежде я не был так уверен в том, что верую. Наконец-то мои поиски подошли к концу. Те люди на сцене — доказательства существования живого Бога! Если Он смог совершить столь ощутимые чудеса в их жизни, то и для меня у Него есть что-то чудесное. Мне очень хо­телось встретиться с тем человеком веры, которого я видел на собрании. И вот, неделю спустя я отыскал его телефон в адресной книге и позвонил. Ответила женщина. «Можно поговорить с доктором С.?» — спросил я. Последовала дол­гая пауза. «Кто вы?» — наконец спросила женщина. Я-то думал, что она записывала вызовы пациентов или была его секретарем. А потому назвал свое имя и сказал, что восхи­щаюсь доктором С. и с того самого вечера, когда увидел его на собрании Кэтрин Кульман, мечтаю поговорить с ним. Я добавил, что его рассказ меня глубоко тронул.

Снова последовала долгая тишина. Потом женщина за­говорила бесцветным голосом, как-то растягивая слова: «Мой… муж… умер». Это все, что она сказала. Сказала и положила трубку.

Не могу передать, как меня потрясло это известие. Я чувствовал себя опустошенным. Пошатываясь, я дошел до соседней комнаты. Там сидела моя сестра. «Что с тобой, Ричард? — спросила она. — Ты хорошо себя чувствуешь?» Я себя чувствовал отвратительно. Но говорить с ней не мог. Я плакал. Мать и сестра пытались добиться от меня объяс­нений, но что я мог им сказать? Та непоколебимая уверен­ность, на которой только-только возродилась моя жизнь, погибла, когда я набрал номер телефона. Яркое пламя пыла­ло неделю — это была ослепительная неделя, — а затем по­гасло, как гаснет звезда». Ричард по-прежнему смотрел в чашку с кофе. В ресторанчике наигрывала мексиканская музыка, но мне она казалась неестественно громкой. «Я ни­чего не понимаю, — заговорил я. — Все это произошло задол­го до того, как ты поступил в Уитонский колледж, получил ученую степень по богословию и написал свою книгу…»

«Так и есть, — перебил он. — Уитон, книга об Иове, изу­чение Библии — все это было отчаянной попыткой дока­зать самому себе: страшное открытие, которое я сделал по­сле телефонного звонка, — неверно. Филип! Там никого нет! Если по счастливой случайности Бог все-таки сущест­вует, то Он просто играет с нами. Не пора ли Ему прекра­тить игру и показаться нам?»

***

Вскоре Ричард перевел разговор на другую тему, и оста­ток вечера мы пересказывали друг другу события послед­них трех лет. Он продолжал уверять меня, что счастлив. Может, уверения его были чрезмерно настойчивы, но он действительно выглядел более довольным жизнью, чем раньше.

Под конец, когда мы уже доедали мороженое, он на­помнил мне о нашей последней встрече — три года назад. «Вы тогда, наверное, подумали, что я сошел с ума — выва­лил Вам, малознакомому человеку, всю историю своей жизни». «Ничего подобного, — сказал я. — Я так и не смог забыть тот наш разговор. Более того: твои жалобы на Бога помогли мне лучше понять себя». Я рассказал Ричарду о своих трех вопросах и спросил, можно ли с их помощью охарактеризовать его недовольство Богом.

«Честно говоря, мои сомнения оставались на уровне чувств. Мне казалось, что Бог тащит меня за Собой по жизни лишь затем, чтобы наблюдать за моими падени­ями. Но если задуматься — Вы правы. Именно так и мож­но охарактеризовать мои прошлые ощущения. Бог был не­справедлив ко мне. Он вечно молчал и куда-то от меня прятался. Так оно и было. Совершенно точно сказано!»

«Отчего бы Богу не ответить на эти три вопроса?» — Ричард возвысил голос и взмахнул руками, как это делают политики или евангелисты. К счастью, ресторан был пуст. «Если бы только Бог ответил — хотя бы на один из них… Пусть бы Он хоть один раз сказал что-нибудь громоглас­ным голосом — так, чтобы все услышали, — и я бы уверо­вал! Весь мир уверовал бы! Отчего Он молчит?!»

 

 

Глава 4

Если бы

«Если бы…» — говорил Ричард. Если бы Бог взял и раз­решил эти три проблемы — вот тогда бы вера наша расцве­ла, как зелень весной. Ведь так?

Получилось так, что в тот год, когда мы с Ричардом встретились в мексиканском ресторанчике, я изучал книги Исход и Числа. Несмотря на то, что вопросы, заданные Ричардом, тревожили меня постоянно, я далеко не сразу обнаружил одну интересную параллель. И вот однажды меня осенило: в Исходе описывается мир, который так хо­тел увидеть Ричард! Там Бог являл себя людям практиче­ски ежедневно. Он поступал со всеми по справедливости и говорил так, что всем было слышно. Его даже можно бы­ло увидеть!

Резкий контраст между тем, что было во времена изра­ильтян, и что мы видим сейчас, заставил меня серьезно за­думаться над тем, как Бог управляет этим миром. Я вновь вернулся к трем главным вопросам. Если Бог может посту­пать со всеми вполне справедливо, делать так, что Его слышно и видно, то почему же Он сегодня как будто сто­ит в стороне и ничего не делает? Возможно, ключ к разгад­ке находится в повествовании о странствованиях израиль­тян в пустыне.

 

Вопрос: Неужели Бог несправедлив? Почему Он не наказы­вает злых людей и не воздает по заслугам добрым? Почему столько ужасного происходит со всеми без разбора — и хорошими, и плохими?

Представьте себе мир, где каждый человек испытывал бы слабый приступ боли при каждом совершаемом им гре­хе и приятное ощущение при каждом добром поступке. Представьте мир, в котором человека, пропагандирующе­го лжеучение, мгновенно поражала бы молния с неба, в то время как у тех, кто следует учению апостолов, в мозгу по­стоянно вырабатывался эндорфин, стимулирующий удо­вольствие.

В Ветхом Завете рассказывается об одном подобном эксперименте по «улучшению поведения»: Божий завет с израильтянами. В пустыне Синай Бог наказывал и возна­граждал людей строго по закону. Он собственноручно под­писался под правилом, требующим от израильтян лишь одного: исполнения установленного Им закона. Затем Он огласил Моисею условия Своего соглашения.

 

К чему ведет послушание	К чему ведет непослушание
Высокое благосостояние городов и деревень.	Жестокость, преступность и нищета повсюду.
Отсутствие бесплодия среди людей или скота.	Полное бесплодие у людей и скота.
Высокие урожаи.	Потеря урожая; нашествия саранчи и паразитов
Благоприятные погодные условия	Жара, засуха, тля и плесень
Победы во всех сражениях	Жизнь в рабстве у других народов
Иммунитет против болезней	Лихорадка и воспалительные заболевания; сумасшествия, слепота, помутнение рассудка

 

Если народ проявит послушание, то, как говорил Моисей Бог «поставит их выше всех народов» на земле; они всегда бу­дут «только на высоте, а не внизу». Действительно, израиль­тянам была обещана жизнь, полная безмятежности, лишен­ная каких бы то ни было несчастий и разочарований. С дру­гой стороны, вот к чему приведет непослушание: «И будешь ужасом, притчею и посмешищем у всех народов, к которым отведет тебя Господь… За то, что ты не служил Господу, Богу твоему, с веселием и радостью сердца, при изобилии всего, будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Гос­подь, в голоде, и жажде, и наготе и во всяком недостатке».

Я читал далее, пытаясь найти в книгах Иисуса Навина и Судей конечный итог завета, построенного на системе «справедливых» вознаграждений и наказаний. Всего за пятьдесят лет Израиль пришел в состояние полной анархии. Оставшаяся же часть Ветхого Завета в основном рассказы­вает о том, как в Израиле сбываются многочисленные про­клятия, а вовсе не благословения. Несмотря на все щедрые преимущества завета с Богом, Израиль так и не смог жить в послушании Богу и не выполнил условий договора.

Много лет спустя, когда авторы Нового Завета рассма­тривали эту историю, они не говорили о завете, как о при­мере единственно верного вида отношений людей с Богом. Наоборот, они показали: это был нам всем урок, доказав­ший, что люди никогда не смогут в точности исполнять все Божьи условия. По их мнению, возникла необходи­мость в новом договоре («завете») с Богом, основанном на прощении и милости. Именно с этой целью и был на­писан Новый Завет.

Вопрос: Неужели Бог молчит? Если нам так важно исполнять Его волю, то почему бы Ему не открыть ее нам самым явным образом?

Сегодня многие заявляют, что слышат голос Бога. Одни из них — сумасшедшие, как, к примеру, тот ненормаль­ный, который по «Божьему указанию» однажды бросился с молотком в руках на «Пиету» Микеланджело; или же убий­ца президента, заявивший, что сделал это по прямому повеле­нию Бога. Другие, хоть и искренни, но заблуждаются, как, на­пример, шестеро совершенно незнакомых мужчин, заявив­ших писательнице Джони Эрексон, что Бог повелел им на ней жениться. По сей день существует множество людей, продолжающих дело, начатое пророками и апостолами, кото­рые несут людям Слово Божье. Как же нам быть уверенными в том, что слышимое нами идет действительно от Бога?

Из истории со странствованием по пустыне я понял, что тогда Божье руководство было простым и ясным. Что нам делать: сворачивать шатры сегодня и идти дальше или же стоять на месте? За ответом не нужно было далеко хо­дить, достаточно было взглянуть на облако над скинией. Если облако двигалось, Бог хотел, чтобы Его народ шел дальше. Если оно стояло на месте, идти не нужно было. (Божью волю можно было узнать в любое время суток: но­чью облако светилось, подобно огненному столпу).

Бог также установил множество других способов являть Свою волю, как, например, бросание жребия Урим и Туммим; однако при этом основная часть решений уже была принята за израильтян. Свою волю Бог изложил им в 613 различных законах, затрагивающих все сферы жизни и поведения: от убийства до способа приготовления коз­ленка в молоке матери. В те дни мало кто жаловался на не­ясность Божьих повелений.

Но имело ли четкое руководство своим результатом абсолютное послушание? По-видимому, нет. «Не всходите и не сражайтесь с аморреями, — сказал Бог, — потому что нет Меня среди вас, чтобы не поразили вас враги ваши». Израильтяне же пошли, сражались с аморреями и потер­пели поражение. Они наступали, когда Бог говорил им стоять на месте; в страхе бежали, когда Бог советовал им наступать; дрались, когда им нужно было объявлять мир; и объявляли мир, когда Бог велел им драться. Нарушать все 613 заповедей для них стало в порядке вещей. Для то­го поколения людей знание Божьей воли несло в себе столько же обид и разочарований, сколько ощущаем мы сегодня от ее незнания.

Еще одну интересную деталь я заметил в Ветхом Завете: абсолютная ясность Божьей воли не могла не оказать вли­яния на веру израильтян. Зачем нам искать Бога, когда Он и так уже Себя нам явил? Зачем делать какие-то усилия веры, когда нам уже обещан результат? Зачем постоянно стоять перед выбором, когда выбор уже сделан за нас?

Другими словами, зачем израильтянам вести себя как взрослым, когда можно вечно оставаться детьми? В ре­зультате, они и вели себя, как дети, бесконечно ворча на своих вождей, жалуясь на то, что их кормят манной, хны­ча каждый раз, когда не хватало воды или пищи.

Изучив историю израильского народа, я по-другому стал смотреть на четкое Божье водительство. Оно может служить определенной цели — например, помочь перевес­ти через опасную пустыню толпу освобожденных рабов, — но оно вряд ли способствует духовному развитию. В дейст­вительности, оно почти упразднило у израильтян необхо­димость в вере; четкое и ясное руководство лишило людей свободы, сделав процесс принятия решений вопросом по­слушания, а не веры. За сорок лет странствований по пус­тыне израильтяне не оправдали надежд на послушание на­столько, что Бог был вынужден со следующего поколения начинать все сначала.

Вопрос: Неужели Бог скрывается от нас? Почему бы Ему не показаться нам явно, лишив тем самым скептиков всех поводов для сомнения?

То, что хотел узнать советский космонавт, пытаясь уви­деть Бога в темноте космоса, то, что хотел узнать Ричард, молясь в своей комнате в два часа ночи, — это непреодо­лимое желание всей нашей эпохи. Нам нужны доказатель­ства, улики, личное явление; чтобы Бог, о котором мы так много слышим, показался нам Сам.

То, чего мы все так страстно желаем, однажды уже про­исходило. Бог действительно на время являл Себя, и человек мог разговаривать с Ним, стоя лицом к лицу, как с другом. Они встречались, Бог и Моисей, в шатре, поставленном в стороне от израильского стана. Встречи эти не являлись секретом. Всякий раз, когда Моисей направлялся к шатру, весь лагерь сбегался посмотреть на это зрелище. Облачный столп, признак явного Божьего присутствия, преграждал вход в шатер. Никто, кроме Моисея, не знал, что внутри; ни­кто не хотел этого знать. Единственное, что израильтяне знали: близко подходить нельзя. «Говори ты с нами, и мы будем слушать, — говорили они Моисею, — но чтобы не го­ворил с нами Бог, дабы нам не умереть». После каждой та­кой встречи, выходя из шатра, Моисей весь светился, как инопланетянин. Люди же боялись смотреть на него до тех пор, пока он не надевал на себя верхнюю одежду.

В те дни трудно было встретить атеиста. Не писали в то время и пьес о том, как человек всю жизнь ждет Бога, а Он не приходит. Стоя рядом со скинией собрания или же гля­дя на гору Синай, израильтяне воочию видели доказательства Божьего присутствия. Любой скептик мог лично взо­браться на гору, дотронуться до облаков, и в одно мгнове­ние все его сомнения развеялись бы.

С другой же стороны, происходившие в то время собы­тия сводят на нет любую веру. Когда Моисей вновь взошел на гору, покрытую облаком Божьего присутствия, эти люди, пережившие десять казней египетских, пересекшие по суше Красное море, пившие воду из скалы, получавшие в пищу манну с небес, — эти самые люди не захотели больше ждать, возмутились и забыли про Бога. Когда Моисей спустился к ним, они, как дикари, плясали вокруг золотого тельца.

Бог не играл в прятки с израильтянами; перед ними бы­ли все доказательства Его существования. Но, как это ни поразительно, Божья открытость оказала воздействие, диа­метрально противоположное желаемому. Мне самому в это трудно было поверить. Ответом израильтян были не лю­бовь и поклонение, а страх и противление. Видимое при­сутствие Бога не укрепило их веру.

***

Все жалобы Ричарда я разделил на три вопроса. Книги Исход и Числа научили меня тому, что самое быстрое ре­шение не в состоянии раз и навсегда уничтожить пробле­му разочарования в Боге. Израильтяне, воочию видевшие ослепительный свет Божьего присутствия, были, как ока­залось, самыми непостоянными людьми. Десять раз в те­чение своего странствования они восставали против Бога. Даже находясь у самых границ земли обетованной, они все еще с ностальгией вспоминали о «старых добрых време­нах» египетского рабства.

Все это дает нам возможность ясно понять, почему Бог открыто не вмешивается в нашу жизнь сегодня. Некото­рые христиане мечтают о мире, исполненном Божьих Чудес и знамений. Я то и дело слышу проповеди, полные тоски по чудесам вроде открытия дна Красного моря, де­сяти казней египтян или же манны с небес, когда пропо­ведники явно желают, чтобы Бог проявил Себя таким же образом и сегодня. Однако опыт израильтян должен заста­вить нас над многим задуматься. Будут ли чудеса укреплять нас в вере? Может и будут, но такая вера Богу не нужна. Израильтяне показали нам, что знамения воспитывают лишь веру в знамения, но не в Бога.

Израильтяне, конечно, были в то время довольно при­митивным народом, они только что вырвались из рабства. Но во всех этих библейских историях очень много общего с нами. Израильтяне вели себя так, как, по словам Фреде­рика Бюхнера, «ведут себя все остальные, только более от­крыто».

Закончил я свое исследование со смешанными чувства­ми удивления и замешательства. Я был удивлен тому, что с решением проблем справедливости, молчания и невиди­мости Бога, в жизни человека мало что меняется. В заме­шательство я пришел, когда размышлял над деятельно­стью Бога на земле. В моей голове неожиданно возникли вопросы: неужели Бог изменился? неужели отступил или отошел на задний план?

Когда Ричард еще в первый раз был у меня в гостях и рассказывал свою историю, он вдруг посмотрел вверх и в порыве гнева сказал: «Бог даже Себе не представляет, что Он вытворяет с этим миром!» Что делает Бог? К чему весь этот эксперимент над человечеством? Что Ему нужно от нас? В конце концов, чего нам ждать от Него?

«Мог ли Бог явить мне Себя, не причинив мне вреда и не оставив места сомнению?

Если бы не было места сомнению, не было бы места и мне».

— Фредерик Бюхнер

Библейские ссылки: Второзаконие 9, 7, 28; Римлянам 3; Галатам 3; Исход 28, 40; Второзаконие 1-2; Исход 19-20, 32-33; Вто­розаконие 1

Глава 5

Первоисточник

Я уединился на пару недель в небольшом домике в Ко­лорадо чтобы поразмышлять над вопросами, не дававши­ми покоя Ричарду, а также о том, о чем сам прочел в Вет­хом Завете. Я взял с собой целый чемодан литературы, од­нако единственной книгой, которую читал за все это вре­мя, была Библия.

В день моего приезда погода совсем испортилась и на­чалась сильная метель. Ближе к вечеру я начал читать Бы­тие. Окружающая обстановка очень располагала к чтению истории о сотворении мира. На какое-то время облака рассеялись, и необычайной красоты закат окрасил покры­тые снегом вершины гор в нежно-розовый цвет. Ночью облака вновь окутали небо, и снова посыпал снег.

Я же читал Библию, неспешно переходя от одной кни­ги к другой. Когда дошел до Второзакония, снег уже подо­брался к крыльцу, когда принялся за книги пророков, он достиг уровня стоявшего на улице почтового ящика, а в день, когда я дошел до Откровения, пришлось вызывать снегоуборочную машину, чтобы расчистить выезд. За две недели высота сугробов достигла почти двух метров. И все это время я читал Библию, изредка любуясь елями и со­снами, которые из окна казались мне окутанными сахар­ной ватой.

Меня тогда осенила мысль о том, что наши представле­ния о Боге могут отличаться от Его образа, описанного в Библии. Каков же Он на самом деле? В церкви и христи­анском колледже меня учили, что Бог — это неизменный, невидимый Дух, обладающий такими качествами, как все­могущество, всеведение и бесстрастность. Все эти качест­ва, которые, как полагают, помогают нам лучше понять ха­рактер Бога, конечно, встречаются в Библии, однако глу­боко спрятаны в контексте.

Когда же я просто читал Писание, предо мной предстала настоящая Личность, а не какой-то непонят­ный дух. Личность, с присущей Ей индивидуальностью и уникальностью, как у любого из моих знакомых. Бог способен испытывать глубокие переживания, радоваться и огорчаться, гневаться. Он плачет и страдает в книгах пророков, сравнивая Свои страдания со страданиями женщины при родах: «…буду кричать, как рождающая буду разрушать и поглощать все». И далее в Писании Бог вновь разгневан на людей за их поведение. Когда изра­ильтяне стали приносить в жертву младенцев, Бог был просто ошеломлен, говоря, что этого «…Я не повелевал, и что Мне на сердце не приходило». Заметьте, это гово­рит всеведущий Бог.

Далее Он объясняет необходимость и неизбежность на­казания за такие дела, говоря: «Как иначе Мне поступать?» Насколько мне известно, для описания таких человече­ских качеств божества используется термин «антропомор­физм». Однако нет сомнения в том, что подобные приме­ры человеческого поведения Бога подводят нас к опреде­ленному выводу о Его истинной природе.

Проводя время за чтением Библии, я пришел в изумле­ние от того, какое большое влияние мы, люди, можем ока­зывать на Бога. Я был не в состоянии осмыслить ту радость и те муки, одним словом, те чувства, которые испытывает к нам Бог всей Вселенной. Когда же раньше я «изучал» Бо­га, пытаясь загнать Его в какие-то рамки и представить в виде свода правил и понятий, изложенных в алфавитном порядке, то утратил стремление к близкому общению, к которому более всего стремится Сам Бог. Люди, имевшие с Богом самые тесные взаимоотношения, — Авраам, Мои­сей, Давид, Исайя, Иеремия — общались с Ним на удивле­ние просто. Они говорили с Ним так, как будто Он сидел на стуле рядом с ними, так, как говорят с помощником, начальником, родителями или любимым человеком. Они относились к Нему как к человеку.

Поездка в Колорадо пролила свет на три вопроса о раз­очаровании в Боге. Они больше не представлялись мне сложнейшими проблемами, какие можно встретить в ма­тематике, компьютерном программировании или даже фи­лософии. Напротив, теперь они выглядели как проблемы взаимоотношений между людьми и их Богом, который стремится любить и быть любимым.

За эти две недели я практически не встречался с людьми. Большую часть времени проводил дома, находясь за стеной снега и читал. Возможно, ощущение одиноче­ства и изолированности от окружающего мира привело меня к выводу о том, что до определенного момента я всегда смотрел на жизнь лишь с одной точки зрения — с точки зрения человека. Дома у меня целые полки книг о том, что значит быть человеком. Одни из них полны юмора, другие — страданий, третьи — сарказма, четвер­тые — философских умозаключений. Но все выражают одну и ту же мысль — «Вот что значит быть человеком…» Люди, разочаровывающиеся в Боге, так или иначе смот­рят на вещи с точки зрения человека. Задавая вопросы: «Почему Бог несправедлив? Безмолвен? Скрытен?», мы тем самым спрашиваем: «Почему Бог несправедлив ко мне? Почему Он не говорит со мной и скрывается от меня?»

Я попытался отложить в сторону личные вопросы и ра­зочарования и понять Божий взгляд на происходящее. По­чему Он стремится в первую очередь к общению с нами, людьми? Чего Он пытается добиться от нас, и что мешает Ему это сделать? Я вновь открыл Библию, стараясь услы­шать Его голос. В Писании Он действительно говорит о Себе, и я понял, что часто не обращал на это внимания. Очень часто мои собственные чувства не давали мне воз­можности услышать о Его чувствах.

***

Вернувшись из Колорадо, я уже по-другому представ­лял себе образ Бога. За две недели чтения Библии я при­шел к выводу, что Бог совершенно не стремится к тому, чтобы Его делали предметом для изучения. Более всего Он хочет, чтобы Его любили. Эта мысль звучит на каждой странице Священного Писания. Возвратившись домой, я ощущал необходимость разобраться во взаимоотношениях между Богом, ищущим любви у людей, и этими самыми людьми. Чувства разочарования в Боге имеют своим нача­лом разрыв этих взаимоотношений. Таким образом, я по­нял, что нужно найти ответ на вопрос, о котором я ранее и не думал: «Что значит быть Богом?»

«Причина, по которой многие боятся и в глубине души не любят Бога, состоит в том, что люди представляют Его в виде бесчувственного механизма и не осознают, что у Него тоже есть сердце».

— Герман Мелвилль

Библейские ссылки: Исайя 42; Иеремия 19:9.

Часть вторая ШАГИ НАВСТРЕЧУ: ОТЕЦ

Глава 6

Рискованное предприятие

Чтобы понять, что значит быть Богом, нужно вернуть­ся к моменту сотворения мира. Очень часто 1-ю главу кни­ги Бытие мы читаем как предисловие, мысленно рисуя картины того, что описывается в третьей главе, либо раз­мышляя над тем, каким представляют процесс творения в наши дни. Но дело в том, что в 1-й главе Бытия не этот процесс описывается и там ничего не сказано о той траге­дии, которая произойдет позднее. В нем лишь дается свое­образный эскиз нашего мира — солнце и звезды, океаны и растения, рыбы и животные, мужчина и женщина плюс то, что говорит о каждом из Своих творений Сам Бог.

«И увидел Бог, что это хорошо», — эта фраза повторяет­ся, словно ритм барабана, пять раз. Когда же Бог закончил работу, «„.увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма». В других местах Библии момент творения описы­вается куда красноречивей. «…При общем ликовании ут­ренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радо­сти…» — с гордостью говорит Бог Иову. В Притчах настрой еще радостней: «…Тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицом Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими».

Божьи ощущения после сотворения мира… С тех пор каждый художник чувствует отголосок, приятное ощуще­ние внутри: ремесленник, глядя на плод своего труда, вос­клицает: «Очень хорошо!»; артист не может сдержать радостной улыбки, когда восторженно встает и аплодирует ау­дитория; даже ребенок радуется, когда два леденца на па­лочке случайно приклеятся друг к другу.

Антрополог и автор множества очерков Лорен Айсли рассказывает о дне, когда он почувствовал радость от ис­тинного творения. Будучи уже пожилым человеком, он как-то прогуливался по безлюдному пляжу. Кругом был густой туман, и Айсли решил укрыться от него внутри сто­явшего на берегу заброшенного катера, в котором быстро заснул. Когда же он открыл глаза, то увидел перед собой чудесную ушастую мордочку лисенка, который был еще так мал, что не научился бояться людей. И вот эти двое — знаменитый натуралист и лисенок — сидели в тени катера и смотрели друг на друга. Вдруг на мордочке у этого крош­ки лисенка появилось подобие улыбки. Зверек достал ку­риную косточку из своего тайничка и показал Лорену. Тот, долго не раздумывая, наклонился, взялся за кончик кос­точки, и началось веселье.

Лорен Айсли: «Много раз я слышал, что человеку не­возможно увидеть сразу всю Вселенную, как бы он ни ста­рался. Все, что нам суждено видеть — ее небольшая часть: отдаленные от нас на гигантские расстояния звезды. Но вот передо мной был этот лисенок и звал меня поиг­рать с ним. Казалось, в его милой мордочке отразилась и улыбнулась мне вся Вселенная. Здесь и речи не могло быть о людском высокомерии. На какое-то мгновение я смог подержать Вселенную в руке, просто сидя на кор­точках перед лисьим детенышем, дразня его куриной кос­точкой». Как он позже заметил, для него это было «очень серьезным и значимым событием в жизни, которое уже не повторится». Потому что именно в этот момент он нако­нец-то смог взглянуть на то, как Вселенная находит свое начало во всем. «Это на самом деле была детская, крохот­ная и радостная Вселенная».¹

Несмотря на то, что Вселенная пуста, что в ней много боли, все равно есть в ней что-то, дающее о себе знать от момента сотворения мира, описанного в Бытии, словно запах старых духов. Я тоже ощутил этот запах, когда впер­вые побывал в долине Йосемити. Я воочию увидел необы­чайной красоты водопады, омывающие белоснежные гра­нитные скалы. На небольшом полуострове в Онтарио, где останавливаются во время перелета 5 миллионов бабочек-данаид, я видел, как деревья были окрашены их крыльями в необычайный полупрозрачный оранжевый цвет. В дет­ском зоопарке в парке Линкольна в Чикаго с рождением каждого нового детеныша, будь то горилла, трубкозуб или бегемот, начинается новая, полная озорства и веселья жизнь.

Айсли прав: в сердце Вселенной спрятана улыбка. От самого момента сотворения мира до наших дней передает­ся радость. Эту радость чувствуют отец и мать, когда в пер­вый раз берут на руки ребенка, своего ребенка, и крепко прижимают его к себе. Именно эту радость испытывал Бог, когда созерцал Свое творение и говорил, что оно хо­рошо. В начале, в самом начале не было разочарований. Была только радость.

Адам и Ева

Первая глава книги Бытие не рассказывает нам всю ис­торию сотворения мира. Для того, чтобы узнать об этом больше, вы сами должны что-то создать своими руками.

Каждый, кто что-то создает, будь то ребенок, который лепит что-то из пластилина, или Микеланджело, осознает, что процесс творения не обходится без такого явления, как самоограничение. Если мы лепим слона из пластилина и прикрепляем спереди хобот, то мы не можем уже при­крепить его сзади или сбоку. Возьмем простой карандаш и начнем рисовать. Опять же мы ограничиваем себя черным и белым цветом и не можем нарисовать цветную картину.

Каким бы великим ни был художник, он не в силах из­бежать подобных ограничений. Микеланджело знал, что никакая масляная краска не сможет придать потолку в Сик­стинской капелле такую же объемность, как у созданных им скульптур. Когда он выбирал материал для работы — краску гипс, — он тем самым ограничивал себя.

Когда творил Бог, Он Сам по ходу творения изобретал среду, материализуя то, что возникало в Его воображении. Вместе с каждым свободным выбором появлялись и огра­ничения. Бог создал мир, где есть пространство и время, «материал» с определенными ограничениями: сначала происходит «А», потом «Б», а потом «В». Бог, видящий бу­дущее, прошлое и настоящее одновременно, выбрал схему, где все происходит последовательно, подобно художнику, выбирающему холст и палитру. Результатом Его выбора явилась система, в которой мы живем по сей день.

«И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую…» За одним этим предложением скрывают­ся тысячи различных решений: у рыбы должны быть жабры вместо легких, чешуя вместо меха, вместо лап — плавники, вместо сока — кровь. Делая каждый новый шаг, Бог-Творец принимал решения, сводя к минимуму альтернативы.

Бытие повествует нам об этих Божьих решениях снача­ла в общем, а затем, после небольшого отступления, рас­сказывает о них подробнее. На шестой день были сотворе­ны мужчина и женщина — живые существа, непохожие на всех остальных. Бог создал их по Своему образу, чтобы в них была видна Его природа. Они, подобно зеркалу, от­ражали Его облик.

Но у Адама и Евы была еще одна отличительная осо­бенность: из всех творений Божьих, только они были спо­собны противиться своему Создателю. Скульптура в этом случае могла плюнуть в лицо скульптора, герои пьесы мог­ли сами переписывать свои роли. Одним словом, им была дана свобода.

Один теолог сказал: «Человек — это риск, на который пошел Бог». Еще один теолог — Сорен Киркегаард — вы­разил это так: «Решением создать человека Бог Сам Себя лишил свободы». Практически все высказывания теологов относительно человеческой свободы содержат долю исти­ны и долю неправды. Как может суверенный Бог идти на риск или лишать Себя свободы? Тем не менее, сотворив мужчину и женщину, Бог тем самым, хотя это кажется со­вершенно невероятным, ограничил Самого Себя.

Вот как рассуждает о сотворении мира Вильям Ирвин Томсон:

«Представьте себе Бога на небесах, окруженного сон­мами ликующих ангелов, непрестанно поющих Ему хва­лу… «Если Я создам совершенный мир, Я знаю наперед каким он будет. Будучи совершенным, он станет подобен идеальному механизму и будет в точности следовать Моей воле». Поскольку воображение у Бога также совершенно, то Ему не было необходимости создавать такую Вселен­ную. Достаточно было просто вообразить ее, чтобы уви­деть, как там все будет происходить. Такая Вселенная не будет интересна ни человеку, ни Богу, поэтому можно предположить, что Бог рассуждал дальше: «А что, если Я создам Вселенную, свободную от всего, даже от Меня? Что, если Я стану невидимым, чтобы Мое всеобъемлющее присутствие не мешало творению жить собственной жиз­нью? Будет ли творение любить Меня? Любить, несмотря на то, что Я не запрограммировал в нем эту любовь. Может ли свобода породить эту любовь? Ангелы бесконеч­но любят Меня, но они постоянно Меня видят. Что, если Я, Творец, создам существа по Своему образу и подобию, существа, которые будут свободны? Но если Я создам Все­ленную свободной, то есть риск, что в нее войдет также и зло, потому что если есть свобода, то можно выбирать: подчиняться Моей воле или нет. Так-так… Но что, если Я все-таки буду продолжать вмешиваться в жизнь Вселен­ной? Что, если на самые малейшие проявления зла Я буду отвечать таким обилием добра, что оно затмит собой зло и не даст ему ни малейшего шанса отрицать существова­ние добра? Смогут ли существа, сотворенные свободными, любить Меня; смогут ли с Моей помощью превращать зло в добро, свободу в новизну? А что, если Я буду жить вме­сте с ними в этом ограниченном мире, полном зла и стра­даний? Да… В действительно свободном мире даже Я не смогу предсказать, что из этого выйдет. Стоит ли вообще так рисковать, исходя лишь только из любви?»²

 

Зачем Адам и Ева ослушались Бога? Они жили в насто­ящем райском саду, и если возникала какая-либо пробле­ма или нужда, они сразу обращались к Богу, как к лучше­му другу. Но ведь там росло одно запретное дерево, да еще с таким заманчивым названием — «дерево познания добра и зла». Бог, видимо, что-то от них скрывал. Что же за тай­на стояла за этим названием? Как иначе могли они узнать эту тайну, не попробовав плодов с дерева? И вот, Адам и Ева поступили весьма «оригинально» — съели плод с этого дерева, и с тех пор мир стал совсем другим.

В 3-й главе книги Бытие рассказано о том, что чувствовал Бог, когда Адам и Ева согрешили: печаль о нарушенных вза­имоотношениях, гнев за непослушание и глубокое душевное волнение, «…вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». Итак, несмотря на то, что сотворение мира кажется нам примером истинной свободы, оно уже включает в себя оп­ределенное ограничение. Адам и Ева вскоре тоже узнали, что непослушание, казавшееся им своего рода свободой, также несло в себе ограничение. Они сами отдалили себя от Бога, сделав этот выбор добровольно. Раньше они мог­ли гулять и разговаривать вместе с Богом, теперь же, услы­шав Его приближение, они стали прятаться между деревь­ями. Близость была нарушена внезапно возникшей пре­градой. Каждый, даже самый малый позыв разочарования в наших отношениях с Богом — отголосок этого первого акта противления Богу.

 

«Мы, возможно, не понимаем сути проблемы сосущество­вания безграничной воли и Всемогущества, если это можно назвать проблемой. Здесь постоянно возникает что-то вро­де «святого отречения».

- К. С. Льюис

Библейские ссылки: Иов 38; Притчи 8; Бытие 1-3.

Глава 7

Отец

После возвращения из Колорадо я еще много раз пере­читывал Бытие, пытаясь открыть для себя в этой книге на­чала начал цель, которую ставил перед Собой Бог, созда­вая этот мир. Ведь даже несмотря на грехопадение, изме­нившее всю последующую историю, Бог не отказался от Своего творения. В Бытии есть удивительные примеры непрерывного общения Бога с человечеством.

Если попытаться выразить «суть» книги Бытие одним предложением, то звучать оно будет примерно так: Бог учится быть нам Отцом. Печальный случай в Эдемском са­ду навсегда изменил мир, разрушив близкие отношения Бога с Адамом и Евой. Богу и людям нужно было снова привыкать друг к другу. Люди имели обычаи поступать вразрез с Божьими законами, а Бог за это наказывал неко­торых из них. Каково было тогда Богу? Каково быть отцом двухлетнего ребенка?

Неправильно будет предположить, что Бог не решался вмешиваться в события первых дней существования мира. Наоборот, Он, как заботливый отец, был близок к Своим детям. Более того, Его присутствие ощущалось везде. Ког­да Адам согрешил, Бог встретился с ним лицом к лицу и объяснил, что теперь все творение изменится в результа­те его поступка. Спустя всего лишь одно поколение на зе­мле появился еще один страшный грех — убийство. «Что ты сделал? — спрашивал Бог у Каина. — Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли». Бог вновь увидел престу­пление и Сам придумал наказание за него.

Обстановка на земле и, соответственно, поступки людей становились все хуже и хуже до тех пор, пока не настал кри­тический момент, который Библия описывает так: «…и рас­каялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем». За этими словами стоит все то горе и по­трясение, которое испытывал наш Бог-Отец.

Наверняка каждый родитель испытывал боль от подоб­ного потрясения, не так ли? Сын-подросток в порыве гнева убегает из дома. «Я тебя ненавижу!» — кричит он, специально подбирая такие слова, которые ранят сильнее всего, тем самым он будто вонзает нож в сердца родителей. Точно такое же отречение испытывал Бог, но исходило оно не от какого-то одного Его сына, а от всего человечества. В результате Бог разрушил все то, что сотворил. Вся радость первой главы Бытия исчезла в пучине вод потопа.

Но был человек веры по имени Ной, который «ходил пред Богом». После разочарования и раскаяния, описанных в 3-7 главах книги Бытие, Бог буквально вздохнул с облег­чением, когда Ной, выйдя из ковчега и ступив на землю, Прославляет Бога за спасение. Наконец-то есть кто-то, с кого можно начинать новый род людей, (Много лет спустя, Бог, обращаясь к пророку Иезекиилю, упоминает Ноя как одного из трех самых праведных Своих последователей.) Очистив планету от всего скверного, Бог заключил завет, или договор, который относился не только к Ною, но и ко всему живому. В нем было дано только одно обещание: Бог никогда больше не будет разрушать Свое творение.

Завет, заключенный с Ноем, можно рассматривать как самые минимальные взаимоотношения: одна сторона обе­щает не уничтожать другую. Но даже этим обещанием Бог ограничивает Себя. Будучи противником всякого зла во Вселенной, Он поклялся терпеть жестокость на плане­те, или, другими словами, воздействовать на зло иными, нежели уничтожение, методами. Он заставил Себя стать терпеливым отцом того, убежавшего из дома подростка (отцом, которого так выразительно описал Иисус в притче о блудном сыне). Спустя некоторое время, в Вавилоне происходит еще одно восстание людей против Бога. Но, верный Своим обещаниям, Он не разрушает землю.

На начальном этапе существования мира Бог действо­вал прямо и открыто — никому и в голову не могло прий­ти, что Он молчит или скрывается. Однако открытое вме­шательство Бога проявлялось лишь во время наказания за неповиновение людей. Бог всегда стремился к серьезно­му общению со свободными людьми, но то и дело Ему приходилось сталкиваться лишь с грубыми нарушениями. Разве можно общаться с людьми, как со взрослыми, если они ведут себя, как дети?

План

Двенадцатая глава книги Бытие повествует о серьезных переменах. Впервые со времен Адама Бог приходит в мир не с целью наказать, а с целью ввести новый план разви­тия человечества.

У Бога не было тайн относительно этого плана. Он все объяснил Аврааму открыто: «Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и бу­дешь ты в благословение». Частично этот план также описан в 13-й, 15-й, 16-й и 17-й главах Бытия, а также во многих других местах Ветхого Завета. Вместо того чтобы пытаться сразу возродить всю землю, Бог начал с создания первых поселений избранного Им народа. Вдохновленный Божьими обещаниями, Авраам покинул свою землю и отправился за сотни миль от дома в землю Ханаанскую.

Несмотря на чувство боязни и ответственности быть отцом целой нации, Авраам являет собой пример чело­века, серьезно разочарованного в Боге. Бог являл ему чудеса. Авраам принимал ангелов у себя дома, ему явля­лись видения из огня и дыма. Но, несмотря на все это, не давала покоя одна проблема: после данного Богом обещания, после сошедшего на Авраама великого откровения, наступила тишина ~ долгие годы полного молчания.

«Иди в землю, которую Я укажу тебе», — сказал Бог Ав­рааму. Но, придя в Ханаан, Авраам обнаружил, что земля там полностью высохла и народ умирает от голода. Чтобы выжить, он бежит в Египет.

«Потомков у тебя будет столько, сколько звезд на небе», — сказал Бог. Такое обещание не могло не осчастливить Авраама. Хотя ему было семьдесят пять лет, он все еще ле­леял надежду услышать в своем шатре радостный детский шум. В восемьдесят пять лет он уже думал о том, чтобы по­пробовать заиметь детей от своей служанки. В девяносто девять Божье обещание казалось ему полным безумием; Богу пришлось Самому явиться Аврааму, чтобы подтвер­дить Свое обещание, на что Авраам просто рассмеялся. Отец в девяносто девять лет? Сарра в платье беременной девяносто лет? Оба они смеялись при одной только мысли об этом.

Это был смех, полный иронии и боли. Бог обнадежил страдавшую бесплодием семью мечтой о детях, а потом просто сидел, сложа руки, и наблюдал за тем, как они чахнут. Что это была за игра? Чего Он хотел добиться этим?

А добиться Бог хотел веры, как сказано в Библии. Этот урок Авраам наконец-то усвоил. Он научился ве­рить тогда, когда уже не осталось никакой надежды. И хо­тя Авраам и не дожил до тех времен, когда иудеи, подобно звездам на небе, наполнили землю, он все же увидел, как Сарра родила ему единственного сына, который навсегда остался напоминанием об абсурдной вере, потому что его имя, Исаак, означало «смех».

***

Затем история повторяется: Исаак женится на бесплод­ной женщине, его сын Иаков делает то же самое. Сарра, Ревекка и Рахиль — все они провели самое благоприятное для вынашивания детей время своей жизни в отчаянии. В их жизни тоже некогда было откровение от Бога, за ко­торым последовали мрачные годы, пройти через которые им помогла лишь вера.

Поклонник азартных игр здесь скажет, что Бог подтасо­вывал карты. Циник скажет, что Бог просто издевался над теми, кого должен любить. Библия объясняет, что они прошли через все эти трудности «посредством веры». Почему-то именно эту самую «веру» Бог ценит больше всего, а позднее становится ясно, что вера — лучший спо­соб выражения любви к Богу.

Иосиф

Если прочитать книгу Бытие не отрываясь от начала до конца, то нельзя не заметить, как меняется отношение Бога к людям. Сначала Он находится в непосредственной близости, гуляя вместе с ними в саду, наказывая каждый их грех особым образом, близко общаясь с ними, постоян­но вмешиваясь в их жизнь. Даже в дни Авраама Бог посы­лает ангелов с неба по его просьбам. Ко временам Иакова эти послания обретают уже другую форму: таинственный сон про лестницу до неба, борьба с Незнакомцем ночью А к концу книги Бытие Иосиф получает наставления со­вершенно невероятным образом.

Когда речь в Бытии заходит об Иосифе, события не­сколько замедляются, а Бог показан как бы за сценой. Бог говорит к Иосифу не напрямую, а, например, посредством снов деспотичного египетского фараона, правившего в то время.

У кого, как ни у Иосифа были самые веские причины для разочарования в Боге. Все добро, которое искренне творил Иосиф, в конечном итоге приносило ему одни неприятности. Он рассказал сон своим братьям, а они бросили его в ров. Когда жена его хозяина хотела зав­лечь его в постель, он отказался и в результате попал в египетскую темницу. Там, в темнице, он истолковал сон другому заключенному, но тот потом и не вспом­нил об Иосифе. Интересно, будучи в заточении в еги­петской тюрьме, задавался ли Иосиф теми же вопроса­ми, что задал мне Ричард: Бог несправедлив? Безмол­вен? Скрытен?

Но давайте на минуту перейдем к Богу как к Отцу. Мо­жет, Он сознательно отошел от Иосифа для того, чтобы его вера еще более окрепла? Возможно, именно поэтому в книге Бытие Иосифу отводится места больше, чем кому-либо другому? Пройдя через все испытания, Иосиф нау­чился полагаться на Бога. Но полагаться не на то, что Бог предотвратит все трудности, а на то, что не оставит и спа­сет. Сквозь слезы Иосиф обращался к своим жестоким братьям: «Вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро…»

«Главной мыслью большей части Ветхого Завета являет­ся мысль о том, что Бог одинок».

- Д.К. Честертон

Библейские ссылки: Бытие 1-11; Евреям 5; Иезекииль 14; Бытие 12-21, 25, 30; Евреям 11; Бытие 37, 39-41, 45.

Глава 8

Яркие лучи солнца

В конце книги Бытие мы видим вполне сформировав­шуюся семью, довольно немногочисленную по библей­ским масштабам, которая поселяется в тихом и мирном Египте. Следующая книга, Исход, начинается с повество­вания о том, что происходило в то время, когда многочис­ленный израильский народ уже находился в рабстве у же­стокого фараона. Нигде в Библии вы не найдете описания того, что происходило на протяжении этих четырехсот лет.

Мне довелось слышать много проповедей о жизни Ио­сифа, еще больше — о Моисее и чудесах Исхода. Однако я ни разу не слышал проповеди о том, что происходило в эти четыреста лет между событиями, описанными в книгах Бытие и Исход. (Возможно, такое перепрыгивание от од­них ярких библейских событий к другим, не уделяя како­го-либо внимания промежуточным временам, тоже может привести к разочарованию.) Мы спешим узнать, как Изра­иль избавился от рабства… Но только подумайте: на про­тяжении периода, в два раза большего, чем вся история США, Бог молчал. Вполне естественно, что, будучи в раб­стве у египтян, евреи глубоко разочаровались в Боге.

Вы — еврей, потомок Авраама. С детства вас учили то­му, что Бог дал этому великому человеку множество чудес­ных обещаний. Бог лично пообещал сначала Аврааму, а потом Исааку и Иакову: «Настанет день, и вы станете ве­ликим народом и будете жить в мире друг с другом на сво­ей земле». Вы запомнили эти обещания с самых пеленок. Но теперь они больше походят на сказки. Какая тут неза­висимость? Изо дня в день вы и все ваши соседи до изне­можения работаете на самую могущественную империю в мире, терпя оскорбления и боль от ударов кнутов египет­ских надсмотрщиков. Ваш новорожденный младший брат убит солдатами по приказу фараона. Обетованная земля где-то далеко на востоке, а на пути к ней еще десяток империй.

***

Четыреста лет молчания, затем появляется Моисей и тут происходит такое, чего не мог вообразить ни один скептик. Сначала Бог является Моисею в виде горящего куста и лично представляется ему. Он говорит с ним открыто: «Мой народ претерпел достаточно страданий Теперь вы увидите, на что Я способен». Затем Он явил миру невероятное проявление Своей силы. Такого мир еще не видел. Десять раз Он наказывал египтян так явно и с таким размахом, что ни у кого в Египте не оста­лось сомнений в существовании Бога иудеев. Миллиар­ды жаб, мошки, песьи мухи, град, саранча — все это было бесспорным доказательством существования Бога-Творца.

Следующие сорок лет скитаний по пустыне Бог вел Свой народ так, как отец несет сына на руках. Он давал им пищу, одежду, указывал им путь, уничтожал их врагов.

***

Бог несправедлив? Молчалив? Скрытен? Эти вопросы наверняка возникали у евреев до тех пор, пока не пришел Моисей и Бог не проявил Себя. Он наказывал зло и возна­граждал добро. Он говорил так, что Его было слышно. И, наконец, Он являлся людям Сам. Сначала Моисею в горящем кусте, а затем и всем израильтянам в виде стол­па дыма и огня.

Ответное поведение израильтян ярко иллюстрирует нам, что всякая власть ограничена в своем действии. Власть может все, кроме самого главного — она не может заставить любить. Десять казней египетских в Исходе по­казывают, что Бог могущественнее фараона. Однако в книге Чисел мы видим, что народ десять раз ослушался Бога, тем самым доказав невозможность властью воспи­тать у людей то, чего так хочет Бог — любви и верности. Ничто, даже самые яркие проявления Божьего всемогуще­ства, не в силах заставить людей верить и следовать за Богом.

Для доказательства этого утверждения нет необходимо­сти вспоминать древние времена. И по сей день мы видим, на что способна власть на самом деле. Из рассказов тех, кто добывал в концентрационных лагерях, мы знаем, что у надзирателей была практически безграничная власть над заключенными. Применяя силу, они могли заставить человека отречься от Бога, проклясть семью, работать без зарплаты, есть человеческие испражнения, убить и затем похоро­нить самого близкого друга или даже собственную мать. Все это было в их власти. Не было лишь одного — никакой силой они не могли заставить человека любить их.

Итак, тот факт, что любовь не подчиняется никакой власти, поможет нам объяснить, почему Бог иногда как будто бы стесняется применять силу. Он создал нас, чтобы мы любили Его. Однако самые великие Его чудеса — то, что в глубине души желает увидеть каждый из нас, — к со­жалению, не способны воспитать в нас любовь. Дуглас Джон Холл сказал однажды: «Проблема у Бога не в том, что Он не может что-то сделать, а в том, что Он любит нас. Любовь осложняет жизнь Бога точно так же, как она ос­ложняет ее нам».

Когда же любовью пренебрегают, даже Господь Вселен­ной чувствует Себя отчасти беспомощным, как родитель, потерявший самое ценное, что у него было. В Библии по­мещен своеобразный дневник Бога, в котором Он записал, с какой любовью Он относился к израильтянам:

«При рождении твоем — в день, когда ты родилась, — пупа твоего не отрезали, и водою ты не была омыта для очищения, и солью не была осолена, и пеленами не пови­та. Ни чей глаз не сжалился над тобою, чтоб из милости к тебе сделать тебе что-нибудь из этого; но ты выброшена была на поле, по презрению к жизни твоей, в день рожде­ния твоего.

И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих, и сказал тебе: в кровях твоих жи­ви! Так, Я сказал тебе: в кровях твоих живи! Умножил те­бя как полевые растения; ты выросла и стала большая, и достигла превосходной красоты: поднялись груди, и во­лоса у тебя выросли; но ты была нага и непокрыта. И про­ходил Я мимо тебя, и увидел тебя, и вот, это было время твое, время любви; и простер Я воскрилия [риз] Моих на тебя и покрыл наготу твою, и поклялся тебе и вступил в союз с тобою, говорит Господь Бог, — и ты стала Моею Омыл Я тебя водою и смыл с тебя кровь твою и помазал тебя елеем. И надел на тебя узорчатое платье, и обул тебя в сафьянные сандалии, и опоясал тебя виссоном, и покрыл тебя шелковым покрывалом. И нарядил тебя в наряды и положил на руки твои запястья и на шею твою — ожере­лье. И дал тебе кольцо на твой нос и серьги — к ушам тво­им и на голову твою — прекрасный венец».

И все же, всеведущий Бог в точности знал о трагиче­ском будущем израильтян: «Я знаю мысли их, которые они имеют ныне, прежде нежели Я ввел их в землю, о которой Я клялся». Когда Его народ собрался на берегу реки Иор­дан, Бог явно показал, что значит быть Богом, Он не стал являть Себя всему стану, а вместо этого говорил с Моисе­ем в скинии собрания и рассказал обо всем ему лично.

Более всего Бог хотел, чтобы Его завет с людьми был сохранен: «О, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться Меня и соблюдать все заповеди Мои во все дни, дабы хорошо было им и сынам их вовек!» Но множество восстаний народа в пустыне омрачили всю картину. Бог предсказал это непослушание и Свою реакцию на эти события: «.„и Я сокрою лице Мое (от него] в тот день». Бог говорил эти слова с чувством грусти и смирения, слов­но отец подростка-наркомана, понимающий собственное бессилие изменить пагубную привычку своего сына; слов­но муж женщины-алкоголички, каждый день слышащий от жены слезные клятвы о том, что завтра все будет по-другому, — клятвы, которым он уже потерял счет.

И тогда Бог дает Моисею довольно странное поруче­ние: «Итак напишите себе [слова] песни сей, — сказал Он, — и научи ей сынов Израилевых, и вложи ее в уста их, что­бы песнь сия была Мне свидетельством на сынов Израилевых». В этой песне Господь через музыку выразил Свое состояние: страдания влюбленного человека, оставленного всеми. Таким образом, на заре своей нации израильтяне, еще не придя в себя после перехода через реку Иордан, уже спели своего рода национальный гимн — самый не­обычный гимн из всех, которые когда-либо исполнялись о словах этого гимна практически не было слов надежды, была одна лишь обреченность.

Вначале народ пел о тех временах, когда Бог нашел его пустыне и хранил его, как зеницу ока. Дальше пели о том, как народ предаст Его, забудет о Боге, давшем всем лм жизнь. Пели о будущих проклятиях, которые их пора­зят, о голоде, чуме и напоенных кровью стрелах. Вот под такую музыку израильтяне входили в обетованную землю.

***

Словно взявшая след ищейка, я то и дело возвращаюсь к странствованиям в пустыне, пытаясь отыскать ответ. Светившаяся от Божьего присутствия скиния, пища, поя­влявшаяся чудесным образом каждое утро, и толпа недо­вольных израильтян, скитающихся по пескам… Тайна ра­зочарования в Боге скрывается где-то здесь — между свет­лым Божьим обещанием и сорока годами неоправданных надежд. Что же произошло?

Очень часто я хотел, чтобы Бог действовал напрямую и открыто. Вот если бы Он только показал Себя! Однако печальная история с израильским народом наводит меня на мысль о том, что у такого открытого воздействия есть ряд «недостатков». Первой проблемой, с которой столк­нулись люди, была недостаточная личная свобода. Жизнь с Богом означала, что все — будь то половые от­ношения, менструальные циклы, состав ткани в одежде или рацион питания — должно быть в строгом соответст­вии с Его законом. Право быть «избранным народом» не давалось даром. Бог счел невозможным жить посреди грешных людей; израильтяне, в свою очередь, тоже при­шли к выводу, что им невозможно жить рядом со святым Богом.

Заметьте, более всего израильтяне негодовали из-за ме­лочей, например, постоянные жалобы по поводу пищи. Сорок лет они, всего лишь за небольшим исключением, ели каждый день одно и то же: манну (это слово буквально означает «Что это?»), которая каждое утро появлялась на земле в виде росы. Может показаться, что однообразная диета — ничто по сравнению с рабством, но только послу­шайте их ропот: «Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок, а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших».

Вдобавок к этим мирским проблемам, появилась одна намного более серьезная. Чем ближе Бог становился к Своему народу, тем дальше, как это ни парадоксально они отдалялись от Него. Израильтяне видели явные при­знаки Божьего присутствия в Святом Святых, но никто не решался войти туда. Хотите знать, какого «личного обще­ния с Богом» желали израильтяне? Тогда послушайте их слова: «…вот, мы умираем, погибаем, все погибаем! Всякий, приближающийся к скинии Господней, умирает: не придется ли всем нам умереть?» Или вот еще: «…да не услышу впредь гласа Господа Бога моего и огня сего вели­кого да не увижу более, дабы мне не умереть».

***

Однажды, великий ученый Исаак Ньютон ради экспе­римента несколько минут смотрел на отражаемое в зерка­ле солнце. От яркого света он получил ожог сетчатки и на время ослеп. Даже проведя в темном помещении три дня, он продолжал видеть перед глазами яркое пятно. «Я всяче­ски старался не думать о солнце, — писал он позднее, -но стоило мне только подумать о нем, как я сразу же видел его, хотя находился в темноте». Если бы тогда Ньютон вовремя не перестал смотреть на яркий солнечный свет, он мог бы совсем лишиться зрения. Химические рецепто­ры в сетчатке глаза не приспособлены к длительному воз­действию прямых солнечных лучей.

В этом эксперименте Ньютона есть для нас мораль, и она поможет мне описать то, чему научились израильтя­не за время скитаний по пустыне. Они захотели жить вме­сте с Богом всей Вселенной, но, в конечном итоге, из ты­сяч людей, бежавших из Египта, только двоим удалось пе­режить Божье присутствие. Если у вас болят глаза от света горящей свечи, как можно смотреть на солнце?

«Кто из нас может жить при огне пожирающем?» — спрашивает нас пророк Исайя. Возможно, вместо того, чтобы разочаровываться, нам стоит благодарить Бога за то, что мы Его не видим. Ветхий Завет заметно преображается, когда появляется имя Давид. «Но, как бы от сна, воспрянул Господь, как бы исполин, побежденный вином», — написано об этих днях в Псалме 77. Наконец Бог нашел Себе человека по сердцу Человека, с помощью которого можно было возродить на­цию. Полный энергии, царь Давид любил Бога всем серд­цем, всем разумением и всей душой. С установлением цар­ствования Давида мечты об обновлении завета с Богом за­сияли с новой силой.

Когда же трон Давида занял Соломон, Бог убрал все ог­раничения. У Соломона было все, о чем дети только мечта­ют. Бог предложил ему попросить что угодно — долгую жизнь, богатство, славу. Но когда Соломон выбрал муд­рость, Бог вдобавок вознаградил его богатством, почетом и миром. Соломон царствовал в золотой век — время спокой­ствия в длинной и тревожной истории иудейского народа.

Соломон

Еще несовершеннолетним юношей он занял трон Из­раиля и вскоре стал богатейшим человеком своего време­ни. Библия говорит нам, что в Иерусалиме серебро было таким же обыденным, как камни. Целый флот торговых кораблей привозил разного рода экзотику для личной кол­лекции царя: горилл и бабуинов из Африки, а также тон­ны золота и слоновой кости. Соломон также обладал лите­ратурным даром: им написано 1005 песен и 3000 притч.

Правители из разных стран съезжались к Соломону, чтобы проверить его мудрость и воочию увидеть построен­ный им красивейший город. Одна из таких правителей, ца­рица Савская, сказала ему:

«Верно то, что я слышала в земле своей о делах твоих и о мудрости твоей; но я не верила словам, доколе не при­шла, и не увидели глаза мои: и вот, мне и в половину не сказано; мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала. Блаженны люди твои и блаженны сии слу­ги твои, которые всегда предстоят пред тобою и слышат мудрость твою! Да будет благословен Господь Бог твой, ко­торый благоволил посадить тебя на престол Израилев!»

Весьма впечатляющи слова царицы, которая на прощание подарила Соломону четыре с половиной тонны чистого золота.

Что же чувствовал Бог все это безмятежное время? Если верить Библии, то — облегчение, удовлетворение и восхищение. Канули в Лету израильтяне-ворчуны, Соломон же прилагал все усилия, чтобы Бог чувствовал Себя любимым. Несметные богатства своего царства он потратил на строительство гигантского храма, который строили 200 тысяч рабочих, и который стал одним из чу­дес света. Издалека этот храм сиял, как гора, покрытая снегом.

Ветхозаветная история достигает своего апогея в день, когда Соломон провозглашает этот храм храмом Божьим. Представьте себе сцену из фильма, где происходит самая потрясающая встреча людей с внеземными существами. В Иерусалиме произошло нечто подобное, за исключени­ем того, что это не было иллюзией, созданной с помощью спецэффектов. Тысячи людей наблюдали за всеобщей церемонией. Когда храм наполнился славой Господней, даже священники не смогли устоять на ногах.

Бог превратил храм Соломона в центр Своей деятель­ности на земле, а толпы народа приняли решение остаться праздновать еще две недели. Встав на колени на бронзовой площадке, Соломон молился вслух: «…я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки». Но внезапно он пришел в изумление: «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил».

Позднее Бог отвечает: «Я услышал молитву твою и про­шение твое, о чем ты просил Меня. Я освятил сей храм… и будут очи Мои и сердце Мое там во все дни». Получи­лось! Наконец-то Божьи обещания Аврааму и Моисею сбылись. Теперь у израильтян была земля, надежные гра­ницы и сияющий символ Божьего присутствия. Никто из присутствовавших на дне освящения храма не сомневался в существовании Бога. Все видели огонь и облако Его при­сутствия. И произошло это не в великой и страшной пус­тыне, полной змей и скорпионов, а в стране, богатой сере­бром и золотом.

***

При таком благоприятном стечении обстоятельств сна­чала казалось, что Соломон с удовольствием последует за Богом. Его молитва посвящения храма в 8-й главе 3-й Книги царств — одна из самых проникновенных. Однако к концу своего царствования Соломон расточил практиче­ски все, чем одарил его Бог. Великий поэт, некогда воспе­вавший романтическую любовь, побил все рекорды по беспорядочным связям: семьсот жен и триста наложниц! Мудрец, сочинивший так много притч, перечеркнул их с непревзойденным легкомыслием. И чтобы угодить своим иноземным женам, некогда благочестивый и богобоязнен­ный человек, построивший Божий храм, совершает пос­ледний, самый ужасный поступок — в святом Божьем го­роде вводит идолопоклонство.

Всего за одно поколение Соломон превратил Израиль из едва живого государства, во всем полагающегося на Бо­га, в могущественную самодостаточную державу. Но вме­сте с этим, он потерял из виду то, к чему изначально при­зывал их Господь. К моменту смерти Соломона сложилась весьма ироничная картина — Израиль напоминал Египет, из которого они когда-то бежали: империя, где царствова­ла бюрократия, рабский труд и религия, которую диктова­ла правящая власть. Стремление к успеху в этом мире за­тмило собой стремление к Царству Божьему. Яркий образ завета с Богом просуществовал совсем недолго, стал туск­неть, и Бог отошел от них. После смерти Соломона Изра­иль разделился на две части и постепенно был разрушен.

Лучшей эпитафией для Соломона будут слова, сказан­ные Оскаром Уайльдом: «В этом мире есть лишь две тра­гедии. Первая из них — не иметь желаемого, а вторая — по­лучить его». У Соломона было все, что он желал, особенно — власть и положение. Постепенно он стал все меньше по­лагаться на Бога и все больше на то, что имел: самый боль­шой гарем в мире, дом, размером в два храма, армию, ос­нащенную колесницами, сильную экономику. Успех уда­лил всякое разочарование Соломона в Боге, но вместе с этим он удалил и всякое желание быть с Богом. Чем больше удовольствия он получал от даров этого мира, тем меньше думал о Том, Кто ему их дал!

***

В пустыне Бог присутствовал в виде огненного или об­лачного столпа настолько близко, что зачастую Его сила «вырывалась наружу» и была разрушительной. В дни Со­ломона Бог ограничил Свою силу, дав царю власть пред­ставлять Его интересы людям. Израильтяне же, некогда боявшиеся Бога в пустыне, теперь, когда Его присутствие было в храме явным, стали воспринимать Бога как нечто само собой разумеющееся. Он стал просто частью царско­го дворца.

Видя эту перемену в народе, Бог незаметно перевел внимание на других людей. Это можно легко обнаружить, просмотрев Ветхий Завет, где дано подробнейшее описа­ние царствования первых трех израильских царей — Саула, Давида и Соломона. После Соломона же истории о царях кратки и весьма расплывчаты. Бог всерьез взялся за проро­ков.

Библейские ссылки: Второзаконие 8; 2 Царств 7; 3 Царств 8-10;

Глава 10

Огонь и слово

«Трагический несчастный случай, происшедший

недавно, был воспринят многими верующими как

Божье наказание. Две недели назад 59-летний

каноник Дэвид Дженкинс, публично заявлявший,

что рождение от Девы и воскресение Господа

не следует понимать буквально, был официально

рукоположен в должность епископа Даремского

в Иорк-Минстере, несмотря на крики протеста

прихожан. Менее трех дней спустя, ночью,

от внезапного удара молнии загорелся южный

трансепт деревянной крыши собора XIII века,

где жил служитель. К половине третьего ночи

средневековый шедевр архитектуры, крупнейший

готический собор в северной Европе, был охвачен

пламенем. …Противники Дженкинса сразу же

заявили, что их опасения подтвердились.

…Священник, отстраненный от служения

за выкрики протеста во время церемонии

рукоположения нового епископа, высказал

предположение, что этот пожар вызвало «Божье

вмешательство». Другие… цитировали пророка

Илию, вызвавшего огонь с небес, который на глазах

у пророков Вааловых поглотил построенный

им жертвенник».

Журнал «Тайм»,

23 июля 1984 г.

Случай с ударом молнии в Йорк-Минстере, конечно же, весьма необычен. Итак, огонь с небес обрушивается на известную церковь. А как же быть со всеми унитарными церквями, которые в пух и прах разносят все традицион­ные христианские доктрины, не говоря уже о мусульман­ских мечетях и индусских храмах? Почему именно Дэвид Дженкинс вызвал на себя столько Божьего гнева, когда та­кой ярый богохульник, как Бертран Рассел, безнаказанно прожил до глубокой старости? Если бы Бог ударом молнии наказывал любое неверное учение, то по ночам наша пла­нета походила бы на новогоднюю елку с гирляндами.

И все же, огонь действительно сошел с небес почти тридцать веков тому назад, и с тех пор священнослужите­ли то и дело вспоминают в своих проповедях о событиях на горе Кармил. В этой истории есть нечто мифическое, напоминающее романы Толкина: словно Фродо, отпра­вившийся с миссией на Мордор, Илия пересекает Израиль и поднимается на огромную гору, чтобы одним махом по­бедить 850 лжепророков.

Илия был, наверное, самым необразованным, «неоте­санным» из всех израильских пророков, однако народ смотрел на происходящее, как заколдованный. Сначала он вылил на жертвенник двенадцать ведер воды — самого ценного, что было на тот момент после трех лет засухи. И вот, когда казалось, Илия совершает эту нелепую шутку, произошло невероятное. Огненный шар, словно ме­теорит, упал на жертвенник с ясного неба. Жар от огня был таким сильным, что расплавил камни и почву, а вода во рву испарилась в одно мгновение. Народ же в страхе упал на землю. «Господь есть Бог, Господь есть Бог!» — _: кричали люди.

Невероятным действием Бог поразил силы зла. Неуди­вительно, что этому событию уделено так много внима­ния, как неудивительно и то, что во времена Иисуса люди принимали Его за перевоплотившегося пророка Илию. И по сей день, когда молния ударяет в какой-нибудь со­бор, люди то и дело вспоминают гору Кармил.

Тем не менее, когда я, сидя в своем домике в Колора­до, не отрываясь читал Библию, я увидел историю Илии в ином свете. Он и его последователь Елисей не были ти­пичными ветхозаветными пророками, но, скорее, являли собой некие исключения из правил: мало кому из проро­ков удалось хотя бы отчасти повторить чудеса, которые творили эти двое. Если мы стремимся к обладанию такой же силой, наши стремления напрасны. Знамения и чуде­са, явленные Илией, были ничем иным, как просто не­большим всплеском в истории, не оказавшим какого-ли­бо серьезного воздействия на израильтян. Они не приве­ли ко всеобщему возрождению нации, а вызвали лишь недолгие религиозные волнения, за которыми вновь пос­ледовал спад и отказ людей следовать за Богом. Даже царь Ахав, бывший свидетелем происшедшего на горе Кармил, запомнился израильтянам как самый жестокий правитель.

Удар шаровой молнии на горе Кармил, по всей видимо­сти, не произвел должного воздействия и на самого Илию. Опасаясь за свою жизнь, он в течение сорока дней убегал от царицы Иезавели, злобной и мстительной жены Ахава. Когда же Бог вновь встретился с Илией, Он явился уже не в огне, не в бушующем урагане или землетрясении, а в лег­ком шепоте, в едва слышном, как сама тишина, голосе, предварив этим грандиозные перемены.

Пророки

Следовать за пророком Илией было нелегко. Вскоре по­сле грандиозного зрелища на горе Кармил, другой пророк, Михей, встал перед тем же царем Ахавом при тех же обсто­ятельствах. Подобно Илии, он стоял перед четырьмястами лжепророков, провозглашая обличительное послание от Бога. Но вместо огненного шара с небес Михей получил пощечину и был посажен в тюрьму на голодный паек.

После Илии и Елисея Бог, похоже, стал управлять ми­ром сверхъестественным образом, перейдя от светопреста­влений к словам. Большая часть пророков, таких, как Иса­йя, Осия, Аввакум, Иеремия, Иезекииль не являли народу Божьего всемогущества, приводя массы в изумление; они имели только силу слова. Когда же Бог стал все дальше и дальше отдаляться от людей, эти пророки сами стали за­давать Богу вопросы, полные страданий и боли. Они доно­сили до Бога вопль народа, оставленного Им.

Я всегда неверно представлял себе пророков, когда, иногда усилием воли, заставлял себя их читать. Они поче­му-то представлялись мне этакими старичками, грозящи­ми пальцем, призывающими, подобно Илии, Божий суд на язычников. И вдруг, к своему удивлению открыл, что эти древние пророческие книги звучат гораздо «современ­нее», нежели любые другие книги Библии. В них раскрыта проблема, которая, как туча, нависла над нашим веком -молчание Бога, кажущееся превосходство зла, непрекра­щающиеся страдания в мире. Вопросы, тревожившие про­роков, являются основными и в этой книге: несправедли­вость Бога, Его молчание и скрытность.

С невероятной неистовостью израильские пророки в словах выражали разочарование в Боге. «Почему процве­тают безбожники? — спрашивали они. — Почему в мире так много бедности и порока? Почему так мало чудес. Где же Ты, Бог? Для чего совсем забываешь нас, оставля­ешь нас на долгое время? Покажи Себя; нарушь тишину. Ради Бога, в полном смысле этого слова, СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!»

Вот учтивый голос Исайи — аристократа и советника при дворе, манеры которого во многом позаимствованы у Илии, подобно тому, как Уинстон Черчилль многому на­учился у Ганди. «Истинно Ты Бог сокровенный, — говорит Исаия, — о, если бы Ты расторг небеса и сошел! Горы рас­таяли бы от лица Твоего».

Иеремия открыто выступал против тех испытаний, ко­торые выпадали на голову истинных пророков. В его дни пророков сажали в тюрьмы и бросали в колодцы, даже рас­пиливали пополам. Иеремия изображал Бога слабым: «Ты — как человек изумленный, как сильный, не имею­щий силы спасти…» Даже сам Вольтер не смог бы напи­сать лучше: как может всесильный и любящий Бог допус­тить такую несообразность в мире?

Аввакум умоляет Бога объяснить, почему «суда пра­вильного нет»:

«Доколе, Господи, я буду взывать,

и Ты не слышишь, буду

вопиять к Тебе о насилии,

и Ты не спасаешь?

Для чего даешь мне видеть злодейство

и смотреть на бедствия?»

Как и все израильтяне, пророки воспитывались на рас­сказах о победах своего народа. Еще детьми они узнали, как Бог освободил Свой народ от рабства, сошел к ним с небес и жил посреди них, вел в обетованную землю. Но вот теперь они, заглядывая в будущее, видели проиг­ранные сражения. В полную противоположность событи­ям, происходившим в дни Соломона, пророк Иезекииль видел, как Божья слава поднимается, витает некоторое время над храмом, а затем вовсе исчезает.

То, что Иезекииль наблюдал в своем видении, пророк Иеремия увидел воочию. Вавилонские солдаты вошли в храм — язычники вошли в Святое Святых! — разграбили его и сожгли дотла. (В некоторых исторических докумен­тах описывается, как, войдя в храм, солдаты размахивали копьями, пытаясь отыскать невидимого Бога иудеев.) Иеремия бродил по улицам Иерусалима в сильном шоке, словно чудом спасшийся от атомного взрыва житель Хиро­симы, который ходит среди руин. Царь Израиля закован в кандалы и ослеплен, государственные чиновники убиты. Находясь в блокаде, иерусалимские женщины ели собст­венных детей.

Каково было быть пророком в те годы? Иеремия отве­чает нам:

 

«О сокрушении дщери народа моего я сокрушаюсь,

 хожу мрачен, ужас объял меня…

О, кто даст голове моей воду и

глазам моим — источник слез!

я плакал бы день и ночь

о пораженных дщери народа моего…

Сердце мое во мне раздирается,

все кости мои сотрясаются; я — как

пьяный, как человек, которого одолело вино».

Но самое поразительное у пророков — не их «современ­ность» во взглядах или неистовство от разочарования. Причина, по которой эти семнадцать книг стоит рассмот­реть поближе, заключается в том, что в них также дан Божий ответ на все задаваемые пророками вопросы.

Библейские ссылки: 3 Царств 17-19, 22; Плач Иеремии 5; Исайя 45, 64; Иеремия 14; Аввакум 1; Иеремия 8-9, 23.

Глава 11

Влюбленный, которого предали

Бог возражал, защищая Свой план управления миром. Он был в ярости, смятении и горе, И вот что Он сказал: «Я вовсе не молчал, Я говорил через Своих пророков».

Нам свойственно подразделять Божьи откровения по уровню их драматизма. На вершине у нас находится лич­ное явление Бога, чуть ниже — Его сверхъестественные чу­деса, а в самом низу — слова, сказанные через пророков. Шаровая молния на горе Кармил нам кажется куда более убедительной, чем любая из слезных проповедей Иеремии. Но Бог не приемлет таких подразделений. В ироничной форме Он указал на самих пророков — на тех, кто был больше всех недоволен Его молчанием. Как может народ жаловаться, что Бог молчит, когда есть такие люди, как Иезекииль, Иеремия, Даниил и Исайя?

Бог не считал, что «просто слов» недостаточно. Чудеса совсем ненадолго укрепили веру израильтян. Напротив, слова, записанные пророками, остались навечно. Благода­ря им Божьи откровения передаются людям из поколения в поколение. Иногда Бог вспоминал о сотворенных Им чу­десах в доказательство Своей любви, но чаще Он строгим родительским тоном изрекал следующее: «С того дня, как отцы ваши вышли из земли Египетской, до сего дня Я посылал к вам всех рабов Моих — пророков, посылал всякий день с раннего утра; но они не слушались Меня и не приклонили уха своего…» Бог сделал вывод, что люди вовсе не хотели слушать Его голос, и тому подтверждение — слова, сказанные ими пророку Исайи: «Не пророчест­вуйте нам правды, говорите нам лестное, предсказывайте приятное… устраните от глаз наших Святого Израилева».

И Я действительно устранился.

Когда пророки жаловались Богу, что Он скрылся от них, Бог не спорил с ними. Он соглашался, а затем объяс­нял, почему не приближается к людям.

Иеремии Бог высказал Свое отвращение к тому, что творилось в Израиле: обман ради наживы, пролитие крови невинных, притеснения, вымогательство. Он сказал, что просто закрыл глаза, чтобы не видеть простираемых к Не­му в молитве рук, ибо эти руки испачканы кровью.

Иезекиилю Бог объяснял, что в определенный момент Он, видя все развращение народа, просто «сдался» и ушел от них, дав им возможность выбирать и нести ответствен­ность за свой выбор.

Обращаясь к Захарии, Бог сказал: «Я взывал, а они не слушали, так и они взывали, а Я не слушал».

Неторопливость с ответами — не признак Моей слабо­сти, но признак милости.

Когда Бог наказывал не сразу, израильтяне полагали, что Он теряет силу: «…нет Его, и беда не придет на нас, — кричали они, — и мы не увидим ни меча, ни голода». Как они ошибались! Сдержанность Бога означала лишь то, что Он, будучи милостивым, дает Израилю шанс встать на путь истинный. Однако, так и не увидев улучшений, Ему приходилось наказывать Свой народ.

Наказания эти чаше всего проявлялись в виде непри­ятельских вторжений в Израиль. Но у пророков также встречается фраза «день Господа», означающая конец вре­мен. Наряду с яркими описаниями нового неба и новой зе­мли, встречаются и жуткие повествования об апокалипси­се. Как однажды справедливо заметил Дитрих Бонхоффер: «Перед тем, как услышать последнее слово, стоит послу­шать и предпоследнее». Чем больше я углубляюсь в описа­ния последних времен, тем больше убеждаюсь в том, что именно в это время Божьи вмешательства в жизнь людей будут сведены до минимума.

Когда я сам чувствовал разочарование в Боге, то призы­вал Его явить Свою силу. Я молился о разрушении поли­тической диктатуры, уничтожении обмана и несправедли­вости. Я молился о чуде, о доказательстве существования Бога. Но, читая пророчества о том, что Господь придет на землю вершить суд, в молитвах к Богу я говорю: «Отец, надеюсь, что меня к этому времени уже не будет…» Бог вполне соглашается с тем, что сдерживает Свою силу, но делает Он это для нашей же пользы. «Подождите не­много», — говорят пророки всем, кто настойчиво требует прямого ответа от Бога.

Мои наказания суровы, но Я страдаю вместе с вами.

Пророкам Бог открывал все Свои переживания. Вот, например, как Он страдает о Моаве, одном из врагов Израиля:

«…буду рыдать о Моаве

и вопить о всем Моаве;

…сердце мое стонет о Моаве, как свирель»

Что бы ни происходило с избранным израильским на­родом, какие бы унижения ему не приходилось терпеть, Бог сносил их вместе с ним. С ужасом израильтяне наблю­дали, как вавилонские воины рушат их храм; но ведь они рушили Божий храм, и Господь не мог не чувствовать такого надругательства. Когда храм был разрушен, было разрушено не просто здание, но место, где пребывал Бог. Когда евреев брали в плен, брали в плен Бога. Когда же за­воеватели делили награбленное в Израиле, они смеялись, но не над израильтянами, а над слабостью их Бога. «И пришли они к народам, куда пошли, и обесславили святое имя Мое, потому что о них говорят: они — народ Господа, и вышли из земли Его»,

Пророк Исайя сумел выразить Божий взгляд на проис­ходящее одним предложением: «Во всякой скорби их Он не оставлял их…». Возможно, Бог и спрятал Свое лицо, но по этому лицу ручьями текли слезы.

Несмотря ни на что, Я готов простить в любую минуту.

Часто в самом разгаре упреков в адрес Своего народа Бог буквально на полуслове останавливался и призывал Израиль к покаянию. Ахав, самый жестокий израильский правитель, получил такую возможность в очередной раз сразу же после случая на горе Кармил, затем ему был дан еще один шанс и позже, еще один. «…Я не хочу смерти умирающего», — говорит Господь пророку Иезекиилю. «Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев?» Бог сказал Иеремии, что ес­ли найдет в Иерусалиме хотя бы одного честного человека, то пощадит весь город.

Ничто так красноречиво не повествует о Божьем все­прощении, как книга пророка Ионы. Пророчество в ней говорится всего лишь в одном предложении: «Еще сорок дней и Ниневия будет разрушена!» Но, к огорчению Ионы, это простое высказывание вызвало великое пробуждение в ненавистной ему Ниневии, и Бог пощадил этот город. Рассерженный Иона, сидя под засохшей лозой, признал, что давно подозревал Бога в мягкосердечности: «…знал, что Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и мно­гомилостивый и сожалеешь о бедствии». Таким образом, оказалось, что вся невероятная история с упрямым проро­ком, попавшим в шторм, а затем в чрево кита, приключи­лась потому, что Иона попросту не поверил Богу, то есть не смог поверить, что Бог может быть настолько бессердеч­ным, чтобы уничтожить Ниневию. Роберт Фрост сделал интересный вывод: «После истории с Ионой просто нель­зя не поверить в то, что Бог милостив».

Чувства

Несмотря на то, что Бог прямо отвечал на вопросы про­роков, Израиль не был доволен Его ответами. Знание при­чины бедствия вряд ли облегчит боль и чувство предатель­ства. Затрагиваемые Богом интеллектуальные вопросы мало интересовали пророков, а порой просто игнорирова­лись ими. Их больше интересовали Божьи чувства. Каково быть Богом? Чтобы понять, попытайтесь нарисовать в во­ображении образ человека, которого описывали пророки: Бог как Отец и Бог как влюбленный.

Проследите, о чем чаще всего говорят родители, у кото­рых только что родился первенец. Все их разговоры сводятся к одному: к ребенку. Они постоянно рассказывают, что их симпатичный, румяный малыш — самый красивый ребенок на свете. Сотни долларов тратятся на покупку всяких замы­словатых устройств, записывающих, как их малыш начинает произносить первые слова или делает первые шаги, словом, то, через что прошли почти все шесть миллиардов жителей планеты. Такое поведение родителей подтверждает ничто иное, как гордость и радость от человеческого общения.

Избирая Израиль, Бог искал именно такого общения. Он желал того, чего желает любой из родителей: иметь сча­стливую семью и детей, которые на любовь родителей отве­чают взаимностью. В Его голосе чувствуется гордость, когда Он вспоминает былое время: «Не дорогой ли у Меня сын Ефрем? не любимое ли дитя?» Настроение резко меняется, когда Бог с места родителя становится на место влюбленно­го, влюбленного, которого предали. «Что Я сделал не так?» — спрашивает Он с чувством скорби, ужаса и гнева.

«Я насыщал их,

а они прелюбодействовали

и толпами ходили в домы блудниц.

Это откормленные кони:

каждый из них ржет на жену другого.

Неужели Я не накажу за это?»

Читая книги пророков, я не могу не замечать тот факт, что там существует некий психолог, а Бог выступает в роли его клиента. Психолог задает стандартный вопрос: «Расска­жите, как Вы себя чувствуете». Бог начинает ему отвечать.

«Как Я Себя чувствую?! Я вам расскажу. Однажды я на­хожу в канаве младенца — девочку. Я приношу ее домой и воспитываю как собственную дочь. Забочусь о ней, пла­чу за ее образование, кормлю. Я люблю свою дочь сильнее всех на свете, одеваю ее, покупаю ей драгоценности. Но в один прекрасный день она убегает из дому. Я то и де­ло слышу о том, какую аморальную жизнь она ведет. Когда же она слышит Мое имя, то проклинает Меня».

«Как Я Себя чувствую?! Я вам расскажу. Я чувствую Се­бя как влюбленный, которого предали. Я встречаю свою любимую девушку — она избита, измождена и брошена — привожу ее домой и делаю из нее красавицу. Она — самое ценное, что у меня есть. Самая красивая девушка во всем мире. Я окружаю ее заботой и любовью. Но она все равно бросает меня. Она бегает за моими лучшими друзьями, за моими врагами, за всеми. Она стоит на обочине шоссе и поступает хуже любой проститутки — она платит за то, чтобы люди спали с ней. Я чувствую Себя преданным, брошенным, обманутым».

Бог не скрывает Своей боли. Иногда Он использует до­вольно резкие выражения, сравнивая Израиль с «резвой верблюдицей, рыщущей по путям своим». «Привыкшую к пустыне дикую ослицу, в страсти души своей глотающую воздух, кто может удержать?»

Решив, что для выражения всей глубины Своих пере­живаний слов недостаточно, Бог просит храброго пророка Осию воплотить притчу в жизнь. По повелению Бога Осия женится на Гомери, женщине с самой отвратительной ре­путацией. С того момента бедняга стал жить как в телесе­риале. Гомерь то и дело бросала его, уходила к другому мужчине, даже переезжала. И, что самое невероятное, ка­ждый раз, когда Гомерь возвращалась, Осия, по повеле­нию Бога, должен был принять и простить ее.

Бог использовал историю с Осией в качестве самого приемлемого способа выразить Свои разбитые чувства, сказал, что, найдя Израиль, Он будто нашел виноград в пустыне. Но по мере того, как Израиль вновь и вновь не оправдывал Его доверия, Богу ничего не оставалось, как тер­петь чувство жуткого стыда, подобно влюбленному, которо­го предали. В Его словах нет жалости к Самому Себе: «И бу­ду как моль для Ефрема и как червь для дома Иудина».

Этот образ брошенного влюбленного во многом объяс­няет, почему, говоря с пророками, Бог как будто постоян­но «меняет решения». Вот, Он готовится стереть Израиль с лица земли… А сейчас Он плачет, протягивает руки к своему народу… Нет, Он снова выносит Израилю суро­вый приговор. Такую резкую перемену настроения можно объяснить лишь тем, что кто-то был оставлен любимым человеком.

Слова пророков похожи на ссоры двух влюбленных за стенкой. У моей соседки подобные ссоры длились два года. В ноябре она была готова убить мужа за измену. В феврале она его простила, и супруги снова начали жить вместе. В апреле соседка подала на развод. В августе она закрыла дело и снова попросила мужа вернуться домой. Два года потребовалось для того, чтобы женщина с горе­чью осознала, что ее любовь навсегда отвергнута.

Бог прошел через те же самые волны гнева, горечи, прощения, ревности, любви и боли. В пророческих книгах мы видим, как Бог пытается найти такой язык, с помощью которого Он все-таки смог бы достучаться до людских сер­дец. Точно так же, как моя соседка дожила трубку телефо­на, когда звонил ее муж, Бог говорил пророкам, что боль­ше не будет слушать молитвы Израиля. Точно так же, как эта женщина позднее смягчала свой гнев, Бог смягчал Свой гнев и опять просил людей прийти к Нему. Иногда казалось, что любовь у Бога смешалась с ненавистью. И, наконец, когда терпение уже кончилось, Бог решил, что дальше так продолжаться не может: «Как иначе Мне поступать со дщерью народа Моего?»

***

Мой друг Ричард рассказал мне о том, как больно и обидно ему было, когда Бог «подвел» его. Он чувствовал себя так, будто его внезапно бросила невеста. Пророки же, особенно Осия, утверждают обратное: Бог — Тот, Кого предали. Израиль, а не Бог, предался разврату. Израиль­це пророки выражали глубокое разочарование в Боге, обвиняя Его в безучастности, молчании и равнодушии. Но когда заговорил Бог, Он излил все Свои эмоции, сдерживаемые веками. Получается, что разочарован здесь Он, а вовсе не Израиль.

«Как иначе Мне поступать?» — в отчаянии спрашивает Бог у Иеремии. Журавль отправляется в теплые края в на­значенное время года, морские приливы и отливы проис­ходят точно по заданному ритму, снег всегда покрывает вершины гор, а вот люди не подчиняются никаким зако­нам природы. Бог не может их контролировать. В то же са­мое время, Он не может отвергнуть их. Гуманность — Его неотъемлемая черта.

Библейские ссылки: Иеремия 7; Исайя 30; Иеремия 5; Иезе-кииль 20; Захария 7; Иеремия 5, 48; Иезекииль 36; Исайя 63; Ие-зекииль 33; Иона 3-4; Иеремия 31, 5, 2; Осия 9, 5; Иеремия 9.

Глава 12

Слишком хорошо, чтобы быть правдой

«Тает горечь,

Как в мае снег,

И холода как не было».

— Джордж Герберт

«Цветок»

Джордж Макдональд, известный шотландский писатель и проповедник, разговаривая как-то с сыном, заговорил о том, каким пророки видят конец света и рай. «Уж слиш­ком хорошо, чтобы быть правдой», — прервал отца сын. На морщинистом лице Джорджа появилась улыбка. «Пет, — ответил он, — это как раз так хорошо, что должно быть правдой!»¹

Скажите мне, есть ли у человека чувство, такое же глу­бокое, как надежда? На протяжении веков сказки воспи­тывают в нас надежду на счастливый конец, веру в то, что злая ведьма умрет, а храбрым детям удастся от нее убежать. Примерно то же самое дети узнают каждую субботу, когда утром часами смотрят по телевизору любимые мультфиль­мы. В военное время, когда грохот взрывов становится все ближе и ближе, мать, прижимая к своей груди младенца, шепчет ему на ухо: «Все будет хорошо».

Откуда у людей столько надежды? Пытаясь как-то объ­яснить нестареющий интерес людей к сказкам, Толкин сказал:

«[Сказка] не отрицает собой существование… горя и неудач, потому что во многом благодаря им мы испыты­ваем столько радости от счастливого конца; она скорее от­рицает (и если хотите знать, этому есть множество доказа­тельств) полную победу зла над добром, давая читателю возможность временами испытывать Радость. Эта Радость способна разрушить стены нашего мира, полного горя и страданий».³

Подводя итог книгам пророков, нельзя не отметить самого главного — все они заявляли, что мир не будет «окончательно побежден» злом, но в конце его ждет Радость. Они обращали свои пророчества к народу, ис­полненному страха. Зачастую этот страх был вызван самими пророками и их предсказаниями о засухе, наше­ствии саранчи или вторжении противника. Но неотъем­лемой частью всех семнадцати пророческих книг Ветхо­го Завета были слова надежды. Брошенный влюбленный вскоре перетерпит боль, говорит пророк Исайя: «На ма­лое время Я оставил тебя, но с великою милостью вос­приму тебя».

Голоса пророков становятся подобными пению птиц, когда наконец-то они начинают говорить о Радости вне стен этого мира. В тот последний день Бог встряхнет зем­лю подобно скатерти и постелит ее заново. Волки будут кормиться на одном поле с овцами, а львы — мирно играть рядом с буйволами.

Наступит день, пишет пророк Малахия, и мы, «как _тельцы упитанные, выйдем и взыграем». Не будет страха _и не будет боли. Младенцы не будут умирать, не будет больше слез. Между народами наступит мир и согласие, а все оружие переплавят для нужд мирной техники. Ник­то не будет жаловаться, что Бога не видно. Его слава на­полнит собой землю, да так, что своим светом затмит солнце.

Жизнь человека, по словам пророков, — переходный этап, интермедия между Эдемом и новым небом и новой землей, которые создаст Бог. Даже когда нам кажется, что все вышло из-под контроля, Бог этим управляет, и в один прекрасный день Он заявит о Себе.

А между тем

А что делать сейчас? Разве нам нужно ждать смерти, чтобы получить ответы на все вопросы по поводу разоча­рования в Боге? Когда пророков не стало, люди начали за­давать все эти вопросы, потому что небо снова молчало: «Знамений наших мы не видим, нет уже пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе это будет. Доколе, Боже, будет поносить враг?»

Изгнанные из родных земель и вновь проданные в рабство, евреи уповали лишь на слова пророков об ос­вободителе и о мирном будущем. Шли десятки, даже сотни лет, строились и разрушались империи — Вави­лон, Персия, Египет, Греция, Сирия, Рим. Армии пре­следовали друг друга по равнинам Палестины. Каждый новый завоеватель с легкостью уводил евреев к себе в рабство. Были времена, когда нация была на грани вымирания.

И не было у евреев нового Моисея, который вновь вывел бы их из рабства. Не было и Илии, призываю­щего шаровые молнии с неба. Храм в Иерусалиме не светился Божественным светом. До самого пришест­вия царя Ирода, с его любовью к величественным сооружениям, храм так и стоял полуразрушенным, а груда обломков вызывала скорее чувство стыда, неже­ли радости.

В конце Ветхого Завета Бог снова скрылся. Он давно собирался сделать это, и когда, наконец, это произошло, все покрыла тьма. Разочарование в Боге, которое мы ис­пытываем сейчас, — лишь слабый отголосок того, что чув­ствовали евреи, когда Бог отвернулся от них. Сегодня, гля­дя на эти уроки прошлого, мы во многом можем найти утешение. Мы видим все «недостатки» Его открытого вме­шательства: Его присутствие, непереносимое для наших глаз, оставляет болезненные ожоги; оно отдаляет нас друг от друга; более того, оно нисколько не способствует укре­плению веры. Мы также находим утешение, глядя на наше будущее, на вечную жизнь без слез и боли, жизнь в ином измерении, после того, как мы преобразимся в новых су­ществ, способных пребывать в Божьем присутствии. Но что же делать нам сейчас? Как и евреи, мы чувствуем разочарование, боль в сердце и сомнения оттого, что Бог скрылся.

Четыре долгих века отделяют последние слова проро­ка Малахии от первых строк Нового Завета, записанных евангелистом Матфеем. Этот период называют «четы­реста лет молчания». Само название говорит о том, что это время было наполнено разочарованием в Боге. Что делал Бог? Был ли Он вообще жив? Казалось, Он потерял слух и не слышал молитв евреев. И все же, несмотря ни на что, народ ждал Мессию — у них не бы­ло другой надежды.

«Как иначе Мне поступать?» — спросил когда-то Бог. И все же, что-то в этом было. То, чего Бог не смог добить­ся силой, Он добился через страдания.

«Бог планет вместе с нами, чтобы мы потом смогли по­радоваться с Ним».

- Юрген Мольтман

Библейские ссылки: Исайя 54; Малахия 4; Псалом 73.

 

Часть третья Шаги навстречу: СЫН

Глава 13

Снизойти

«Жил-был один король, влюбленный в простую девуш­ку», — так начинается рассказ Киркегаарда.

«Король этот ничем не отличался от любого другого ко­роля. Все его окружение трепетало перед его могуществом. Никто из подчиненных не осмеливался в чем-либо возра­жать ему, потому что всех своих противников он уничто­жал. Однако, при всем своем величии король сгорал от любви к простой девушке.

Как же признаться ей в любви? К своему изумлению, он понял, что собственная власть связала ему руки. Если привести девушку во дворец, одеть в королевский наряд, украсить драгоценностями, она и не подумает сопротив­ляться — никто не смеет противиться королю. Но будет ли она любить его?

Да, она, конечно же, скажет, что тоже его любит, но бу­дет ли это так на самом деле? Возможно, она всю жизнь проживет с ним в страхе, скрывая в сердце горькую мысль о том, что у нее могла быть совсем другая, счастливая жизнь. Как же ему узнать, будет ли его любимая с ним по-настоящему счастлива?

Если подъехать к ее дому на королевской карете в со­провождении вооруженного эскорта с королевскими знаменами, наверняка она подчинится ему. Но ему не нужен был очередной подданный, ему был нужен люби­мый человек, с которым он мог бы быть на равных. Он хотел, чтобы она забыла, что он — король, а она — простая девушка, чтобы их взаимная любовь стерла все границы».

 

«Ибо только любовь способна уравнять неравных», — го­ворит Киркегаард в заключение. Убежденный в том, что, на­ходясь на троне, он не сможет добиться от девушки истин­ных чувств, а только лишит ее свободы, король решает сни­зойти к ней. И вот, он переодевается в нищего и инкогнито попадает в ее дом. Приняв это решение, король должен был не просто переодеться, но стать другой личностью. Чтобы добиться руки любимой девушки, он оставил свой трон.¹

То, что Киркегаард хотел выразить этой притчей, апо­стол Павел написал об Иисусе Христе:

«Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением

быть равным Богу; но уничижил Себя Самого,

приняв образ раба,

сделавшись подобным человекам

и по виду став как человек;

смирил Себя,

быв послушным даже до смерти,

и смерти крестной».

Общаясь с людьми, Богу не раз приходилось смирять Себя. Весь Ветхий Завет мне видится как одно большое «снисхождение». Бог несколько раз снисходил к Аврааму, Моисею, к самому народу Израиля, а также к пророкам. Но ни одно такое снисхождение не сравнилось с тем, что произошло после четырехсот лет молчания. Бог, как ко­роль в рассказе Киркегаарда, принял новый образ — стал человеком. Ничего, подобного этому, мир еще не знал.

Не бойтесь

Эти слова мы слышим каждый год на Рождество, когда дети показывают в церкви сценку о рождении Иисуса Хри­ста. «Не бойтесь!» — лепеча говорит шестилетний ангел, одетый в костюм из простыни с крыльями, сделанными из плечиков для пальто. Украдкой он поглядывает на листок со словами, спрятанный в рукаве. «Не бойтесь, я возвещаю вам великую радость». Он уже явился Захарии (старшему братишке нашего ангела с приклеенной бородой из ваты) я Марии (веснушчатой девчушке из второго класса) и ска­зал им те же слова: «Не бойтесь!»

Эти же слова Бог произнес, когда заговорил вначале с Авраамом, а затем с Агарью и с Исааком. «Не бойся!» — 1Х>ворил ангел, приветствуя Гедеона и пророка Даниила, у сверхъестественных существ эта фраза заменяет собой обычное: «Привет, как дела?» Ничего удивительного тут нет. Ведь когда сверхъестественное существо начинало го­ворить, человек сразу в оцепенении падал лицом на землю. Когда Бог говорил к нашей планете, иногда Его голос по­ходил на гром, иногда поднимался ураганный ветер, или же земля светилась подобно фосфору. Практически всегда первым чувством человека при такой встрече было чувство страха. Однако ангел, посетивший Захарию, Марию и Ио­сифа, явился им так, что это вряд ли могло их напугать.

Разве можно бояться новорожденного младенца, у кото­рого едва шевелятся ножки и ручки, а глаза еще не в состо­янии осознанно смотреть на что-либо? Воплотившись в Иисусе, рожденном в хлеву, Бог пришел в мир так, что никто не испугался Его. Король сбросил с себя мантию.

И вот теперь задумайтесь над тем, каким было пришест­вие Бога на землю: великое Воплощение, разделившее исто­рию на две части (в этом мы убеждаемся каждый день, гля­дя на календарь), за которым наблюдало больше животных, нежели людей. Задумайтесь также об огромнейшей опасно­сти. Через Воплощение Бог убрал гигантскую пропасть стра­ха, отделявшую Его от людей. Теперь, когда разделения уже не было, Иисус стал очень уязвим и беззащитен.

«Ночью, посреди животных родился Младенец, чудный и невинный, а вокруг — грязь и запах навоза. Но мир бо­лее не был прежним.

Верующие в Бога уже никогда не смогут предугадывать Его поведение. Увидев Его в хлеву, они уже не смогут с уверенностью сказать, как Он поступит дальше или куда отправится и до какой степени сможет унизиться, чтобы спасти Свой народ…

Для верующих в Бога это рождение означает, что Бог более не держится от нас на безопасном расстоянии. В этом, возможно, сокрыта темная сторона Рождества Он приходит в мир так, что любой человек с легкостью мо­жет убить Его, просто взяв и раздавив череп младенца как яичную скорлупу, либо пригвоздив Его ко кресту, когда Он вырастет».²

Что переживал Бог в день Рождества? Представьте, что вы вновь стали грудным ребенком: вы разучились говорить, двигаться, не в состоянии есть твердую пищу и контроли­ровать свой мочевой пузырь. Бог — младенец! Или пред­ставьте, что стали каким-нибудь морским слизнем, — такое сравнение, наверное, будет более адекватным ситуации. Тогда, в Вифлееме, Творец всего сущего принял облик бес­помощного и несамостоятельного новорожденного.

«Кенозис» — таким термином пользуются теологи, опи­сывая то, как Христос лишил Себя всех привилегий боже­ства. Иронично то, что такое лишение хоть и было унизи­тельным, но влекло за собой и определенную свободу. Я писал уже о всех «недостатках» вечного существования. Физическое тело, которое было у Христа, дало Ему свобо­ду в полноте почувствовать Себя человеком, не имея этих «недостатков». Он мог говорить все, что хотел, и от Его го­лоса деревья не вырывались с корнем. Он мог выразить Свой гнев, назвав царя Ирода лисицей, либо, взяв в руки бич из веревок, выгнать из храма торговцев, но не сотря­сать землю Своим присутствием. Он мог говорить с кем угодно: с блудницей, слепым, вдовой, прокаженным, и не нужно было каждый раз говорить им: «Не бойтесь!»

«Великим событием было сотворение человека по образу Божьему. Но куда более великим было то, что Бог стал чело­веком».

- Джон Донн

Библейская ссылка: Филиппинцам 2.

 

Глава 14

Большие надежды

Каждый год в канун Рождества отовсюду слышны были обещания Мессии. Все, начиная от самодеятельных школьных хоров и заканчивая знаменитыми профессио­нальными музыкантами, становятся своего рода пилигри­мами, поющими песни по потрепанным листкам с нотами. Сегодня вовсе не обязательно быть профессиональным хо­ристом, чтобы исполнять известную всем ораторию Генде­ля «Мессия».

Так что же за праздник мы все празднуем с такой пыш­ностью? Вот слова, написанные Генделем, вдохновленным библейскими пророками:

«Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да по­низятся, кривизны выпрямятся, и неровные пути сделают­ся гладкими.

Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на жи­вущих в стране тени смертной свет воссияет.

Ибо младенец родился нам — Сын дан нам; владычест­во на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира».

Эти же самые слова были на устах верных Богу евреев во времена, когда Господь молчал. Безжалостное время де­лало свое дело: разочарование, порой даже отчаяние по­степенно наполняло сердца израильтян, но все же, из всех разрушенных надежд осталась одна — пророчество о Царе Царей. Придет Мессия, и справедливость восторжествует. Евреи, словно потерпевшие кораблекрушение матросы, крепко держались за это обещание, как за спасательный круг.

Четыре столетия минуло с тех пор, когда было сказа­но последнее пророчество, и вот, среди людей пополз­ли слухи. Сперва заговорили о пророке по имени Иоанн, потом — об Иисусе, Сыне плотника из Назарета.

Когда же начались разговоры о чудесах Иисуса, то стали всерьез задумываться: а вдруг это Он? Некоторые со всей уверенностью заявляли, что Мессия пришел. Своими собственными глазами они видели, как Он исцелял слепых и хромых. «Бог посетил народ Свой!» — провоз­глашали они, увидев, как Он воскресил умершего юно­шу. Другие были настроены скептически. Иисус испол­нял все пророчества о Мессии, но — одно очень важное «но» — исполнял Он их вовсе не так, как многие того ожидали.

***

Когда я читал Библию, желая найти все случаи разоча­рования людей в Боге, то, подходя к Евангелиям, ожидал увидеть резкую перемену в сердцах людей. Мессия, о кото­ром писали пророки (и либретто Генделя — подтверждение тому), должен был развеять все подобные чувства. Я же увидел обратное — с приходом Иисуса разочарование не исчезло. Не исчезло оно и сегодня, две тысячи лет спустя. В чем же дело? Поставим вопрос по-другому: как жизнь Иисуса повлияла на те три вопроса, которым посвящена эта книга?

Почему Бог молчит? «Идите за Мною!» «Молитесь же так…» «Вот, мы восходим в Иерусалим». В некоторых слу­чаях Иисус объяснял Божью волю гораздо яснее и понят­нее, чем когда-либо. Самое невероятное — Он позволил изучать Себя с научной точки зрения, что и делали с Ним фарисеи, саддукеи и прочие скептики. Любой человек мог свободно подойти к Божьему Сыну и задать Ему вопрос или поспорить с Ним. Читая Евангелия, мы видим, что Бог нарушил молчание. Иисус пришел на землю: Слово стало плотью.

Почему Бог скрывается? Через Иисуса Христа Бог при­дал Себе форму в этом мире. У Него появилось лицо, имя, адрес. Он стал Богом, которого можно было видеть и слы­шать, потрогать и понюхать. «Видевший Меня видел Отца», — прямо говорит Иисус.

И все же, такое явное присутствие Иисуса Христа принесло с собой новые проблемы евреям, воспитанным на историях о горах Синай и Кармил. А где же дым, огонь, вспышки света? Иисус совсем не подходил под их представления о Боге. Он был Человеком, мало того, выходцем из какой-то деревушки под названием Назарет, еще простым плотником, сыном Марии. Соседи Иисуса вряд ли видели в Нем Мессию, когда наблюдали, как Он играл на улице с их детьми. Более того, как отме­чает Марк, даже родные Иисуса однажды сказали, что «Он вышел из себя», то есть не в Своем уме! Мария, ко­торая, увидев Архангела Гавриила, сразу же поверила Благой Вести, Его братья, которые провели с Ним боль-0е времени, чем кто-либо, тоже не могли смириться с мыслью о том, что возможно такое сочетание божествен­ного и земного.

Почему Бог несправедлив? Возможно, именно этот воп­рос вселял в иудеев больше всего сомнений относительно Иисуса, ведь все они полагали, что Иисус восстановит справедливость во всем мире. Разве пророки говорили не­правду, когда писали о том, что Господь навсегда поглотит смерть и сотрет слезы с лиц людей? Действительно, Иисус исцелил некоторых людей, но гораздо большее число оста­лось неисцеленным. Он воскресил из мертвых Лазаря, но именно в этот момент на земле умирало множество других людей. И слез Он не вытирал.

Проблема несправедливости волнует многих людей, интересующихся жизнью Христа. Величайший теолог Августин, например, задумывался над произвольно­стью исцелений в Евангелиях. Если у Иисуса была власть, почему Он не исцелил сразу всех? Особое вни­мание Августина привлекла история из Евангелия от Иоанна.

Больные люди в Иерусалиме — слепые, хромые, пара­лизованные — все собирались вокруг одной из городских купален. Время от времени вода в купальне начинала бурлить и люди бежали, хромали, ползли, чтобы успеть войти в воду и получить исцеление. И вот однажды Иисус завел разговор с одним лежавшим там отчаяв­шимся человеком. Он страдал на протяжении тридцати восьми лет и ни разу за все это время ему не удалось ус­петь войти в воду. Как только вода начинала бурлить, всегда кто-то его опережал. Иисус, и глазом не моргнув, приказал больному встать и идти. «И он тотчас вьтздор₀, вел, и взял постель свою и пошел». Пролежав без движе­ния тридцать восемь лет, он встал и пошел! Он был са­мым счастливым в Иерусалиме.

Рассказчик же, Иоанн, добавляет одну интересную деталь: Иисус скрылся в народе. Он проигнорировал бес­численное множество других больных, исцелив лишь од­ного. Почему? Августин размышляет: «Там лежало мно­жество народа, а исцеление получил только один, в то время как одним лишь Своим словом Он мог исцелить их всех».¹

Проблема несправедливости волновала также и двою­родного брата Иисуса. Иоанн Креститель, истинный веру­ющий в полном смысле слова, поддержал надежды изра­ильского народа о пришествии Иисуса. Когда люди спра­шивали его, не он ли обещанный Мессия, Иоанн отвечал им: «…идет за мною Сильнейший меня, у Которого я не­достоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его». И вот Он — Иисус из Назарета — пришел к Иоанну кре­ститься, и Иоанн наблюдал в изумлении, как Дух Божий спустился на Него с небес в виде голубя. Все малейшие со­мнения окончательно развеялись, когда с неба раздался голос, подобный грому.

Но, спустя два года, Иоанн Креститель сам переживал кризис разочарования и сомнений. Несмотря на честное и искреннее служение Богу, он оказался в темнице царя Ирода. Изнывая от мыслей о приближающейся смерти, Иоанн тайно передает послание Иисусу: «Ты ли Тот, Ко­торый должен прийти, или ожидать нам другого?» Этот единственный вопрос — от самого Иоанна — показывает нам, сколько противоречивости и неуверенности было во­круг личности Иисуса.

Невидимое Царство

Стоило Иисусу употребить какое-либо другое слово взамен столь эмоционально окрашенного — «царство», все было бы совсем по-другому. Но Он все же сказал именно это слово, и в умах людей сразу же стали появляться не­мыслимые образы: яркие знамена, золото и слоновая кость времен Соломона; нация, живущая в роскоши. Но проис­ходило что-то, что перечеркивало собой эти представле­ния, и чувства разочарования вновь наполняли людские сердца. На самом же деле получилось так, что само слово «царство» значило для людей одно, а для Иисуса — совсем другое.

Народ желал видеть больше, чем просто чудеса то тут, то там; они желали воочию увидеть царство власти и сла­вы. Иисус же говорил о «Небесном Царстве», о невиди­мом Царстве. Конечно же, Он помогал разрешать неко­торые проблемы, происходившие рядом с Ним, но ос­новную часть Своей энергии Он потратил на борьбу с невидимыми силами. Однажды к Нему принесли пара­лизованного, отчаяние которого было столь велико, что он убедил четырех своих друзей проделать отверстие в крыше дома и спустить его вниз к Иисусу. Вот реакция Иисуса: «Что легче? сказать ли расслабленному: проща­ются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою по­стель и ходи?» Иисус ясно дал понять, что сделать легче. Не было таких физических недостатков или болезней, которых Иисус не мог бы исцелить одним Своим при­косновением. Настоящая же битва происходила с неви­димыми духовными силами.

Вера, прощение грехов, власть сатаны — вот что заста­вляло Иисуса изо дня в день молиться Своему Отцу. Однако все это вводило в недоумение народ, который же­лал видеть конкретное решение проблем в их физическом мире: бедности, болезни, давления властей. В итоге, народ не увидел в Иисусе своего царя. (Изменилось ли что-либо сегодня? Я знаю множество конфессий, где ос­новное внимание уделяется физическим исцелениям, процветанию. Гораздо меньшее число церквей серьезно озабочено такими бичами человечества, как гордыня, ли­цемерие и законничество — теми проблемами, которые так волновали Иисуса).

Все представления учеников об Иисусе как о новом Соломоне-освободителе Израиля окончательно улету­чились, когда они наблюдали за тем, что происхо­дило в Иерусалиме. Через несколько дней после «триум­фального шествия» — дешевого фарса по сравнению с грандиозными парадами римлян — Иисуса арестовыва­ют и ведут на суд. Римскому правителю Иисус сказал что Он действительно Царь, но добавил: «Царство Моё не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не от­сюда».

Иисус — царь? Это было настоящее посмешище, а не царь — багровая плащаница со следами крови после изби­ений, на голове вместо короны — терновый венок. Учени­ки разбежались от страха, который затмил собой всякую верность своему Учителю. Если Иисус не мог защитить Самого Себя, как Он мог защитить их? Видимый мир рим­ской власти и могущества встретился с невидимым миром Небесного Царства и, как могло показаться, полностью за­тмил его.

Курт Воннгат, современный писатель, в своем романе «Колыбель для кошки» рассказывает об одном физике, помогавшем создателю атомной бомбы проводить экспе­рименты в его лаборатории. Был канун Рождества, и все сотрудники, собравшись вокруг символичной детской колыбельки, пели рождественские хоралы. «Страх и наде­жду всех веков теперь в Тебе мы видим…» — пели они. Какое все-таки не лишенное иронии зрелище — совре­менный вариант разочарования евреев во времена Иису­са. Могут ли поющие эту песню на самом деле осозна­вать, что страх и надежда всех веков — которые исчезнут в одно мгновение, стоит лишь кому-нибудь нажать не на ту кнопку — покоятся на вере в этого Младенца из Виф­леема, которому было суждено прожить всего тридцать три года?

 

Библейские ссылки: Луки 7; Иоанна 14; Марка 3; Иоанна 5; Иоанна 1; Матфея 11; Иоанна 18

Глава 15

Божья застенчивость

«Мой проект — первый в истории научный

эксперимент, имеющий целью раз и навсегда

поставить точку в вопросе о том, есть ли Бог.

Так как мир до сих пор существует, наверняка

есть доказательства существования Бога,

однако их можно понимать двусмысленно,

поэтому они по сути ничего не доказывают.

Например, чудеса Вселенной нисколько

не убеждают в существовании Бога людей,

которые об этих чудесах знают больше всех —

ученых. И здесь уже не важно, говорит ли это

о явной глупости последних или об умении Бога

скрывать Себя».

— Уокер Перси «Второе пришествие»

Если и было на земле такое время, когда в существовании Бога ни у кого не было сомнений, происходило это во вре­мена Иисуса Христа. У Него была замечательная возмож­ность навсегда прекратить любые споры по этому вопросу.

Если бы, например, мой друг Ричард жил в те дни, он бы мог потребовать доказательств у Самого Христа: «Ты говоришь, что Ты — Сын Божий? Хорошо, тогда дока­жи мне это!» Конечно, нет смысла долго спорить, каким бы был ответ Иисуса, потому что такой вопрос Ему зада­вали много раз. Когда книжники и фарисеи просили пока­зать им знамение, Он, рассердившись, назвал их «родом лукавым и прелюбодейным». Когда царь из любопытства просил Иисуса явить чудо, Он отказался, несмотря на то, что это могло бы спасти Ему жизнь.

Отчего такие лишения? Ключ к разгадке мы найдем в пер­вом важном «событии» в служении Иисуса — искушении в пустыне — своего рода окончательном экзамене перед на­чалом публичного служения.

Ничего более драматичного и придумать нельзя: Иисус Христос против самого великого скептика — самого сата­ны — на фоне холмистого пустынного пейзажа Палестины. Сатане были нужны доказательства: «Если ты Сын Божий…» Он просил Иисуса превратить камни в хлеб, по­казать то, как Его будут защищать ангелы, предлагал Ему власть над всеми царствами мира.

Я считаю, что все эти призывы сатаны действительно являлись искушением для Иисуса, а не просто каким-то состязанием. Ломоть хлеба — серьезный соблазн для того, кто постился сорок дней. Гарантия полной безопасности также искушает того, кто находится под пытками или ожи­дает смертной казни. А богатство всех царств мира — раз­ве не это обещали Мессии пророки? Все три «искушения» на самом деле были прерогативой Иисуса Христа. Сатана предлагал Ему легким путем достичь того, что и было це­лью Мессии.

Русский писатель Федор Достоевский сделал искуше­ние Иисуса центральной темой своего знаменитого шедев­ра «Братья Карамазовы». Иван Карамазов называет иску­шение самым ужасным чудом — чудом лишений. Если бы Иисус поддался искушению, то смог бы в полноте утвер­дить Свое могущество не только перед сатаной, но и перед всем Израилем. По мнению Достоевского, сатана предло­жил три самых верных способа заставить людей поверить — чудо, тайна и власть. Христос отверг все три. Как сказал Иван Карамазов, «Он не захотел поработить человека чу­дом и жаждал свободной веры, а не чудесной».

Когда я изучил подробное описание Матфеем искуше­ния Христа, а затем сравнил его со словами Достоевского, у меня внезапно возник вопрос: а чем искушение в пусты­не отличается от того, что произошло дома у Ричарда? Он тоже просил Бога явить ему сверхъестественное знаме­ние: свет, голос, хотя бы что-нибудь, что явным образом показало бы Божью силу. Или же — что ближе мне — чем искушение Иисуса отличается от тех моментов моей жиз­ни, когда я умоляю, порой даже требую, чтобы Бог вме­шался и избавил меня от трудностей?

Конечно же, здесь есть свои отличия. Ричард был дос­таточно откровенен в своих переживаниях; я испытывал нужду; мы оба взывали к Богу о помощи, не дразнили Его и не просили Его поклониться нам. И все же, несмот­ря ни на что, я не могу не провести параллель между сло­вами сатаны «Бросься вниз!» и словами Ричарда «Покажи Себя». И в том, и в другом случае одно и то же требование с Богу: перестать скрываться и показать Себя. Ни в том, ни в другом случае Бог не решился вмешиваться.

На память приходит еще один пример подобного поведения Бога. Случилось это в Иерусалиме, незадолго до того, как сатана в третий раз искушал Христа. Тогда Иисус, стоя на высоком холме, воскликнул: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побиваю­щий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» В этих полных горя словах есть частичка некой застенчивости. Иисус, который мог од­ним лишь Своим словом уничтожить весь Иерусалим, который мог призвать легионы ангелов и заставить людей подчиняться Ему, вместо этого смотрит на город и плачет.

Бог сдерживает Себя, скрывается, плачет. Почему? Потому что Он желает иметь то, чего нельзя добиться си­лой. Он — Царь, который стремится не к безоговорочному подчинению, но к любви. Поэтому вместо того, чтобы сте­реть с лица земли Иерусалим, Рим и все подобные им го­сударства, Он избрал долгий и трудный путь воплощения в человеке, любви и смерти.

Джордж Макдональд сформулировал стратегию Иисуса Христа так: «Вместо того, чтобы разрушить власть зла Сво­ей божественной силой, вместо того, чтобы вершить пра­восудие, уничтожая жестокость, вместо того, чтобы уста­новить мир на земле путем установления на ней Своих за­конов, вместо того, чтобы собрать детей Иерусалима под Свои крылья, независимо от того, хотят они этого или нет, и спасти их от всех ужасов, которые их ожи­дают, — Он позволил злу существовать и активно действо­вать во время Своей земной жизни. Он довольствовался тем, что помогал людям самыми незамысловатыми спосо­бами: исцелял их болезни, просто изгонял из них сатану, Даже не пытаясь как-то его контролировать… Любить праведность — значит давать ей возможность возрастать в людях, а не добиваться ее при помощи силы… За время Своей земной жизни Иисусу пришлось бороться с порыва­ми действовать быстро, но с меньшей пользой, которые были особенно сильны, когда Он видел, как втаптывают в грязь невинность, праведность и старость».

Чудеса

Конечно же, я рассказал об Иисусе не все. Да, Его че­ловеческий облик являлся своего рода маской по сравне­нию с явлениями Божьей славы в Ветхом Завете. Да, Иисус проявлял сдержанность, отказываясь являть лю­дям Свою силу в полноте. Но как же быть с описанными в Евангелиях более чем тремя десятками чудес, которые Он все-таки сотворил? Вряд ли кто-либо, наблюдавший, как Он накормил пять тысяч человек, или как Он прика­зал Лазарю выйти из гробницы, или как Он успокоил бу­рю, мог бы говорить о таком явлении, как «Божья застен­чивость».

Однако мы видим, что Иисус, который, стоило Ему только захотеть, мог бы творить чудеса хоть каждый день, не делал этого, что весьма любопытно. Путешествуя со Своими учениками, Он использовал чудеса, чтобы дока­зать, Кем Он является («Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне; а если не так, то верьте Мне по самым делам»). Но, что интересно, когда Иисус творил чудеса, Он никак это не афишировал. После воскрешения дочери еврейско­го начальника Иисус дал указание никому об этом не рас­сказывать. У Марка даже несколько раз встречается фраза, которую Иисус говорил тем, кого исцелял: «Смотри, нико­му ничего не говори!»

Иисус прекрасно знал, какое воздействие производили чудеса на людей во времена Моисея и Илии. Да, они при­влекали толпы народа, но не воспитывали у людей истин­ной преданности. Иисус принес в мир весть о жертвенно­сти и послушании, а не просто о каком-то светопрестав­лении для толпы зевак и любителей сенсаций. (Естествен­но, скептики тех дней, как и их собратья в наши дни, по-своему истолковывали эти чудеса. Если Бог говорил с небес, они утверждали, что это просто гром. Некоторые приписывали проявление Его сверхъестественных воз­можностей силам сатаны. Ярые противники Иисуса отка­зывались Ему верить, даже когда видели явные и неос­поримые свидетельства. Однажды они собрались на судебное заседание, чтобы изучить свидетельство об исце­лении. Не обращая внимания на самое главное в речи ис­целенного: «Одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу», они всячески оскорбляли его, а потом и вовсе вышвырну­ли из здания суда. Подобное произошло и с Лазарем: ко­гда он вышел живым из гробницы, эти люди замыслили снова его умертвить.)

Библия с заметным постоянством свидетельствует о том, что чудеса — даже самые невероятные, которых ждут и многие из нас, — не воспитывают у людей глубокой веры. За доказательствами не надо далеко ходить — посмотрим на преображение Господне, когда лицо Иисуса сияло, как солнце, а одежда светилась ослепительным блеском, так, «…как на земле белильщик не может выбелить». К полному изумлению учеников, пред ними в облаке пред­стали два давно умерших великих мужа Израиля — Моисей и Илия. Бог говорил так, что Его было слышно. Ученики не могли вынести этого и в страхе упали на землю.

Какой же эффект произвело это великое событие на трех самых близких друзей Иисуса — Петра, Иакова и Ио­анна? Стала ли их вера такой, что они больше не задавали вопросов? Несколько недель спустя, когда Иисус так нуж­дался в их помощи, все они бросили Его.

***

Я прочитал много разных книг о знамениях и чудесах, которые, как полагают, должны были развеять сомнения в том, что Иисус — ключ к решению проблем во всем ми­ре. Но должен признать, что такой способ убеждения лю­дей неприменим к людям, разочарованным в Боге. Таких людей больше интересуют чудеса, которые Иисус не со­творил. Почему Бог, который в силах разом решить все проблемы, иногда предпочитает не вмешиваться? Зачем вообще Иисус творил чудеса? Почему Он исцелил одного парализованного в Вифезде — всего лишь одного?

Ответ, возможно, кроется в причудливом описании детст­ва Иисуса Христа, которое не вошло в Библию, и на то есть свои причины. Мифическое «Евангелие младенчества Иисуса Христа» повествует о якобы неизвестных историях из детст­ва Мессии. Оно показывает Иисуса именно таким, каким Его хотели бы видеть многие. Согласно этой древней книге, Он по просьбам друзей проделывал различные «трюки», чтобы произвести на них впечатление — то, чего истинный Иисус не делал никогда. Иисус в этой апокрифической кни­ге выступает в роли не то ручного джина, не то какого-то дво­рового волшебника. Когда Его отец Иосиф выполнял важ­ный заказ по дереву и, сделав что-то не так, портил работу, Иисус чудесным образом все исправлял.

Мифический Иисус из этой книги не боялся использо­вать Свою силу и для мести. Когда соседская женщина больно ударила одного из Его друзей, то позже таинствен­ным образом упала в колодец и, разбив голову, умерла. Когда Иисус вошел в какой-то город, то все идолы, стояв­шие в нем, вдруг превратились в груды песка.

Такие легкомысленные поступки совершенно не харак­терны для евангельского Иисуса, который использовал Свои возможности из сострадания к нуждам людей, а не для эффектных трюков. Он исцелял только тогда, когда Его непосредственно просили об этом. Когда народ, слушаю­щий Его, проголодался, Иисус нашел пищу, а когда гости на свадебном пиру захотели пить, Он сделал им вино. Иисус осуждал учеников за то, что они просили Его отом­стить непокорному городу. Когда же солдаты пришли Его арестовывать, Он воспользовался сверхъестественной си­лой лишь один раз, чтобы исцелить отрубленное ухо у од­ного из рабов первосвященника. Другими словами, чудеса в истинных Евангелиях несут в себе любовь, а не силу.

Несмотря на то, что чудеса Иисуса были слишком из­бирательными и не могли полностью избавить людей от разочарования, они служили признаками Его миссии, предвестниками того, что Бог однажды сделает со всем Своим творением. Как сказал однажды Гельмут Тиелике, эти чудеса «были своего рода сигнальными огнями, пред­вещающими приход Божьего Царства». Для людей, кото­рые их испытывали, например, как для парализованного, который излечился так же просто, как очищают подсвеч­ник от воска, выздоровление представило собой явное до­казательство того, что Сам Бог посетил землю. Во всех ос­тальных они пробудили желания, которые не исполнятся до тех пор, пока последнее обновление не положит конец боли и смерти.

Чудеса оказали на людей именно то влияние, о котором говорил Сам Иисус. Они укрепили веру тех, кто уже верил в Него и дали еще больше оснований для веры. На тех же, кто выступал против Христа, они оказали мало влияния. Иногда нужно сначала поверить, чтобы что-то увидеть.

‘Федор Достоевский, «Братья Карамазовы», 242

Библейские ссылки; Матфея 12, 16; Луки 4; Матфея 23 и Лу­ки 13; Иоанна 14; Марка 9.

Глава 16

Отложенное чудо

Когда король франков Шарлемань впервые услышал историю о том, как арестовали и казнили Иисуса, он при­шел в небывалую ярость. Схватив меч и с лязгом вынув его из ножен, он закричал: «О, если бы я был там! Легионы моих воинов истребили бы этих людей!» Нам остается лишь улыбнуться рыцарской храбрости Шарлеманя или же Симона Петра, который тогда действительно схватил меч, пытаясь защитить Иисуса. И все же, за их негодова­нием скрывается темный вопрос. Конечно же, Шарлемань не мог присутствовать при событиях в Гефсиманском саду и поэтому не мог ничем помочь. Но как же Бог Отец, ко­торый мог помочь, но и пальцем не пошевелил, чтобы спа­сти Своего обреченного Сына?

Почему Бог не вмешался? Всем, кто испытывает чувст­во разочарования в Боге, стоит остановить внимание на Гефсимании, дворце Пилата и Голгофе — сценах ареста суда и казни Иисуса. Ведь именно в этих трех местах Сам Иисус испытывал чувства, очень схожие с разочарованием в Боге.

Испытания начались с того момента, когда Иисус мо­лился в тихой и прохладной оливковой роще, в то время как трое Его учеников в полудреме ожидали Его снаружи. Внутри сада все казалось мирным и спокойным, тогда как снаружи силы зла уже вовсю буйствовали. Один из учеников оказался предателем, сатана вышел на охоту, и толпа, вооруженная мечами и дубинами, шла в Гефси-майский сад.

«Душа Моя скорбит смертельно», — говорит Иисус трем ученикам. Несмотря на заявления о том, что в Его власти призвать на защиту легионы ангелов, Иисус не стал этого делать. Придя в мир, где царствуют законы плоти и крови, Он желал умереть по этим же законам. Во время молитвы Иисус падает на землю и молит Бога о выходе, каким бы он ни был. Крупными каплями падал на землю Его пот, словно кровь.

А Бог все молчал.

***

Во дворце Пилата Иисус вновь сдерживает Себя. У Бо­га — в лице Иисуса — самым буквальным образом были связаны руки. «Прореки нам! — кричали люди, пытаясь склонить Иисуса к чудесам. — Кто ударил Тебя?» Сын Бо­жий не оказывал сопротивления тем, кто бил Его и плевал Ему в лицо.

Следующая сцена, казнь на Голгофе, уже так знакома нам по трогательным пьесам, постановкам, проповедям, картинам, что нам сложно ее представить как-то иначе. Для начала, постарайтесь вспомнить момент в своей жизни, когда вы испытывали наибольшее разочарование. Вы все отдали в Божьи руки: надежду на исцеление чело­века от рака или на рождение здорового ребенка, либо положились на Него в разрешении семейного конфлик­та. Но вот случается самое худшее: человек умирает, не­смотря на то, что вы так долго молились за него; ребенок рождается с травмой головного мозга; ваш супруг подает заявление на развод. Вспомните в этот момент о Голго­фе. Или же о том, как Ричард, стоя на коленях, умолял рога о помощи. Вспомните о том времени, когда чудес не было.

Все тогда жаждали чудес: Пилат и Ирод, слышавшие так много сенсационных слухов, женщины, следовавшие за Иисусом от самой Галилеи, ученики, спрятавшиеся от страха в тени. Один из казненных вместе с Иисусом пре­ступников тоже умолял о чуде, в то время как другой по­носил Его, а толпа помогала ему в этом: «Пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему».

Но чудо не произошло, избавления не было. Была лишь тишина. Чарльз Уильяме, описывая эту сцену, отмечает: «В момент полной беспомощности Христу бросали в на­смешку: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти!» Эти слова — самое точное определение Его миссии. Они выражают ее суть не хуже, чем средневековые теологи».¹

«Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» — возопил наконец Иисус. Эти слова, взятые из одного из псалмов, — вопль разочарования. Отец как будто отвернул­ся и дал истории волю вершить суд над праведностью. Природа содрогнулась: земля затряслась как при землетря­сении, гробницы отверзлись. Вся солнечная система вздрогнула: солнце померкло, небо потемнело.

Воскресное утро

Через два дня Воскресение вспыхнуло, как молния, и земля вновь содрогнулась. Разве Бог не оправдал Себя, навсегда разрешив проблему разочарования?

Какую возможность Он упустил! Вот если бы воскрес­ший Иисус показался перед Пилатом и испепелил всех Своих врагов… Вот был бы им всем урок! Но все случаи Его явления ученикам следуют по одной и той же схеме: Иисус являл Себя тем, кто уже верил в Него. Насколько известно, ни один неверующий не видел Иисуса Христа после Его смерти.

Возьмем, к примеру, двух людей, которые могли бы увидеть воскресшего Иисуса, если бы немного подождали. Двое грозных римских стражей стояли снаружи гробни­цы, когда вдруг случилось чудо из чудес. От страха они пришли в трепет и стали, как мертвые. Потом сработал неисправимый человеческий рефлекс, и они побежали до­кладывать властям, так и не увидев Иисуса. В тот же день эти двое свидетелей воскресения согласились утаить исти­ну за деньги. Груды блестящих серебряных монет для них были куда более заманчивыми, чем воскресение Божьего Сына. И вот эти два непосредственных свидетеля вели­чайшего события в истории ушли из этого мира, так и не уверовав.

***

Сегодня на календарях во всем мире помечены три глав­ных события жизни Иисуса — Рождество, Страстная пятни­ца и Пасха. Из них лишь среднее, распятие, происходило на глазах у всех. В момент, когда Христос был, как казалось, наиболее беспомощным, все «кинокамеры истории» были направлены на Него. Толпы народа могли видеть, до мель­чайших подробностей, как все происходило. Когда же чет­веро людей писали о жизни Иисуса Христа, то треть своих усилий они посвятили именно этому этапу жизни Спасителя, — когда казалось, что Он потерпел неудачу.

Событие, имевшее место на Голгофе, наверное, самое публичное из жизни Иисуса Христа. Оно явным образом показывает нам, чем отличается бог, являющий себя через силу, от Того, Кто являет Себя через любовь. Остальные боги — к примеру, боги римлян — требовали поклонения (во времена Иисуса многих евреев убивали за то, что они не кланялись цезарю). Иисус Христос никогда не принуж­дал людей верить в Него. Вместо этого Он обращался к людям с призывами отречься от своего «я» и следовать за Ним.

Как ни парадоксально, эта сцена видимого бессилия вселила в людей новую надежду. «Если Бог за нас, кто про­тив нас?» — заключает апостол Павел, являя свою веру в безграничную любовь Бога, «Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас». Любовь проявляется в жертвенности. Евангелия же рассказывают о том, что Иисус пришел, чтобы умереть. Как Он Сам однажды сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Почему-то получается, что для то­го, чтобы иметь счастье в вечности, необходимо пройти через такие времена молчания и разочарования.

 

Библейские ссылки: Матфея 26-27; Римлянам 8; Иоанна 15.

 

Глава 17

Рост

«Мадам, — сказал я, — если бы наш Бог был

языческим богом или же богом интеллигенции,

что, по сути, для меня одно и то же, то Он жил

бы где-то далеко на небесах; мы же своими бедами

и горем заставляли бы Его то и дело спускаться

к нам на землю. Но знаете ли вы, что наш Бог

пришел, чтобы жить среди нас. Делайте с Ним,

что хотите: грозите Ему кулаком, плюйте в лицо,

бейте, наконец, распните — разницы нет.

Все это Он уже пережил, дочь моя».

— Джордж Бернанос «Дневник деревенского священника»

Позвольте задать прямой вопрос: как пример Иисуса Хри­ста может повлиять на наше разочарование в Боге? Какая польза нам от того, что Он тоже испытал разочарование?

Теологи, следуя словам апостола Павла, объясняют уча­стие Христа следующими духовными терминами: оправда­ние, примирение, искупление. Но все эти слова — слабый намек на то, что происходило на самом деле. Чтобы по­нять, какое влияние оказывает Иисус Христос на проблему разочарования, мы должны смотреть не на эти слова, а на то, как Бог жаждет общения с людьми.

Вспомните один из самых ярких образов, описанных пророками в Ветхом Завете: заботливый отец, горюющий по сыну, убежавшему из дома. Притча Иисуса о блудном сыне рисует нам долгожданный счастливый коней этой истории. После столь долгого ожидания Отец распахнул настежь дверь и, не задавая лишних вопросов, побежал на­встречу заблудшему сыну.

Разорванная завеса

Так что же изменил Иисус? Прежде всего, Он дал нам возможность такого близкого общения с Богом, какого никогда еще не было. В Ветхом Завете израильтяне, при­касавшиеся к Ковчегу Завета, моментально падали замертво. Люди же, прикасавшиеся к Иисусу, Сыну Божьему во плоти, получали исцеление. Евреев, которые боялись произносить или даже писать имя Бога, Иисус учит обращаться к Нему по-новому: «Авва», то есть «Папа». Через Иисуса Христа Бог вновь прибли­зился к людям.

Августин в своей «Исповеди» пишет о том, как на него повлияла такая близость с Богом. Из книг по греческой философии он узнал о том, что Бог совершенен, вечен и неподкупен. Однако Августин не мог до конца осознать, как такой распутный и несдержанный человек, как он, может общаться с Богом. Он изучил множество еретиче­ских учений того времени, но так и не нашел в них удов­летворения. Наконец, через Евангелия Августин узнает об Иисусе Христе, ставшим как бы мостом между греш­ным человеком и совершенным Богом.

Послание к евреям во многом касается этих близких взаимоотношений. Сначала автор размышляет над тем, что Ветхий Завет требовал от человека для получения до­ступа к Богу. Только раз в году, в день очищения, всего один человек, первосвященник, мог входить в Святое Святых. Вся эта церемония включала в себя и ритуальные омовения, и особую одежду, и пять разных жертвоприно­шений. Тем не менее, первосвященник входил в Святое Святых со страхом. К его облачению были пришиты ко­локольчики, а лодыжка была обвязана веревкой. Если первосвященник погибал, переставали звенеть колоколь­чики, и другие священники вытаскивали его тело за ве­ревку наружу.

Послание к евреям рисует резкий контраст по сравне­нию с Ветхим Заветом. Теперь мы можем «приступать к престолу благодати с дерзновением», нисколько не бо­ясь. Дерзнуть войти в Святое Святых… Для евреев не бы­ло ничего страшнее. И все же, в момент смерти Иисуса Христа самым явным образом толстая завеса посреди хра­ма разрывается пополам, открывая Святое Святых. Поэто­му в Послании к евреям делается вывод, что нам можно «приступить к Богу с искренним сердцем».

Так как же Иисус Христос повлиял на проблему разоча­рованности в Боге? Благодаря Ему у нас есть прямой дос­туп к Самому Богу. Нам не нужен посредник, потому что Бог Сам стал для нас этим Посредником.

Лицо

Никто в Ветхом Завете не осмеливался утверждать, что видел Бога в лицо. На земле нет ни одного человека, кото­рый смог бы остаться в живых после встречи с Богом ли­цом к лицу. Те немногие, кому удалось отчасти увидеть свет Божьей славы, затем сами излучали свет подобно вне­земным существам; все же, кто встречался с этими людь­ми, со страхом прятались от них. Иисус дал каждому чело­веку возможность смотреть на лицо Бога без каких бы то ни было ограничений во времени. «Видевший Меня, видел Отца», — говорил Он. Иисус во всем являл Собой образ Бога. Майкл Рэмси писал: «У Бога есть все черты Христа».

Сегодня у людей совершенно разные представления о Боге. Одним Он кажется врагом, другим — полицейским, третьи представляют Его себе как жестокого родителя. Некоторые вообще Его не видят и не слышат. Иисус же Дал нам возможность воочию увидеть, как выглядит Бог и узнать, что Он чувствует. Если у нас вновь возникают сомнения по этому поводу, всегда можно посмотреть на Христа и «поправить свое зрение».

Если я хочу узнать, как Бог относился к больным и ин­валидам, то всегда могу вспомнить, что делал Иисус среди парализованных, слепых и прокаженных. Если меня терза­ют мысли о том, что неужели Бог предопределил бедным страдать всю жизнь, я могу найти ответ в Нагорной пропо­веди Иисуса. Если не знаю, как мне быть во времена ду­шевных страданий и боли, я вспоминаю, что делал в такие моменты Иисус — трепетал, кричал и плакал.

Дойдя до книги Деяний, я не мог не заметить резкой смены настроения. Если перечитать остаток Нового Заве­та, там уже не найти негодования Иова или отчаяния Екклесиаста, не встретить там и страданий, подобных тем, что выражены в Плаче Иеремии. Уже ясно видно, что ав­торы книг Нового Завета были твердо убеждены в том, что Иисус навсегда изменил всю Вселенную. Апостол Павел, например, без преувеличения писал: «Он есть прежде все­го, и все Им стоит… чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное… [Христос] превыше всякого началь­ства, и власти, и силы, и господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем».

В то время, как Павел писал эти слова, Римская импе­рия продолжала вести череду жестоких войн и гонений. Люди лгали, воровали и убивали; распространялись болез­ни, а христиан избивали и сажали в тюрьмы. Все, проис­ходящее вокруг, как ни странно, нисколько не поколебало твердую веру апостолов в то, что Иисус придет снова, в ве­личии и славе, как пообещал. Нужно лишь подождать. Однажды они в Нем уже усомнились, однако после вос­кресения сомнений больше не было.

Видя такую уверенность авторов Нового Завета, можно вполне логично задаться вопросом: зачем, двадцать столе­тий спустя, я посвятил целую книгу проблеме разочарова­ния в Боге? А те люди, что рассказывали мне эти жуткие истории из жизни — почему у них нет такой же уверенно­сти, что была у авторов Нового Завета? Почему разочаро­вание не исчезло бесследно?

Когда я задумываюсь над этим, вновь возникает вопрос о Божьей несправедливости. Справедлив ли Бог.^? Иисус замечательным образом рассеивает сомнения о скрытности Бога и Его молчании. Что же касается несправедливости рога, здесь все кажется только хуже. Сама жизнь Иисуса Христа выглядела как величайшая несправедливость в исто­рии человечества: лучший из всех людей терпит самые жес­токие наказания. Еще одна Жертва жестокой планеты. После Его смерти обстановка практически не улучшилась. Ученики Христа получили свои «награды» — сидели в тюрь­мах, подвергались мучительным пыткам. Проблема неспра­ведливости не исчезла.

Невероятно, но автор Послания к евреям, похоже, пе­реживал то же самое, как бы признавая, что люди будут продолжать разочаровываться в Боге. Вторая глава посла­ния начинается с большой цитаты из Псалтыря о том, как Бог покорит все под ноги Иисуса. Затем же следует одно весьма содержательное предложение: «Ныне же еще не ви­дим, чтобы все было Ему покорено».

Как писатель, я знаком с чувством, когда, написав кни­гу о том, во что я твердо верю, порой возникает вопрос: не­ужели это правда? Автор Послания к евреям, процитиро­вав увесистое теологическое высказывание из Псалтыря, затем приостанавливается и задумывается над вышеска­занным. Да, конечно, вся власть принадлежит Иисусу, но почему-то пока этого не видно: «Еще не видим, чтобы все было Ему покорено». В этом коротком предложении заключается вся несправедливость — войны и насилие, ненависть и похоть, торжество зла над добром, болезни и смерть, слезы и вопли, все отчаяние и разочарование этого мира, утопающего в хаосе. Возможно, это «самое правдивое» высказывание во всей Библии.

Далее же читаем: «Но видим, что за претерпение смерти увенчан славою и честью Иисус… дабы Ему, по благодати Божией, вкусить смерть за всех». Становится ясно, что Пос­лание к евреям не ставит своей целью отобразить Иисуса Христа в величии и славе, каким Он предстал в момент пре­ображения или же воскресения. Цель послания — показать Иисуса на кресте. Затем автор использует, наверное, самые противоречивые высказывания в Новом Завете. Он говорит, что Иисус «совершенствовался» и «учился послушанию» через страдания. Толкователи обычно обходят эти фразы стороной, потому что их нелегко увязать с традиционными представлениями о неизменном и беспристрастном Боге. Я же не буду обходить их стороной, так как эти слова из Послания к евреям имеют непосредственное отношение к извечной проблеме разочарования в Боге.

Из Послания к евреям ясно, что воплощение имело ог­ромное значение как для Бога, так и для нас. Для Бога это был единственный способ сблизиться с нами. Он, будучи Ду­хом, никогда ранее не соприкасался с материальным миром, никогда не испытывал, насколько ранима человеческая плоть, никогда, не чувствовал, как клетки посылают в мозг сигналы о боли. Иисус все изменил. Он прошел от начала до конца, от боли и крови рождения до боли и крови смерти.

Из Ветхого Завета мы много узнаем о том, «что значит быть Богом». Новый Завет повествует нам о том, что про­изошло, когда Бог решил узнать, что значит быть челове­ком. Все, что чувствуем мы, чувствовал и Бог. Мы инстин­ктивно желаем иметь такого Бога, который не просто знал бы, что такое боль, но и разделял бы ее с нами; нам нужен Бог, которому наша боль не будет безразлична. Молодой богослов Дитрих Бонхоффер, находясь в фашистском концлагере, написал: «Только Страдающий Бог может нам помочь». Иисус стал для нас таким Богом. В Послании к евреям говорится, что Бог теперь может разделять наши немощи, сострадать нам. Греческий вариант слова «со­страдать» состоит из двух слов зут и раЙЮ8, что означает «страдать вместе с кем-то».

Возьму на себя смелость утверждать, что, благодаря Иисусу Христу, Богу стало понятным наше чувство разо­чарования в Нем. Как еще нам понимать слезы Иисуса или Его вопли отчаяния на кресте? Все три вопроса, кото­рым посвящена эта книга, можно обнаружить в пред­смертных словах Иисуса: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Божий Сын «учился послушанию» че­рез страдания, учит нас Послание к евреям. Человек учит­ся послушанию лишь тогда, когда есть соблазн ослушать­ся, а смелости — когда есть соблазн уйти от опасности.

Почему Иисус не схватил меч тогда, в Гефсиманском са­ду, почему не призвал на помощь легионы ангелов? Почему Иисус не последовал призыву сатаны покорить Себе весь мир? Вот почему: если бы Он сделал это, то не выполнил бы Своей миссии: стать таким, как мы, жить и умереть как че­ловек. Только так Бог мог бы полностью следовать прави­лам, установленным Им при сотворении мира.

В Библии, особенно в книгах пророков, мы видим, как Бог переживает конфликт внутри Себя. С одной стороны, Он безгранично любит сотворенных Им людей, а с другой -жаждет разрушить зло, поработившее Его народ. На Голгофском кресте Бог положил конец этому конфликту. Сын Божий взял на Себя разрушительную силу и превра­тил ее в любовь.

«Лучший способ победить зло — подавить его в теле живого че­ловека. Когда человек впитает его в себя, подобно тому, как губ­ка впитывает кровь, зло теряет силу и не распространяется далее».

- Гейл Д. Вебб

Библейские ссылки: Евреям 4, 10; Иоанна 14; Колоссянам 1; Ефесянам 1; Евреям 2-5.

Часть четвертая

ДУХ

Глава 18

Превращение

По вашему животу пробегает волна нервной дрожи. «Смогу ли я справиться? А вдруг что-то сделаю не так? Понравится ли это шефу?» Вы оглядываетесь на стоящих вокруг вас людей — они, щурясь от ярких лучей солнца, переминаются с ноги на ногу, нервно вырисовывают кра­ем сандалий замысловатые фигуры на песке. Вы — один из семидесяти человек, которых собрали, чтобы поручить за­дание особой важности.

Иисус говорит слова наставления. Он выглядит взволно­ванным, в Его словах чувствуется тревога: «Я посылаю вас, как агнцев среди волков. Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте». К концу Сво­ей речи Иисус повышает голос, обращая на Себя внимание: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня». Что бы это значило? Группа людей начинает расходиться, и вы, еще не совсем все понимая, от­правляетесь выполнять задание со своим товарищем.

Когда спустя несколько дней вы снова встретитесь с Иисусом, то с трудом Его узнаете. Вся суровость и тревога исчезли без следа. Он с интересом выслушивает все ваши рассказы, улыбается, ободряя вас. Он подробно расспраши­вает вас о том, как вы исцеляли больных, изгоняли нечистых духов, как, благодаря вам, менялась жизнь людей. Ваше зада­ние выполнено; полный трудностей путь к жителям холмов и обратно все же оказался успешным, и Иисус радуется вме­сте с вами. Вы празднуете победу. Стоит только немного при­слушаться к Его словам, и вы уже уверены, что вам все нипо­чем: подумаешь там, наступать на змей, скорпионов!..

В самом разгаре вашего отчета о проведенной работе Иисус вдруг поднимает руку, чтобы прервать вас. Еще ни­когда вы не видели Его таким возбужденным. «Я видел са­тану, спадшего с неба, как молнию», — говорит Он вам. И хотя вы не понимаете, что Он хотел этим сказать, вы ощущаете внезапный прилив сил и энергии. Похоже, толь­ко что произошло очень важное событие, сделан гигант­ский шаг вперед. Иисус наклоняется к вам, чтобы сооб­щить доверительным шепотом: «Многие пророки и цари желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали».

Заключительное испытание

Другое место действия, спустя примерно шесть меся­цев. На этот раз вы находитесь в небольшом помещении в Иерусалиме, где двенадцать учеников Иисуса собрались вместе с Ним на Вечерю. После трапезы и вина у вас не­много кружится голова. Все происходит слишком быстро в начале этой недели Иисус торжественно въехал в го­род, весь народ необычайно бурно приветствовал Его. Казалось, что наконец-то исполнятся все ваши мечты. Однако сегодня вечером вас и всех остальных одолевают дурные предчувствия.

Сначала Иисус смутил Петра тем, что омыл ноги ему и всем ученикам. А сейчас, когда Он говорит, Его настро­ение и тон Его голоса то и дело меняются. То Он вас успо­каивает и утешает, то вдруг упрекает за недостаток веры _й ума. Не раз Иисус намекает на то, что Его предадут. Кое-что из того, что Он говорит, вам непонятно. Но ясно одно: несмотря на все протесты, Иисус заявляет, что Он вас покидает.» Кто-то другой должен прийти вместо Него -некий Утешитель.

По комнате проносится небольшое волнение, как буд­то ветер колышет траву. Вы уже несколько месяцев ждали, когда же наконец Иисус примется за управление Своим царством. И вот теперь Он все это возлагает на вас, на две­надцать Своих учеников! Окидывая взором всех сидящих за столом, Иисус заканчивает: «Я завещаю вам, как заве­щал Мне Отец Мой, Царство».

Прощание

Ну что ж, вы все потерпели поражение — даже Петр, похвалявшийся своей верностью Иисусу всего лишь за не­сколько часов до того, как трижды отрекся от Него. «Я по­бедил мир!» — говорил Иисус в тот вечер. Но эти слова не соответствовали тому, что произошло позже. Еще не про­шло и дня, а вы уже стояли перед крестом, на котором, об­наженный, висел Он. И это — Спаситель вашего народа, Царь царей? Кто бы мог поверить подобному?

Это случилось в пятницу.

В воскресенье странные слухи пронеслись среди тех, кто оплакивал смерть Иисуса. И вот на этой же неделе вы встретились с Ним. Значит, это правда! Вы собственными Руками дотрагивались до Него. Иисус! Он совершил то, че­го не совершал еще никто: добровольно сошел в преиспод­нюю, а затем вернулся обратно. Теперь вы больше никогда Не будете сомневаться в Нем. В течение сорока дней Иисус то появлялся, то исчезал по Своему желанию. Когда Он приходил, вы внимательно слушали Его объяснения о том, что случилось. Когда же Он уходил, все, в том числе и вы, начинали строить планы о новом царстве. Только подумайте: Иерусалим наконец-то освобождается от римского гнета!

Друзья уже давно насмехаются над тем, что вы увязались за каким-то деревенским проповедником. Вот сейчас-то вы им покажете… Теперь уже никто не посмеет вас притеснять. Никто не посмеет притеснять весь Израиль! Естественно, Петр, Иаков и Иоанн займут высшие должности в новом государстве, но ведь страна будет нуждаться во множестве руководителей, а у вас есть привилегия, ведь вы следовали за Христом целых три года. Сам Мессия принял вас в чис­ло Своих избранных учеников.

На протяжении всех сорока дней люди ощущали чудес­ное сияние. Его нельзя было не ощущать, ведь каждое но­вое появление Иисуса было настоящим чудом. Наконец, кто-то решился задать Ему вопрос, о котором все не пере­ставали спорить: «Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» Все затаили дыхание в ожи­дании ответа — возможно, призыва взять в руки оружие или же составить план военных действий, ведь римляне без боя не сдадутся…

Иисус ответил так, как никто не ожидал. Сначала мог­ло показаться, что Он просто не расслышал вопроса. Он как будто пропустил его мимо ушей и стал говорить не об Израиле, а о соседних государствах и о том, что все Его ученики должны стать Ему свидетелями до самого края зе­мли. Пока же им надлежит вернуться в Иерусалим и ждать, когда придет Святой Дух.

Далее происходит невероятное. Вы стоите и слушаете Его, как вдруг Его ноги отрываются от земли, и Он начина­ет подниматься вверх. Он немного повисел в воздухе, а за­тем скрылся за облаками. Больше вы не видели Иисуса.

Три эпизода

Эти три эпизода — наставления семидесяти, тайная Вечеря и вознесение — проливают свет на причину, по ко торой Иисус пришел в этот мир и почему покинул его. Без сомнения, Он пришел для того, чтобы совершить Божье правосудие и показать нам, Кто такой Бог. Но Он пришел еще и для того, чтобы основать на земле Свою Церковь, — новое место, где будет присутствовать Дух Божий.

И поэтому, когда эти семьдесят вернулись и рассказа­ли Ему о том, что с ними произошло, Иисус возрадовал­ся. «Слушающий вас Меня слушает», — сказал Он им. Действительно, Божий замысел действовал. Его миссию выполняли семьдесят простых смертных людей; более того, они жили той же жизнью, что и Сам Иисус.

Во время тайной Вечери с учениками Иисус проявил еще большую озабоченность. Для Него они были самыми близ­кими друзьями во всем мире. И вот настало время передать Свою миссию в руки тех, кто сейчас так горячо говорит о своей преданности, а, спустя всего несколько часов, отре­чется от Него. «Как послал Меня Отец, [так] и Я посылаю вас», — говорил Он, зная, что они этого еще не понимают. И эта команда должна будет нести весть о Нем в Иерусалим, в Иудею и Самарию, и так до самого края земли.

В момент вознесения на глазах у изумленных учеников тело Иисуса поднялось над землей. Но скоро, очень скоро, во время Пятидесятницы, Дух Божий придет вместо Иису­са и наполнит их Собой.

Библейские ссылки: Луки 10; Иоанна 13-17; Деяния 1.

Глава 19

Перемена ветра

Заказано снять документальный фильм о религии для Национального общественного канала. Ну вот, опять эта скука. Нужно показать образ Бога на протяжении столетий или что-то вроде того, так нам сказали. Просто здорово. Где же нам взять эти образы? Ведь самый главный герой картины невидим.

Хорошо, пока кто-то старается организовать интервью с Самим Богом, надо заснять общую атмосферу:

XIV век до н. э. Начинаем со съемок горы Синай с вер­толета. К счастью, эта территория никем не заселена, поэтому не придется из-за съемок убирать с нее какую-нибудь телеантенну… Наезжаем камерой на кучку ста­тистов-бедуинов, изображающих древних евреев. Голос за кадром рассказывает о том, как они питаются, во что одеваются. Крупный план на маленького еврейского маль­чугана лет двенадцати. Отрываем его от игры и подзыва­ем к себе.

«Расскажи мне о своем Боге. Какой Он?» — спрашива­ет рассказчик.

Мальчик удивленно смотрит в камеру. «Ну… Ну…» Но так и не может сказать ни слова.

«Да, да, о Яхве, о Боге, которому вы поклоняетесь».

«О том, какой Он? О Нем? Вот видите там гору? /Съемка извержения вулкана. Кругом дым, пар. Крупным планом лава.] Вот там Он и живет…Не ходите туда, а то умрете! Он… Он… ну, в общем Он страшный. Очень страшный».

/ век н.э. Панорама горизонта в древней Палестине. Опять те же бедуины, только теперь уже они делают вид, что путешествуют по пустыне. На заднем плане виднеет­ся оазис. Фокус — на толпу стоящих неподалеку людей, за­тем на женщину, сидящую с краю около кустарника. Зада­ем ей тот же вопрос.

«Бог? Я все еще пытаюсь сама понять, Кто Он такой. Я думала, что знала, Кто Он, но вот когда стала следовать за одним здешним Учителем, то запуталась. Он говорит, что Он — Мессия. Все друзья смеются надо мной. Но я была в толпе в тот день, когда Он накормил пять тысяч человек. Кто еще мог такое сделать? Я тогда ела ту рыбу. На моих глазах Он исцелил слепого. Бог, наверное, по­хож на того Человека по имени Иисус».

XX век н.э. Съемки внутри живописной церкви какого-нибудь маленького городка в США. Лица людей, сидящих в зале. Голос рассказчика за кадром: «А каков Бог сегодня?»

Новый Завет учит нас верить в то, что ответ находится _в той самой церкви, среди тех самых прихожан. То, что Бог — во Христе, это верно, но ведь Он присутствует и в нас! По-настоящему осознать это можно только прочитав всю Библию от корки до корки, от Бытия до Откровения, как это сделал я во время поездки в Колорадо.

Первые девятьсот страниц повествуют о Боге как о все­могущем Господине Вселенной, порождающем огонь, ис­полненном благости и святости. Затем идут четыре Еван­гелия — всего около ста страниц, рассказывающие о жиз­ненном пути Иисуса Христа. Однако после книги Деяний Библия переходит к серии личных посланий. Греки, рим­ляне, евреи, рабы, рабовладельцы, женщины, мужчины, дети — эти послания обращены ко всем категориям людей. Однако в каждом послании ударение делается на то, что читающие их люди принадлежат уже к совсем иной кате­гории людей. Все они «во Христе».

«Церковь — не что иное, как сообщество людей, в кото­ром воплотил Себя Христос», — сказал однажды Дитрих Бонхоффер. Апостол Павел выразил похожую мысль, упо­требив фразу «тело Христа». По его мнению, на земле по­являлся новый вид людей, в которых жил Сам Бог — Свя­той Дух. Этими людьми — их ногами, руками, глазами -управлял Бог, тем самым присутствуя на земле посредст­вом их. Более того, судя по тому, что писал апостол Павел, Бог стремился к этому с самого начала.

«Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий жи­вет в вас?» — писал Павел непокорной церкви в Коринфе. Для евреев храмом являлось само здание церкви, где пре­бывало Божье присутствие. Выходит, Павел утверждал, что Бог «переехал» на новое место?

В Библии фигурируют три храма, и каждый из них символизирует последовательность: Бог явил Себя снача­ла как Отец, затем как Сын, а потом — как Святой Дух. Первым храмом был величественный дворец, построен­ный Соломоном и позднее перестроенный Иродом. Вто­рым был «храм» тела Иисуса Христа («Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его»). Теперь мы видим, как появляется новый храм, принявший форму отдельных людей.

Поручение

«Похоже, что у Него нет ничего, чего бы Он не мог по­ручить Своим созданиям. Он повелевает нам, неловким и медлительным, делать то, что Сам мог бы сделать прево­сходно и во мгновение ока.

И все же, Бог одно за другим дает Своему творению по­ручения. Я думаю, это происходит потому, что Он щедр к нам»¹.

Вышеупомянутая последовательность — Отец, Сын, Свя­той Дух — также являет собой и изменения в отношениях. У горы Синай люди боялись Бога и умоляли Моисея идти к Нему вместо них. В дни же Иисуса Христа люди могли за­просто разговаривать с Божьим Сыном; Его можно было потрогать, даже ударить. В день Пятидесятницы ученики Иисуса, некогда в страхе сбежавшие с суда над их Учителем, стали носителями Живого Бога. Бог поручил заботиться о Своем царстве Своим ученикам, а значит, и нам с вами.

Но постойте. Все эти идеи с Духом должны каким-то образом согласовываться с реальной жизнью. Посмотрите на этих людей, сидящих на скамьях в церкви. Разве это было в Божьих планах?

Сам акт поручения всегда содержит в себе долю риска, это знает каждый работодатель. Когда вы поручаете кому-то дело, вы даете ему определенные полномочия. Когда Бог «увещевает через нас» (слова Павла), Он идет на ог­ромный риск: ведь мы можем быть Ему плохими свидете­лями. Рабовладение, крестовые походы, погромы евреев, колониальные войны, ку-клукс-клан — все эти беззакония люди преподносили как исполнение повеления Христа. Мир, который Бог возлюбил и к которому Он протягивает руки, может так и не увидеть Его, и мы тому виной.

И все же, Бог пошел на этот риск, а раз уж Он так сде­лал, мир узнает о Нем первым делом через христиан. Учение о Святом Духе — это учение о Церкви: о Боге, жи­вущем внутри нас. Такой замысел, наверное, и есть то «не­мудрое Божие», о котором писал Павел, а писатель Фреде­рик Бюхнер далее размышляет над этим: «Как Он мог избрать себе служителями… непригодных для этого свято го дела глупцов, педантов, лицемеров, напыщенных ни­чтожеств, эгоистов, неудачников и сластолюбцев?»²

Ц все же, Апостол Павел говорит: «Немудрое Божие премудрее человеков».

Мы, живущие среди заурядных прихожан церкви, -те самые глупцы и неудачники, возможно, захотим как-то сгладить, завуалировать библейские слова о теле Христа. Однако в Библии все сказано четко и ясно. Посмотрим лишь на два примера.

1.  На земле мы являем собой Божью святость. Именно святость является основным фактором, который разделяет Бога и человека. Из-за нее в Святое Святых никому нель­зя было входить. Однако Новый Завет настаивает на том, что произошло кардинальное изменение. Совершенный Бог теперь живет внутри крайне несовершенных людей. Более того, так как Бог уважает нашу свободу, Святой Дух «приспосабливается» под наше поведение. Новый Завет говорит нам о Духе, которому можно лгать, которого мож­но огорчать или угашать. Когда мы поступаем неправиль­но, мы в буквальном смысле принуждаем Бога поступать
так же неправильно.

Об этой парадоксальной истине весьма красноречиво повествует 6-я глава 1-го Послания коринфянам, в кото­рой Павел обличает верующих в Коринфе в том, что они нанимают проституток. Он разрушает все их доводы один за другим. В итоге, Он делает самое грозное заявление: «Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы?» Похоже, Павел здесь придавал каждому слову буквальный смысл. Неразрывно связано с вышесказанным и следую­щее заключение Павла: «Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать [их] членами блудницы? Да не будет!»

Для того, чтобы здесь увидеть четкий контраст, не нужно быть теологом. В Ветхом Завете прелюбодеев До смерти побивали камнями за нарушение Божьего за­кона. Во времена же Духа Бог поручает нам Свою репута­цию, более того, Свою сущность. Для мира мы являемся воплощением Бога; все, что происходит с нами, происхо­дит и с Ним.

2.        Люди делают работу Бога на земле. Немного уточню: Бог действует на земле через нас. При одном произнесении этих слов по телу проходит нервная дрожь. «Мы не можем без Бога, Бог не хочет без нас», — сказал Августин. Павел выразился аналогично: «Со страхом и трепетом совершай­те свое спасение, потому что Бог производит в вас и хоте­ние и действие по [Своему] благоволению».

Бог чудесным образом давал пищу израильтянам во время странствий в пустыне, даже следил за тем, чтобы их обувь не изнашивалась. Иисус также кормил голодных и давал людям все, в чем они нуждались. Многие христиане сегодня, читая эти места Писания, испытывают чувство ностальгии или даже разочарования. «Почему Бог так не делает сейчас? — спрашивают они. — Почему Он не совер­шает чудес, когда у меня проблемы?»

Если мы посмотрим на Новый Завет, то увидим там со­всем иной подход. Запертый в темнице, Павел писал пись­мо своему другу Тимофею с просьбой помочь ему. Он пи­сал: «Когда пойдешь, принеси фелонь… и книги… Марка возьми и приведи с собою, ибо он мне нужен для служе­ния». В другом месте Павел получил «Божье утешение» в том, что к нему пришел Тит. Когда же в Иерусалиме на­стал голод, Павел сам следил за тем, чтобы церкви, кото­рые он основал, собирали средства для оказания помощи нуждающимся. Бог отвечал на нужды церкви точно так же, как это было с израильтянами в пустыне, однако Он делал это уже через людей, членов Его тела. Павел не делал раз­деления, говоря: «Церковь сделала так, а Бог поступил вот так…» Такое разделение не поддерживало бы идею, кото­рую он так часто выражал в своих посланиях. Церковь -тело Христа; поэтому, если что-то сделала церковь, это сделал Сам Бог.

Настойчивость, с которой Павел утверждает эту истину, во многом вызвана первой встречей Павла с Богом. В то время он был ярым гонителем христиан. По дороге в Да­маск он увидел яркую вспышку света (от которой на три дня потерял зрение). С неба донесся голос: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?»

Гоню Тебя? Кого гоню? Я ведь просто уничтожаю этих еретиков — христиан,

«Кто Ты, Господи?» — спросил наконец Савл, упав от страха на землю. «Я Иисус, Которого ты гонишь», — последовал ответ с небес.

Эта фраза как ничто другое свидетельствует о перемене, совершенной Святым Духом. Иисуса казнили несколько месяцев тому назад. Павел же преследовал христиан, не Иисуса. Но Сам воскресший Иисус дал Павлу ясно по­нять, что эти люди — часть Его тела. Все, что испытывали они, испытывал и Он. Этот урок апостол Павел запомнил навсегда.

***

Теперь я не могу не применять эту мысль в своей жизни. Учение о Святом Духе лежит в основе ответов на большин­ство вопросов, задаваемых в этой книге. Мой друг Ричард спрашивал меня: «Где Бог? Покажи мне. Я хочу Его уви­деть». Отчасти, ответом на этот вопрос будет следующее. Если ты желаешь увидеть Бога, посмотри на тех, которые принадлежат Ему. Они — Его «тела». Они — тело Христа.

На такие слова Ницше некогда возразил: «Чтобы мне поверить, что Он — их Спаситель, они должны сами похо­дить на спасенных». И все же, если бы Ричард повстречал­ся с таким святым, как, например, Мать Тереза, которая является воплощением любви и милосердия, возможно, он поверил бы. Видишь ее? Вот такой Он, Бог. Она исполняет Его работу.

К сожалению, Ричард не знает Мать Терезу, но он зна­ет меня. И это как раз самый горький аспект учения о Свя­том Духе. Возможно, Ричард никогда не услышит голоса из бури, который будет ответом на все его вопросы. Воз­можно, он никогда в своей жизни не увидит Самого Бога. Он будет видеть только меня.

 

Библейские ссылки: 1 Коринфянам 3; Иоанна 2; 2 Коринфя­нам 5; Филиппийцам 2; 2 Тимофею 4; 2 Коринфянам 7; Римля­нам 15; Деяния 9.

 

Глава 20

Кульминация

Если бы мы могли, хоть на мгновение отбросив все наши суждения о Библии, просто перечитать ее от корки до корки как один большой рассказ, то сюжетная линия тогда выстроилась бы следующим образом:

В начале Бог, Дух, сотворил огромный материальный мир. Из всех Его творений только люди соответствовали всем критериям, чтобы называться «образом Божьим», Этот образ Божий был одновременно великим даром и огромной ношей. Мужчина и женщина, духовные су­щества, могли общаться непосредственно с Самим Бо­гом. Из всех существ только у них была свобода не пови­новаться Ему.

Они, естественно, не повиновались, и в тот злосчаст­ный день что-то умерло у них внутри. Тела их продолжали жить еще многие годы, а дух уже не был в состоянии об­щаться непосредственно с Богом.

Библия далее рассказывает, как Бог пытался исцелить этот больной дух. Он работал с отдельными семьями: на­чиная с семьи самого Адама, затем с семьей Ноя и закан­чивая семьей Авраама — центральной семьей в Ветхом Завете. Иногда Библия изображает Бога, как родителя, воспитывающего ребенка, иногда — как пылкого влюблен­ного; но везде показано, что Он ищет способ «достучать­ся» до сердец людей, чтобы восстановить то, что было раз­рушено.

Всего за несколькими исключениями, Ветхий Завет по­казывает, что все эти попытки заканчивались неудачами. Новый же Завет начинается с радикального поворота со стороны Бога, «вторжения на землю» — рождения Иисуса Христа, который ознаменовал Собой новое нача­ло. Его назвали «вторым Адамом» — родоначальником но­вого вида людей. Ему наконец-то удалось разорвать завесу, разделявшую людей и Бога.

После того, как Иисус покинул землю, в день Пятиде­сятницы на землю сошел Божий Дух и наполнил Собою людей. Таким образом, их падший дух был наконец вос­становлен. Теперь Бог не просто гуляет с людьми в саду — Он живет внутри них.

Для того, чтобы увидеть эту радостную весть, стоит только начать читать Новый Завет, Апостол Павел выразил все весьма четко: «Ибо тварь с надеждою ожидает открове­ния сынов Божиих». Он говорит, что вся Вселенная оста­новилась и следит за тем, что происходит на земле: «…что­бы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия». Петр в изумлении добавляет, что в это «желают приникнуть Ангелы».

А в это самое время небольшая группа христиан направ­лялась в Самарию, Грецию, Эфиопию, Рим и Испанию. Согласно Новому Завету, все они были участниками велико­го пробуждения, помогая Богу вернуть Себе Свое творение.

Что может быть лучше?

С самого начала этой книги я обещал быть откровен­ным во всем. В конце концов, моя книга предназначается всем жертвам неисполненных обещаний и разрушенных надежд. Поэтому считаю своим долгом отметить, что раз­очарованным людям очень трудно разделять радость авто­ров Нового Завета. Например, мой друг Ричард утвер­ждал, что потерял веру из-за того, что Бог действовал в его жизни слишком незаметно. Он желал увидеть что-то бо­лее убедительное, нечто вроде горящего куста или же раз­верзшегося Красного моря. «Многоразличная премуд­рость Божия» теперь должна воплощаться через церковь… Когда вы были в церкви в последний раз? Иисус, конеч­но, произвел бы на вас впечатление, облако Божьей славы также, наверное, заставило бы вас пасть лицом на землю, но церковь?..

Как нам увязать возвышенные слова Нового Завета с ре­альностью вокруг нас? Некоторые сразу скажут: «Просто апостол Павел имел в виду новозаветную церковь; мы же Далеки от совершенства». Здесь я не согласен. Послания писались сборищам бывших воров, идолопоклонников, клеветников и блудниц, в сердцах которых теперь жил Бог, Почитайте об «идеальной» церкви в Коринфе, к которой обращается Павел в своем послании: злобные и упрямые люди. Во всей истории, наверное, не найдется ни одной церкви, которая могла бы сравниться с ней в несвятости. И все же, самое знаменитое описание церкви как тела Хри­стова находится именно в послании к этой церкви.

В этом случае невозможно мягко поставить вопрос, по­этому спрошу прямо: чего добился Бог за все эти столетия? Если бы Божий план можно было представить в виде ана­лиза затрат и результатов, проводимого крупными компа­ниями, то какими были бы «доходы» и «затраты» в этом случае как для Бога, так и для людей?

Пороки в церквях, мешающие служению, естественно, будут для Бога самыми крупными «затратами». Точно так же, как Он присвоил Свое имя израильскому народу и в результате во многом испортил Себе репутацию из-за них, теперь Он предает Свой Дух несовершенным людям. За примером того, что церковь далека от Божьего идеала, не нужно далеко ходить — церковь в Коринфе, расизм в Африке, кровопролития в Северной Ирландии, распри между христианами в Соединенных Штатах. Мир же, гля­дя на тех, кто носит имя Бога, судит так и о Самом Боге. Львиная доля разочарований в Боге вызвана разочарова­нием в христианах.

Дороти Сэйерз сказала, что в Своем желании спасти че­ловечество, Бог претерпел три самых больших унижения. Первое унижение состояло в воплощении, когда Он ограни­чил Себя рамками физического тела. Второе состоялось на Голгофском кресте, когда Он претерпел весь позор публич­ной казни. Третье унижение, по предположению Сэйерз, — это церковь. Бог совершил великое самоотречение, когда ре­шился предать Свою репутацию в руки простых людей.

И все же, каким-то невидимым для нас образом эти са­мые простые люди, исполненные Святым Духом, помогают поставить Вселенную на свое место — под Божье руковод­ство. Ангелы ликуют о кающемся грешнике. Наша молит­ва способна передвигать горы. Божий доход можно увидеть все в том же отрывке из 10-ой главы Евангелия от Луки: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию», — говорил Иисус, радуясь, что отправленные Им семьдесят учеников успешно справились с поручением. Его ответ был подобен ответу счастливого отца, который искренне рад, что его де­ти сделали даже больше, чем он от них ожидал.

Нам ни в коем случае не нужно сводить все к тому, что Богу «нужна» наша помощь. Он избрал нас для того, что­бы наставить Свое творение на истинный путь еще здесь, на земле. Он использует людей как инструменты, точно так же, как мой мозг, для того, чтобы написать это пред­ложение, использует в качестве инструментов пальцы, кисть и запястье. Именно такую метафору так часто при­менял Павел в описании роли Христа в современном ми­ре: Голова тела, управляющая всеми его частями, чтобы исполнять Свою волю.

Чтобы лучше понять «доход», который получает Бог, вернемся к образам, описанным пророками: Бог-Отец и Бог-Влюбленный. Оба этих вида человеческих отношений содержат элементы того, к чему всегда стремился Бог в от­ношениях с людьми. Одно слово — зависимость — содержит ключ к сходству и к различию в этих отношениях.

Для младенца зависимость — это все. Ему обязательно нужен кто-то, кто смог бы удовлетворять все его потребно­сти, иначе он погибнет. Родители не спят ночами, убира­ют за ним последствия всех его «неожиданностей», учат самостоятельно ходить в туалет и занимаются многими другими малоприятными вещами только из любви к сво­ему ребенку; они чувствуют, что ребенок зависим. Но это не продолжается вечно. Орел опрокидывает гнездо, чтобы птенцы сами научились летать; мать закрывает грудь, что­бы отучить от нее ребенка.

Ни один здравомыслящий родитель не хочет, чтобы его сын или дочь всю жизнь висели у них на шее. Поэтому отец не носит дочь всю жизнь на руках, а учит ее ходить, осознавая, что настанет день, и она оставит его. Хорошие родители отучают своих детей от зависимости и приучают их к свободе.

В случае с влюбленными все наоборот. У влюбленного человека есть полная свобода, но он все-таки отказывается от этой свободы и становится зависимым. Библия учит нас «повиноваться друг другу», и любая семейная пара скажет вам, что это точное определение каждодневной жизни вме­сте. В здоровом браке повиновение друг другу происходит добровольно, из любви. В нездоровом браке подчинение ста­новится причиной ссор и препираний между двумя эго.

По моему мнению, различия между этими двумя вида­ми взаимоотношений во многом иллюстрируют то, к чему стремится Бог на протяжении истории. Он не ждет от нас беспомощной любви младенца, у которого нет иного вы­бора, но — настоящей свободной любви влюбленного. Он «ухаживал» за нами с самого начала истории.

Бог так и не получил желаемой любви от израильского народа. Согласно библейскому повествованию, Бог желал, чтобы люди росли сами: в день, когда израильтяне достиг­ли обетованной земли, манна перестала падать с небес. Бог дал им новую землю; теперь израильтяне должны были са­ми добывать себе пищу. С детской наивностью люди ста­ли поклоняться богам плодородия. Бог желал иметь влюб­ленного, но взамен получил вечно испорченного ребенка.

А как обстоят дела сейчас, в эру Духа? Кто мы Богу -влюбленный или ребенок? Невероятно, но Новый Завет говорит о первом. Фразы из Нового Завета говорят нам о том, какими нас видит Бог: «Христос возлюбил Цер­ковь… чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна»; «непорочными сре­ди строптивого и развращенного рода, в котором вы сияе­те, как светила в мире»; «…вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою»; «…итак вы уже не чу­жие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу… и вы устрояетесь в жилище Божие Духом».

Библия преподносит единение простых людей с Божь­им Духом как самое важное достижение после сотворения мира. С самого начала у Бога была цель научить нас ис­полнять Его волю в мире. Этот медленный и трудный про­цесс однажды приведет к полному восстановлению земли.

Наш доход

Такие возвышенные мысли — посланники Божьи, самое важное достижение творения — представляют нам Божий взгляд — то, что нам недоступно. Каковы же «доходы» и «затраты» у нас, людей, живущих на земле? Из поколения в поколение мы наследуем мир, полный боли, трагедий и ра­зочарования. А то, что я представил в виде шага к сближе­нию — от облака дыма на горе Синай к воплощению Бога в Иисусе Христе и к Святому Духу, живущему в нас, — мож­но воспринять лишь как иронию; ведь, с другой стороны, может показаться, что Бог этими действиями сделал шаг на­зад, чтобы не вмешиваться непосредственно.

Некоторые вспоминают «старые добрые времена» Вет­хого Завета, когда Бог использовал более явный подход. В Ветхом Завете говорится о самом настоящем подписан­ном Богом договоре, в котором гарантируется физическая безопасность и процветание при выполнении определен­ных условий; в Новом Завете такого договора нет. Переме­на от видимого присутствия Бога в пустыне к невидимому присутствию Святого Духа в нас влечет за собой и опреде­ленные лишения. Ведь мы лишаемся видимых доказа­тельств того, что Бог действительно существует. В наши дни Бог уже не присутствует с нами в виде облачного стол­па, на который всегда можно показать пальцем, если у ко­го-то возникнут сомнения. Для некоторых людей, вроде Ричарда, это действительно огромное лишение.

На самом деле, то, что Бог дал церкви такое множество полномочий, гарантирует наличие разочарования, которое будет постоянным и эпидемическим. В старые времена, если евреи желали узнать волю Бога о том, идти им на бит­ву или нет, либо какой сорт дерева использовать для по­стройки храма, они обращались к первосвященникам, а те уже особым образом получали ответ от Бога. Сегодня же 1275 различных конфессий в одних только Соединенных Штатах свидетельствуют о том, что церквям очень трудно прийти к единому мнению о воле Бога по любому вопро­су. Разноголосица в современной церкви — часть «затрат», один из недостатков того, что мы сейчас живем не во вре­мена странствий евреев по пустыне или же не находимся среди учеников, ходивших с Иисусом.

В чем же состоит наша «прибыль»? Новый Завет с боль­шим трудом объясняет нам это, особенно в Посланиях к евреям, римлянам и галатам. Я просто представляю себе весьма вспыльчивого апостола Павла, которому задали во­прос: «Ну и в чем же здесь польза для нас?»

«Вы что, сошли с ума?! Польза? Перечитайте-ка лучше книги Левит, Числа и Второзаконие в один присест, а потом поговорим. Как вы можете называть то время «старыми до­брыми временами»? Разве можно так жить? Разве вы хотите жить и постоянно переживать, где вы проведете вечность? Разве вы желаете целыми днями следить за тем, исполняете ли вы все эти правила или нет? Вы что, хотите проходить через все эти бесчисленные ритуалы и жертвоприношения, обращаться к разнаряженным первосвященникам, чтобы только получить доступ к Богу? Послушайте, я полжизни потратил на следование всем этим законам, пытаясь испол­нять все требования, и вы хотите того же самого? Разница между Законом и Духом — это как разница между небом и землей, рабством и свободой, вечным детством и взросле­нием. Как можно хотеть вернуться ко всему этому?»

Используя слова самого Павла, Ветхий Завет — это «служение смертоносным буквам, начертанное на кам­нях». Это был наш «детоводитель ко Христу». Кто же за­хочет навечно оставаться в детском саду? Павел сказал: «…не так, как Моисей, [который] полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего… Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода».

В Божьем замысле рискуют обе стороны. Для нас это риск потерять собственную свободу, решив следовать за невидимым Богом, требующим от нас веры и послушания. Для Бога риск состоит в том, что мы, как израильтяне, никогда не выйдем из детства; риск, что мы никогда Его не полюбим. И все же, Бог решил рискнуть.

Троица голосов

Представьте себе Бога в виде трех Голосов. Первый Голос, подобный грому, имел свои преимущества. Когда Голос говорил с горы Синай, или когда он поглотил жерт­венник на горе Кармил, никто не мог отрицать Его существования. И все же, как это ни странно, даже те, кто слышал этот Голос и убоялся Его, — например, сами израиль­тяне — вскоре стали игнорировать Его. Только некоторые искали этот Голос, а еще меньшее число людей хранило веру, когда Голос умолкал.

Голос изменил Свой тон, когда появился Иисус — Слово, ставшее плотью. На протяжении нескольких десятилетий Голос Бога звучал с тембром, громкостью и диалектом этого еврея из деревни в Палестине. Это был обычный человече­ский голос, и, несмотря на то, что в нем чувствовался авто­ритет, люди не пошли за ним потоком. Голос Иисуса никак не подходил для споров или для совершения правосудия.

После того, как Иисус покинул землю, Голос принял иную тональность. В день Пятидесятницы языки — языки пламени сошли на верных Богу людей, и церковь, это Божье тело, начала свое формирование. Этот последний Голос близок, как дыхание, тих, как шепот. Этот голос са­мый тонкий, его проще всего не заметить. Библия говорит нам, что Дух можно «угашать» и «огорчать». Попробовали бы вы погасить горящий куст перед Моисеем или же заглу­шить гром, сотрясающий гору Синай! Но все же, Дух — это самый близкий Голос. В моменты отчаяния и бессилия, когда мы не знаем, о чем молиться, Дух выступает за нас посредником и рыдает так, что этого не выразить словами. Эти рыдания — предродовые схватки, возвещающие рож­дение нового творения.

Дух не удалит всего разочарования в Боге. Даже имена, данные в Писании Духу, говорят о том, что проблемы не­избежны: Посредник, Помощник, Утешитель. Но Дух так­же и наш «залог», как сказал Павел, используя метафору из сферы финансов. Дух напоминает нам, что подобные раз­очарования временны и являются предзнаменованием вечной жизни с Богом. Бог все задумал так специально, чтобы восстановить духовную связь с людьми перед тем, как создать новые небо и землю.

В двух местах в Новом Завете состояние исполненности Святым Духом сравнивается с состоянием опьянения. Оба этих состояния подразумевают иной взгляд на жизненные проблемы и тяготы, однако между ними существует большая разница. Многие начинают пить оттого, что хотят избавиться от депрессии, вызванной безработицей, болезнью или личной трагедией. Состояние опьянения неизбежно проходит, и че­ловек снова возвращается в мир, где все по-старому. Дух же говорит нам о новой реальности, о сказке, которая стала явью, о том, что мы увидим в вечности.

Библейские ссылки: Римлянам 8; Ефесянам 3;  1  Петра 1; Коринфянам 12; Ефесянам 5; Филиппийцам 2; Ефесянам 2; Коринфянам 3; Галатам 3; 2 Коринфянам 3, 5.

КНИГА II

ВИДЕТЬ ВО ТЬМЕ

«Я сказал своей душе: успокойся, и пусть тьма

сойдет на тебя. И будет эта тьма от Бога,

Я сказал своей душе: успокойся и жди вопреки на­дежде.

Ибо надежда будет надеждой на неверное.

Жди без любви,

Ибо любовь была бы любовью к неверному;

Есть еще вера,

Но вера, любовь и надежда находятся в состоянии

ожидания».

— Т. С. Элиот

«Ист Кокер»

Глава 21

Прерванная глава

Однажды ночью, сидя в своем офисе в подвале, я начал писать план следующей части этой книги. Было довольно поздно. Я решил, что эта часть книги будет представлять собой обзор и подведение итога. За многие годы я накопил несколько папок с разнообразными заметками, касающи­мися темы «Разочарование в Боге». Пересматривая замет­ки, я анализировал информацию, опираясь на знания, по­дученные из Библии.

В процессе работы я вспомнил о первой встрече с Ри­чардом в своей гостиной. Тогда-то и возникли его три важных вопроса. Эти вопросы о справедливости Бога, Его молчании и скрытности взволновали меня. С них на­чался мой активный поиск библейских ответов. В начале исследования мне хотелось, чтобы Господь был более ак­тивным, способным при необходимости засучить рукава и вмешаться в мою жизнь с видимой силой. По крайней мере, мне хотелось, чтобы Господь не оставался скрытым от взора и молчаливым. Или, по крайней мере, действо­вал менее таинственно. Мне казалось, что я просил не­много.

Однако Библия преподнесла мне несколько сюрпризов, показывая, что частые чудеса не укрепляли долгосрочную веру. Как раз наоборот — большинство из них выделялись как примеры неверия. Чем больше я изучал Библию, тем меньше желал вернуть старые добрые дни манны небесной и фейерверков с небес.

Важнее всего то, что в Библии мне открылась точка зре­ния Бога. «Цель» Бога (если можно употребить подобный термин) заключается не в том, чтобы покорить всех скепти­ков искрометным чудом. Бог мог бы сделать это в одно мгновение, если бы Он того желал. Он же ищет примирения, желая любить и быть любимым. Библия ясно показывает по­пытки Бога достучаться до людей, не подавляя их: начиная от Бога-Отца, который по-отечески всегда находился вбли­зи евреев, до Бога-Сына, который учил воле Божьей от серд­ца, а не по указу свыше; и, наконец, Святого Духа, который наполняет нас буквальным присутствием Бога. Мы, ныне живущие, имеем чудесную привилегию, ибо Господь избрал нас для исполнения Его воли на земле.

Работая той ночью над планом книги, я повторил эти мысли с нарастающим волнением. Затем, перебирая дру­гую стопку бумаг, я обнаружил письмо от Мэг Вудсон.

 

***

Я знал ее более десяти лет. Мэг — преданная христианка, жена пастора и замечательная писательница. Я не могу о ней думать без горечи в сердце.

В семье Вудсонов было двое детей — Пегги и Джон. Они родились с кистозным фиброзом — тяжелым недугом, не по­зволяющим организму набирать вес. Дети постоянно кашля­ли и с трудом дышали. Дважды в день Мэг приходилось уда­лять слизь из их лёгких. Каждый год они проводили не­сколько недель в местной больнице. Дети росли, зная, что, скорее всего, умрут, не достигнув совершеннолетия.

Джон — умный, счастливый, типичный американский мальчик умер в возрасте двенадцати лет. Пегги, вопреки всем трудностям, прожила гораздо дольше. Мы молились о ее исцелении, хотя случаев чудодейственного исцеления зарегистрировано нигде не было. Пегги пережила несколь­ко кризисов, во время обострения болезни в средней шко­ле, затем перешла в колледж. Казалось, она окрепла. Наши надежды на ее исцеление возросли.

Но чуда не произошло: Пегги умерла в возрасте двадца­ти трех лет. Той ночью в своем офисе на чердаке я натолк­нулся на письмо Мэг, написанное мне после смерти Пегги.

«Я хочу рассказать Вам о том, как Пегги умерла. Пот­ребность в этом настолько велика, что я должна с кем-то поделиться. Я не хочу, чтобы мои друзья переживали это вновь и вновь, поэтому пишу Вам. В субботу, перед тем, как попасть в больницу в последний раз, Пегги пришла домой очень взволнованная. Ее потрясла цитата из книги Уильяма Баркли, которую привел ее пастор. Цитата на­столько ей понравилась, что она переписала ее для меня на открытку: «Выносливость — это не просто способность пе­реносить трудности, но способность превратить их в про­славление». Пегги сказала, что у ее пастора, должно быть, была тяжелая неделя, потому что после того, как он про­чел цитату, он захлопнул крышку кафедры, повернулся к ним спиной и заплакал.

После пребывания в больнице какое-то время состояние Пегги не улучшалось, и она взглянула в лицо приближав­шейся смерти. «Мама, помнишь ту цитату?» — спросила она. Она посмотрела на все трубки, дотронулась кончиком языка до уголка рта, покачала головой и с волнением под­няла глаза, предаваясь этому эксперименту. Ее предан­ность длилась столько, сколько она могла осознавать ре­альность окружающего ее мира. Однажды ее навестил пре­зидент колледжа и спросил, о чем ему просить Бога, мо­лясь о ней. Пегги была очень слаба и не могла разговари­вать, но сделала мне знак, чтобы я объяснила ему цитату Баркли и попросила молиться, чтобы ее трудности обрати­лись во славу.

За несколько дней до смерти дочери, когда я сидела у ее кровати, Пегги неожиданно начала кричать. Я никогда не забуду те пронзительные, резкие, настойчивые крики. Со всех сторон в палату сбежались медсестры и начали ее с любовью успокаивать. Одна из них сказала: «Все в поряд­ке, Пегги, Дженни здесь». Медсестры распрямили ее тело. Словами и прикосновениями они успокоили Пегги (хотя спустя какое-то время крики повторялись и успокаивать ее было все труднее). Я редко встречалась с таким сострадани­ем. Медсестра Вэнди, которая была особенно близка с Пег­ги, сказала, что у каждой медсестры на этаже есть хотя бы один пациент, которому она не задумываясь отдала бы одно из своих легких, если бы это могло спасти человека.

На фоне беспомощности медсестер, у которых сердце разрывается на части от невозможности помочь, потому что они просто люди, выполняющие свою работу, нахо­дится Бог, который мог бы помочь. Он смотрит с небес на молодую, преданную Ему женщину, готовую умереть во славу Его, и ничего не предпринимает, позволяя ей возгла­вить зловещий список умерших от кистозного фиброза.

Признаюсь вам, Филип, что нет ничего утешительного во благе, являющемся результатом боли. Неутешительны и беседы о Боге, который позволяет болезни протекать своим чередом. Потому что, если Он когда-либо и вмеши­вается, то на любой стадии человеческого страдания Он принимает решение — вмешаться или нет. В случае с Пег­ги Он сделал выбор в пользу болезни и не помог. Бывают мгновения, когда я ощущаю только горе и гнев, какого ни­когда не испытывала. Даже давая выход гневу, я не осво­бождаюсь от него полностью Пегги никогда не жаловалась на Бога. Это не было на­божной сдержанностью. Я не думаю, что ей когда-то при­ходило в голову пожаловаться. Никто из нас, переживав­ших ее смерть, в то время тоже не жаловался. Мы получа­ли поддержку свыше. Любовь Бога была такой реальной, что не подлежала никакому сомнению. Если бы я расска­зывала вам все это, стремясь разрешить проблему Пегги и избавиться от собственной боли, я бы обратилась к един­ственному, что помогает мне чувствовать любовь Бога и ласку — Его словам: «Я здесь, Мэг».

И вновь я удивляюсь; как Он мог ничего не предпринять в такой ситуации? Я никогда никому не говорила о своих мыслях из опасения поколебать чью-то веру. Не думайте, что Вы обязаны что-то сказать, чтобы я почувствовала себя лучше. Спасибо за то, что выслушали меня. Большинство людей даже не подозревает, как это помогает».

Прочитав письмо Мэг в тот вечер, я больше не смог ра­ботать.

Взгляд отсюда

Старые вопросы возникали вновь, мои старые вопросы о социальной несправедливости, молитвах без ответа, неизле­ченных телах и других бесчисленных примерах несправедли­вости. Вопросы Ричарда возникли с новой эмоциональной силой, как частичка силы, которую испытывала Мэг, когда беспомощно сидела у больничной кровати дочери. Я иссле­довал Библию, пытаясь понять цели Бога в этом мире и Его чувства, зная, конечно, что мы не в состоянии даже прибли­зиться к пониманию Его точки зрения. Письмо Мэг под­толкнуло меня в другом направлении и изменило в целом подход к последней части этой книги. Прекрасно рассмат­ривать все с позиции Бога. Но какова наша позиция? Я ис­следовал, каково же чувствовать себя Богу; письмо Мэг вновь обратило меня к вопросу: каково же чувствовать себя человеком. Ее вопросы — вопросы, идущие от сердца, а не от ума. Будучи матерью, она наблюдала, как ее дети умирали медленной, ужасной смертью. Будучи христианкой, она ве­рит в Бога — любящего Отца. Как можно это совместить?

В ту ночь я понял, что книга не была закончена. Теоло­гические концепции мало чего стоят, если они не дают от­вета людям, подобным Мэг Вудсон, которая стремится к Божьей любви в мире, граничащем с горем. Я припом­нил путающегося в словах служителя из романа Джона Ап-дайка, который сказал: «Что-то не так. У меня нет веры. Или, пожалуй, у меня есть вера, но, кажется, она не при­менима». Так как же она применяется? Чего мы вправе ожидать от Бога?

«И сказал Господь сатане: обратил ли ты вни­мание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справед­ливый, богобоязненный и удаляющийся от зла».

- Книга Иова 1:8

Глава 22

Единственная проблема

«Здесь только одна церковь, поэтому я посещаю ее. Каждое воскресное утро я выхожу из дома и спускаюсь вниз по склону горы к белому строению церкви, расположенной в сосновом лесу. В особых воскресных служениях нас в цер­кви может быть до двадцати человек; зачастую я — единст­венный человек, которому около шестидесяти. Тогда мне кажется, что я нахожусь в археологической экспедиции в Советской России. Члены церкви принадлежат к разным конфессиям, а служитель — межконфессионалист — носит белую рубашку. Этот человек знает Бога. Однажды во время длительной пасторальной молитвы заступничества за весь мир, за дар мудрости его лидерам, за надежду и милость тем, кто в горе и болезни, за помощь угнетенным и о милости Божьей для всех, он прервался и воскликнул: «Господь! Мы каждую неделю обращаемся к Тебе с этими просьбами!» После шокирующей паузы он продолжил чтение молитвы. Я очень люблю его за искренность».

— Энни Диллард

До сих пор я избегал одной книги в Библии — книги, ко­торая сопоставляет положения, поднятые служителем при­хода, Ричардом, Мэг и почти каждым, кто думает о Боге. Неудивительно, что, прочитав письмо Мэг, я обра­тился к книге Иова. Эта книга читается как самая современ­ная, хотя является одной из старейших книг в Библии. Крайне сложные обстоятельства, изображенные в ней, ко­гда один человек стоит у края бездны в бессмысленной Все­ленной, затмевают любые сложности человечества. Люди, отрицающие в Библии почти все, возвращаются к Иову за вдохновением. Почему благой Бог допускает страдания? Эта тема, к которой обращаются вновь и вновь, «является единственной проблемой, достойной обсуждения», отмети­ла современная британская романистка Мьюриел Спарк в книге «Единственная проблема». Проблема боли — это на­важдение современного общества, теологический гранит нашего времени, и древний человек Иов выразил ее лучше, чем кто бы то ни было. Ричард жаловался из-за потери не­весты, работы и стабильной семейной жизни. Мэг с болью в сердце плакала из-за потери сына и дочери. И все же Иов потерял гораздо больше: 7000 овец, 3000 верблюдов, 5000 быков, 500 ослов и множество слуг. Затем все дети Ио­ва — семь сыновей и три дочери — умерли в страшной буре. Наконец, Иов потерял свое последнее утешение — здоровье, покрывшись струпьями с головы до пят. В одну ночь, один из величайших людей на Востоке превратился в человека, вызывающего самое большое сочувствие.

Случай с Иовом — один из первых случаев, по которо­му можно изучать разочарование в Боге. Он, кажется, ощу­щал то же разочарование, что и Ричард, и Мэг, и любой из нас. Американский раввин написал популярную книгу под названием «Когда плохое происходит с хорошими людь­ми». Книга Иова поднимает вопрос: какой ценой? Она по­вествует о самом худшем, что могло произойти с самым лучшим человеком.

Неправильное понимание

Если бы меня спросили, о чем книга Иова, в то время, когда я только начал ее изучать, я бы ответил не задумываясь: «Все знают, о чем эта книга». Это самое полное библейское представление проблемы страдания. Эта книга — об ужасающем горе и потрясающей боли. Вне всякого со­мнения, в центре внимания книги — тема страдания. В главах с 3-й по 37-ю практически не содержится никако­го действия. Они представляют собой диалоги пяти весьма вспыльчивых людей — Иова, его трех друзей и загадочного Елиуя, — выражающие их отношение к проблеме боли. Все они стараются объяснить превратности судьбы, которые обрушились на Иова, одиноко сидящего на пепелище то­го, что когда-то было его особняком.

Сейчас я уверен, что неверно понимал эту книгу, или, правильнее сказать, не принял во внимание всю книгу. Несмотря на то, что вся книга, за исключением несколь­ких страниц, повествует о боли, я прихожу к выводу, что по большому счету книга Иова не об этом. Страдание яв­ляется не основной темой истории, только частью ее. Как пирожное — это не просто отдельно взятые яйца, молоко, мука и жир, но использование всех этих ингредиентов вместе, так и книга Иова — она не о страданиях; страдание используется в книге как ингредиент, а обсуждаемые воп­росы гораздо важнее, это вопросы вселенского характера. В целом, книга Иова о вере в ее абсолютной форме.

Я прихожу к этому заключению главным образом из-за «сюжета» первых двух глав, которые раскрывают мысль о том, что личная драма Иова на земле имела происхожде­ние от космической драмы на небесах. Я считал Иова при­мером глубокого выражения человеческого разочарования — такого же, как в письме Мэг Вудсон, только более дол­гого и мучительного — и с ведома Бога. При дальнейшем изучении книги я обнаружил, что она не является выраже­нием точки зрения человека. Господь является главным персонажем в Библии, и нигде это не проявляется лучше, чем в книге Иова. Я осознал, что всегда рассматривал эту книгу с третьей главы, другими словами, с точки зрения Иова. Позвольте мне объяснить.

Легче думать о книге Иова как о таинственной пьесе, о детективной истории, где выясняется один вопрос: «Кто же это сделал?» До начала самой пьесы, аудиторию знако­мят с ее содержанием, как будто бы она собралась перед представлением на пресс-конференцию, на которой ре­жиссер объясняет замысел своего творения (главы 1-2). Он повествует о сюжете и описывает главных героев. Затем заранее сообщает нам о поступках героев пьесы и объясня­ет, почему они так поступили. Фактически он разрешает все тайны в пьесе, кроме одной: какова будет реакция главного героя? Будет ли Иов верить Богу или отречется от Него?

Позднее, когда поднимается занавес, мы видим только актеров на сцене. Ограниченные рамками пьесы, они не ведают о том, что сказал нам режиссер в предварительном обзоре. Мы знаем, кто за всем этим стоит, но главный де­тектив, Иов, — в неведении. Он проводит все время на сце­не, стараясь раскрыть то, что мы уже знаем. Он скоблит себя черепицей и спрашивает: «Почему это произошло со мной? Что я сделал не так? Что Господь пытается мне ска­зать?»

Для аудитории вопросы Иова были бы простыми ин­теллектуальными упражнениями, так как мы получили все ответы в прологе, в двух первых главах. Что сделал Иов не так? Ничего. Он является самым лучшим представителем человеческих особей. Не сам ли Господь называл его «не­порочным и справедливым человеком, богобоязненным и презирающим зло?» Почему же тогда Иов страдает? Не в наказание. Далеко не так. Его избрали главным игро­ком в великом состязании небес.

Пари

Оглядываясь назад, я иногда удивляюсь, как можно бы­ло так неправильно понять книгу Иова. Причина, отчасти, я думаю, кроется в красноречии глав с 3-й по 37-ю. Они выражают человеческую дилемму с такой силой, что можно попасть в капкан на «поле битвы», забывая о том, что ответы на поставленные вопросы уже были даны в 1-й и 2-й главах. Но существует и другая причина: никто не знает, как рассматривать две первые главы. Даже библей­ские ученые, изучая пролог, приходят в замешательство. Они не принимают его в расчет, считая его дополнением другого редактора. В прологе Бог и сатана представлены вовлеченными в нечто, напоминающее Пари. Вся трагедия Иова уходит корнями в своеобразное Пари, заключенное двумя вселенскими силами.

Все беды начинаются с заявления сатаны, что Иов — испорченный любимец, верный Богу только потому, что Господь «кругом оградил его». Сатана насмехается, что Бог, недостойный любви сам по себе, только взяткой при­влекает следовать за Ним таких людей, как Иов. При ма­лейших трудностях, по утверждению сатаны, они быстро оставят Бога. Когда Бог соглашается проверить теорию са­таны, позволяя поведению Иова разрешить их спор, беды начинают обрушиваться на голову бедного, ничего не по­дозревающего Иова.

Я не берусь отрицать всю странность этого небесного соревнования. С другой стороны, я не могу обойти описа­ние Пари в книге Иова, ибо оно дает возможность бросить беглый взгляд в замочную скважину вечности.

Когда люди испытывают боль, у них возникают такие же вопросы, какие мучили Иова. Почему это случилось со мной? Что же происходит? Заботится ли обо мне Бог? Есть ли Бог на свете? На этот раз в подробном изложении мук, которые испытывает Иов, мы, сторонние наблюдатели, а не Иов, получили возможность узнать точку зрения из-за кулис. То, к чему стремимся мы, открывается Иову в про­логе: проникновение в то, кем и как управляется Вселен­ная. Как нигде больше в Библии, книга Иова выражает взгляд Бога, включая сверхъестественную деятельность, обычно скрытую от наших взоров.

Иов подверг Бога испытанию, обвиняя Его в неспра­ведливых поступках в отношении невинного человека. Рассерженный, сатиричный, преданный Иов доходит поч­ти до края, готовый похулить Бога. Его слова звучат очень знакомо современному читателю. Он во весь голос выра­жает наши жалобы в адрес Бога. Но две первые главы под­тверждают, что, независимо от мыслей Иова, на скамье подсудимых — не Бог, а сам Иов. Тема книги — не страда­ние: где Бог во время страданий? Об этом говорилось в прологе. Тема книги — вера: где Иов во время страданий? Как он реагирует? Чтобы понять книгу Иова, я должен на­чать отсюда.

«Верить в сверхъестественное — это не просто верить, что после удачной в материальном плане и добродетельной жизни здесь, человек продолжит существование в самом лучшем из возможных заместителей этого мира, или что после голодной и бедной жизни здесь, на земле, человеку воздается сторицей. Верить в сверхъестественное — значит считать, что оно является самой величайшей реальностью сегодня».

- Т. С. Элиот

Библейские ссылки: Иов 1-2.

«Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посе­щаешь его каждое утро, каждое мгновение ис­пытываешь его? Доколе же Ты не оставишь, до­коле не отойдешь от меня…»

- Книга Иова 7:17-19

Глава 23

Роль в космосе

«Некоторые люди говорят, что для богов мы,

как мухи, от которых мальчики лениво

отмахиваются в летний день. Другие считают,

что ни единое перышко не упадет с воробья

без воли на то Небесного Отца».

— Торнтон Уайлдер

«Мост Сан-Луис Рей»

Моему другу Ричарду, который написал книгу об Иове, этот древний человек казался героем всех времен, осме­лившимся вступить в рукопашную схватку с Самим всемогущим Богом. Однажды, выслушав, как Ричард распро­странялся о доблестях Иова, я привел в пример описание Пари. На его лице появилось гневное выражение. Он рез­ко меня перебил: «Иов заплатил очень высокую цену за то, чтобы Богу было хорошо. Вот все, что я могу сказать».

Мне сначала тоже трудно было избежать таких чувств. Легкого пути преодолеть трудности не было, так как не­бесное состязание в жизни Иова выражалось в виде маро­деров, огненных бурь, ураганов и язв. Как же можно поз­волить, чтобы Бог выиграл любое состязание такой ценой? К. Г. Юнг в своей книге об Иове язвительно спрашивал: «Стоит ли льву пугать мышь?»

Изучая книгу Иова дальше, я заметил, что у меня сло­жилось неверное представление о происходящем. Да, со­стязание происходило, но не между Иовом и Богом. Сата­на и Бог были главными соперниками, хотя важнее всего то, что Бог избрал человека — Иова — в качестве своего за­местителя. Первая и последняя главы поясняют, что Иов, сам того не зная, участвовал в космическом шоу перед зри­телями в невидимом мире.

Нарушенный покои Вселенной

Странная сцена Пари напомнила мне несколько других мест в Библии, где читателю позволяют заглянуть за кули­сы. Возьмите, к примеру, 12-ю главу книги Откровения, которая описывает еще более странное состязание: бере­менная женщина, облаченная в солнце вместо платья, ко­ронованная двенадцатью звездами, противостоит красно­му дракону — такому огромному, что он может сместить треть звезд с неба одним взмахом хвоста. Дракон лежит в ожидании, чтобы поглотить новорожденного. Есть и дру­гие эпизоды: побег в пустыню, змей, пытающийся прогло­тить женщину, и отчаянная война на небесах.

Существует несчетное количество библейских коммен­тариев 12-ой главы книги Откровения, но почти все они едины в том, что странные образы указывают на великое разрушение во Вселенной, причиненное рождением Иису­са в Вифлееме. В определенном смысле 12-я глава книги Откровения представляет собой другую сторону Рождества, дополняя ее новой серией голографических образов, доба­вленных к знакомым сценам яслей, пастухов и избиения младенцев. Какова же «истинная» история Рождества: пас­торальная версия Луки или описание войны в космосе, представленное в Откровении? Конечно, это одна и та же история, но рассмотренная с разных точек зрения. Лука предлагает взгляд с земли, а книга Откровения оттеняет де­тали из невидимого мира.

Эти два мира отчетливо соединяются в трех самых из­вестных историях Иисуса — притчах о заблудшей овце, по­терянной монете и блудном сыне. Все три притчи подчер­кивают одну идею: великая радость охватывает небеса, ко­гда кается грешник. Сегодня любой может посмотреть, как кается грешник, — евангелизационные собрания Билли Грэма, транслируемые по телевидению, представляют это событие живо и красочно. Камера следует за молодой жен­щиной, направляющейся к месту покаяния и обращения. Но рассказы Иисуса утверждают, что за этой церемонией стоит нечто большее: в невидимом мире, скрытом от линз камеры, разворачивается великое торжество. Вера в неви­димый мир является сегодня важнейшей чертой, отделяю­щей веру от неверия. Многие люди просыпаются, едят, во­дят машины, работают, звонят по телефону, испытывают привязанность к детям, ложатся спать, даже не задумыва­ясь о существовании невидимого мира. Согласно Библии, человеческая история охватывает не только подъем и паде­ние наций и народов; она представляет собой арену битвы за Вселенную. Поэтому то, что кажется ординарным собы­тием в обозримом мире, может оказать чрезвычайное влияние на невидимый мир: краткосрочное задание заста­вляет сатану упасть с небес, как молния (Лук. 10); покая­ние грешника является причиной небесного торжества (Лук. 15); рождение младенца нарушает привычный покой всей Вселенной (Откр. 12). Большинство этих последст­вий, однако, остаются скрытыми от наших взоров, за ис­ключением отдельных случаев, явленных нам в книге Откровения и книге Иова.

Обычный человек из реального мира, Иов был избран понести бремя испытаний, оказавших влияние на всю Вселенную. В пути его не сопровождал ни луч света, ни намек на то, что невидимый мир заботился о нем или хотя бы существовал. Как подопытное животное, Иов был взят для разрешения одного из насущнейших вопросов человечества и описания небольшого периода истории Вселенной.

Не абсурдно ли верить, что одно человеческое сущест­во, крошечная точка на крошечной планете, может изме­нить историю Вселенной? Друзьям Иова это казалось уто­пией. Послушайте, что говорит Елиуй — последний из уте­шителей Иова:

«Если ты грешишь, что делаешь ты Ему? и если престу­пления твои умножаются, что причиняешь ты Ему?

Если ты праведен, что даешь Ему? или что получает Он от руки твоей? Нечестие твое относится к человеку, как ты, и праведность твоя к сыну человеческому».

Елиуй, однако, был в корне не прав. Вводная и финаль­ная главы книги Иова доказывают, что ответная реакция человека сильно влияет на Бога и что космические проб­лемы поставлены на карту. (Позднее, в книге пророка Иезекииля Бог с гордостью укажет на Иова вместе с Дании­лом и Ноем, как на одного из своих трех любимых сыно­вей.)

Пример Иова, представленный резко и рельефно, показывает, как жизнь на земле влияет на Вселенную. Когда я начал свое исследование, то стремился избегать «волнующей» сцены в 1-ой главе, но затем поверил, что, будь то драма или период истории, Пари дает всем нам ве­ликую надежду. Это, возможно, самый впечатляющий по своей силе и терпению урок от Иова. Наконец, Пари ре­шительно разрешает дилемму, делая заключение о том, что вера одного человека значит очень много. Книга Иова утверждает, что наша реакция на испытание имеет значение. История человечества — и моя собственная ис­тория веры — является частицей великой драмы истории Вселенной.

Паскаль говорил, что Бог даровал нам «дар понимания причин». Мы тоже можем, как и Елиуй, сомневаться в спо­собности одного человека значительно изменить жизнь.

Но Библия полна намеков на то, что нечто подобное происходит и с другими верующими. Мы — отличный экс­понат, рожденный Богом, и демонстрационный экземпляр для сил невидимого мира. Апостол Павел, заимствуя образ гладиаторов, идущих процессией в Колизей, писал: «Мы стали зрелищем для всей Вселенной, для ангелов и для людей». В том же самом письме, в авторском отступ­лении, он написал: «Разве вы не знаете, что мы будем су­дить ангелов?»

Мы, люди, населяем частичку планеты на внешних окраинах духовной галактики, которая является только одной из миллионов подобных галактик в обозримой Все­ленной. Но Новый Завет настаивает на том, что все проис­ходящее здесь поможет определить будущее той Вселен­ной. Павел взволнованно восклицает: «Все творение вста­ло на цыпочки, чтобы увидеть изумительное зрелище сынов Божиих, идущих в царство свое». Творение, «стону­щее» в тяжких трудах и гниении, может быть освобождено лишь изменением человеческих существ.

Великое изменение

С христианской точки зрения, вся человеческая исто­рия представлена где-то между первой частью Бытия и по­следней частью Откровения, которые рисуют одну и ту же сцену одними и теми же мазками красок: рай, река, луче­зарная слава Бога и дерево жизни. История начинается и заканчивается в одном и том же месте, а все, что нахо­дится в промежутке, составляет борьбу с целью вернуть потерянное.

После изгнания Адама и Евы из рая, история вошла в новую фазу. Творение Бога началось из ничего, а завер­шилось созданием Вселенной во всем ее великолепии. Новая работа — это воссоздание, и для нее Бог использу­ет те же человеческие существа, которые изначально ис­портили его труд. Сотворение мира проходило опреде­ленные стадии: сначала были сотворены звезды, затем — небо и море, растения и животные, и, наконец, — мужчи­на и женщина. Воссоздание имеет обратный порядок: процесс начинается восстановлением мужчины и женщины, а его кульминацией является восстановление всего остального.

Во многом восстановление «тяжелее», чем сотворение, поскольку оно полагается на людей, полных изъянов. Богу это стоило гораздо дороже — смерти единородного Сына. И все же, Бог настаивает на исцелении мира снизу вверх, а не наоборот.

В процессе изучения книги Иова меня осенило, что Па­ри было, по сути, переиначиванием вопроса, который Гос­подь изначально задавал при сотворении мира: останутся ли люди со мной или пойдут против моей воли? С точки зрения Бога, это был ключевой вопрос истории, начиная с Адама и заканчивая Иовом и каждым человеком, живу­щим когда-либо. Пари в книге Иова подвергает сомнению весь эксперимент с человечеством.

Сатана отрицал, что люди поистине свободны. У нас, конечно, есть свобода впадать в грех — Адам и все его по­томки доказали это. Но есть ли у нас свобода вознесения¹ — безоговорочная вера в Бога? Может ли человек верить даже тогда, когда Бог кажется ему врагом? Или вера яв­ляется лишь продуктом окружающей среды? Вводные главы книги Иова представляют сатану как первого вели­кого бихевиориста: Иов был обязан любить Бога, утвер­ждает сатана. Отнимите у Иова его награды и посмотри­те, как улетучится его вера. Пари подвергает теорию сата­ны сомнению.

Я рассматриваю испытание Иова как важнейшее испы­тание человеческой свободы, что актуально и сегодня. В нынешнем столетии нужна сильная вера, чтобы считать, что человек — это больше, чем соединение молекул ДНК, инстинктов, заложенных в генах, культурных обусловлен­ностей и безликих сил истории. Все же, и в этом бихевио­ристском столетии мы хотим верить в другое. Мы хотим верить, что и легкий, и сложный выбор, который мы дела­ем в тысячах разных ситуаций, принимается во внимание. Книга Иова настоятельно подтверждает: вера одного чело­века может многое изменить. Каждый человек играет свою роль в истории, и, выполняя свое предназначение, Иов стал примером для тех, кто сталкивается с сомнениями и трудностями.

Очень часто разочарование в Боге начинается в обсто­ятельствах, схожих с теми, в которых оказался Иов. Смерть ребенка, трагический несчастный случай или по­теря работы могут вызвать вопросы, которые задавал се­бе Иов. Почему это произошло со мной? Что Бог имеет против меня? Почему Он кажется таким отдаленным? Читая историю Иова, мы наблюдаем, как за занавесом развертывается противостояние в невидимом мире. Но, сталкиваясь с испытаниями в собственной жизни, мы не бываем такими проницательными. Когда разворачивает­ся трагедия, мы остаемся в тени, не осознавая того, что происходит в невидимом мире. Драма, которую пережил Иов, переносится на нашу жизнь. Вновь Бог позволяет Своей репутации быть зависимой от реакции непредска­зуемых людей.

Иов на поле битвы веры потерял имущество, членов се­мьи, здоровье. Мы можем столкнуться с другими обстоя­тельствами: будь то неудача в карьере, распадающийся брак, сексуальная ориентация, форма тела, которая отвра­щает от вас людей. В такие периоды внешние обстоятель­ства — болезнь, банковский счет, серия неудач — покажут­ся настоящей борьбой. Мы можем умолять Бога изменить эти обстоятельства. Если бы я была красивой, тогда все у ме­ня получилось бы. Если бы у меня было больше денег или, по крайней мере, была престижная работа, тогда я с легкостью поверил бы в Бога.

Но более важная битва, как свидетельствует книга Иова, происходит внутри нас. Будем ли мы доверять Богу? Иов учит нас тому, что в самые трудные дни испы­таний вера нам особенно необходима. Его борьба — вы­ражение того, о чем детально повествует Библия: удиви­тельная истина о важности выбора, который мы делаем. Этот выбор важен не только для нас и нашей собствен­ной судьбы, но и для Самого Бога и Вселенной, которой Он управляет.

Короче говоря, Бог дарует обычным людям возмож­ность достойно участвовать в Великом Изменении, кото­рое вернет космосу его первоначальное состояние.

Все причины разочарования в Боге, о которых я упоми­нал в этой книге — заболевание раком, смерть, разрушенные взаимоотношения, все стенания нашей планеты — все эти несовершенства сотрутся.

Иногда мы можем ставить под сомнение мудрость Бога и быть нетерпеливыми к Его расписанию. (Ученики почувствовали горькое разочарование, когда Иисус от­верг их мечту о физическом царстве в пользу невидимо­го, духовного царства.) Но все щедрые обещания проро­ков однажды станут явью, и мы — вы и я — это те самые , люди, которые были избраны, чтобы помочь им стать реальностью.

Никто не выражал боль и несправедливость этого ми­ра более резко, чем Иов, никто не выражал разочарова­ние в Боге настолько страстно. Мы всё еще должны вни­мать жалобам Иова и гневному ответу Бога. Но книга Ио­ва начинается не с жалоб, как считают люди, а с предста­вления мнения Бога. В прологе сцена Пари утверждает сияющую в темноте истину: и Иов, и вы, и я можем при­соединиться к битве, чтобы исправить, повернуть вспять все, что неправильно во Вселенной. Мы можем многое изменить.

Книга Иова не дает удовлетворительных ответов на во­прос: «Почему?» Вместо этого, она задает другой вопрос: «До каких пор?» Оставаясь верным Богу во всех испыта­ниях, Иов — капризный, сардонический старый Иов — помог упразднить боль и неверие мира, так отчаянно протестовавшего. И Мэг Вудсон, упрямо ищущая Божьей любви в тенях даже после смерти двух детей, — она тоже помогает повернуть события вспять и изменить все к луч­шему.

Тогда зачем откладывать? Почему Бог позволяет злу и боли так позорно существовать, даже процветать на этой планете? Почему Он позволяет нам самим выполнять что-то медленно и неумело, когда Сам может сделать это во мгновение ока?

Он не торопится ради нас. Восстановление активно вовлекает нас, мы находимся в центре Его плана. Пари, мотив .всей человеческой истории, стремится совершенст­вовать нас, а не Бога. Все наше существование провозгла­шает силам Вселенной, что идет восстановление. Всякое проявление веры людьми Божьими подобно звучанию

колокола, и вера, подобная вере Иова, отражается во всей Вселенной.

«Я предпочту идти по жизни в ежедневном страхе перед вечностью, чем чувствовать, что это была лишь детская иг­ра, в которой все соперники в конце получат одинаково бесполезные призы».

- Т. С. Элиот

Библейские ссылки: Иов 35; 1 Коринфянам 4, 6; Римлянам 8.

«Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожи­дал света, пришла тьма.

Мои внутренности кипят, и не перестают; встретили меня дни печали».

- Книга Иова 30:26-27

Глава 24

Несправедлив ли Бог?

Книга Скотта Пека «Заброшенная дорога» начинается коротким предложением из двух слов: «Жизнь трудна». Если свести книгу Иова к одному предложению, то отча­янный крик «Жизнь несправедлива!» звучал бы на каждой странице.

Нам сегодня «проглотить» несправедливость так же тя­жело, как и Иову тысячи лет назад. Самое распространен­ное ругательство в английском языке содержит слова «Бог» и «проклятие». Люди употребляют его не только перед ли­цом огромной трагедии, но и когда у них не заводится ма­шина, когда проигрывает любимая команда, когда во время пикника начинается дождь. Это проклятие выражает ин­стинктивное суждение о том, что жизнь должна быть спра­ведлива и что Бог должен лучше управлять этим миром.

Постоянное противоречие между двумя состояниями нашего мира — таким, какой он есть, и таким, каким он должен быть, — ярчайшим образом проявляется в книге

Иова. В течение трех долгих, многословных раундов Иов и его друзья состязаются в словесном боксерском матче. Они все согласны с основополагающими правилами: Бог должен награждать тех, кто творит добро, и наказывать тех, кто делает зло.

Почему же тогда праведник Иов страдает от явного на­казания? Друзья Иова, уверенные в справедливости Бога, рассуждают с позиций обычного человека. «Рассуди здра­во, — говорят они Иову. — Бог не причинил бы тебе стра­дания без причины. Ты, должно быть, совершил тайный грех». Но Иов, не сомневающийся в том, что не заслужи­вает такого наказания, не может с ними согласиться. Он утверждает, что невиновен.

Однако постепенно страдание стирает убеждения Иова, которые он так хранил. «Как может быть Господь на моей стороне?» — размышляет Иов, сидя на пепелище, на разва­линах собственной жизни. Он — разбитый, отчаявшийся че­ловек, «преданный» Богом. «Посмотрите на меня и ужасни­тесь; и положите перст на уста», — восклицает Иов.

В нем назревает кризис веры. Справедлив ли Господь?

Этот вопрос ставит под сомнение все, во что верит Иов, но как иначе можно объяснить происшедшее с ним? Он огля­дывается в поисках других примеров несправедливости и видит, что грешники иногда процветают и их не наказы­вают, а праведники в то же самое время страдают. Многие люди живут счастливо и плодотворно, даже не задумыва­ясь о Боге. Все эти факты просто не укладываются в голо­ве Иова. «Когда я думаю об этом, меня охватывает ужас; я дрожу всем телом».

Причина, по которой книга Иова кажется такой совре­менной, заключается в том, что все, происходящее с ним, кажется нам невероятным. Являющая собой резкое обли­чение жизненной несправедливости, книга Иова кажется особенно подходящей для нашего измученного от боли столетия. Просто приложите следующие иллюстрации к его доводам: «невинные» голодающие дети в странах тре­тьего мира; пасторы, заключенные в тюрьмы Южной Аф­рики за свою веру; христианские лидеры, умирающие во цвете лет; главари мафии и развращенные любители раз­влечений, попирающие заповеди Бога; миллионы людей в Западной Европе, живущие счастливо, не задумываясь о Боге. Вопросы Иова о несправедливости мира не теряют своей актуальности. Они звучат громче и острее. Все же мы ожидаем, что Бог любви и силы будет следовать определен­ным правилам на земле. Почему же Он этого не делает?

Разберемся с несправедливостью

В какой-то момент любой человек сталкивается с тай­нами, которые заставили Иова трепетать от ужаса. Неспра­ведлив ли Бог?

Жене Иова один из выборов казался очевидным. «Про­кляни Бога и умри», — посоветовала она. Зачем придержи­ваться сентиментальной веры в любящего Бога, когда так много в жизни замышляется против тебя? И во времена Иова люди больше, чем когда-либо, соглашались с ней. Некоторые еврейские писатели, среди которых Ержи Ко-зинский и Илия Визель, начинали с сильной веры в Бога, но увидели, как она улетучилась в газовых камерах во вре­мя Холокоста. Столкнувшись лицом к лицу с величайшей в истории несправедливостью, они пришли к выводу, что Бога не существует. (Все же, человеческий инстинкт заяв­ляет о себе. Козинский и Визель не могут избежать гнев­ного тона, как будто чувствуя себя преданными. Они упу­стили очень важный момент — понимание того, откуда ис­ходит наше основное чувство справедливости. Какие у нас основания ожидать, что мир будет справедливым?)

Другие, в равной степени озабоченные несправедливо­стью в мире, не доходят до отрицания существования Бога. Вместо этого они предполагают другую возможность: вероятно, Бог согласен с тем, что жизнь несправедлива, но не может ничего с этим поделать. Раввин Гарольд Куш-нир выбрал этот подход в его известной книге «Когда пло­хое случается с хорошими людьми». После того, как его сын умер от прогерии, Кушнир заключил, что «даже Богу трудно контролировать хаос» и что Бог есть «Бог справед­ливости, но не силы».

Согласно раввину Кушниру, Бог растерян, даже разгне­ван несправедливостью на этой планете, как всякий дру­гой человек, но не в Его власти изменить мир. Миллионы читателей нашли утешение в том, каким Кушнир предста­вил Бога — сострадательным, но слабым. Любопытно, как эти люди интерпретируют пять последних глав книги Ио­ва, в которых Бог защищает Себя. Никакая другая часть Библии не передает силу Бога так впечатляюще. Если Бог немощен, почему Он избрал самую худшую ситуацию, чтобы настаивать на Своем всемогуществе, когда было проще всего поставить Его власть под сомнение? (Илия Визель выразился о Боге, описанном Кушниром, так: «Ес­ли Бог таков, почему бы Ему не уйти в отставку и не поз­волить кому-то более компетентному занять Его место?»)

Третья группа людей избегает проблемы несправедли­вости, устремляя взоры в будущее, когда суровая спра­ведливость будет царить во Вселенной. Они считают несправедливость временным состоянием. Индусская доктрина Кармы, применяющая к вере математическую точность, делает следующие расчеты: душе может потре­боваться 6.800.000 воплощений, чтобы достичь идеаль­ной справедливости. В конце всех этих воплощений человек испытает сполна ту боль и удовольствие, кото­рые заслуживает.

Четвертый подход — решительно отрицать существова­ние данной проблемы и настаивать на том, что мир спра­ведлив. Вторя друзьям Иова, эти люди настаивают на том, что мир живет по раз и навсегда установленным законам: добрые люди будут процветать, злые — терпеть неудачу. Я столкнулся с этой точкой зрения в церкви, занимающей­ся излечением верой в Индиане; я слышу об этом всякий раз, когда смотрю религиозные телепередачи, в которых какой-нибудь проповедник обещает идеальное здоровье и финансовое благополучие любому, просящему с истин­ной верой. Такие щедрые обещания несут в себе явный призыв к вере, но они не могут объяснить многих фактов. Младенцы, заболевающие СПИДом в утробе матери, пе­рекличка подверженных гонениям святых в «Книге муче­ников» Фокса — как все это вписывается в доктрину жиз­ненной справедливости? Я бы, пожалуй, хотел сказать Мэг Вудсон: «Мир справедлив, и поэтому, если вы будете усердно молиться, дочь не умрет». Но я не мог этого ска­зать тогда, как не могу сказать и сейчас: «Бог забрал Пегги, потому что ты что-то сделала неправильно». Обе точки зрения представлены в книге Иова; обе отклонены Богом в конце этой книги.

Необходимо олимпийское спокойствие, чтобы утвер­ждать, что жизнь абсолютно справедлива. Чаще всего хри­стиане реагируют на жизненную несправедливость, не от­рицая, а сглаживая ее. Они, как и друзья Иова, ищут скры­тые причины страданий:

«Бог старается научить Вас чему-то. Вам не должно быть горько. Напротив, вы должны радоваться привилегии иметь возможность вверить себя Богу».

«Подумайте о благословениях, которыми можете насла­ждаться, ведь по крайней мере вы живы. Тверды ли вы в вере?»

«Вы находитесь в тренировочном режиме. У вас есть возможность потренировать мышцы веры. Не беспокой­тесь — Бог не дает испытаний сверх сил».

«Не жалуйтесь так громко! Вы потеряете возможность продемонстрировать вашу веру неверующим».

«Кому-то всегда хуже, чем вам. Благодарите Бога, невзирая на обстоятельства».

Друзья Иова предлагали свою версию подобных мудрых изречений, и каждое из них содержало долю истины. Но книга Иова явно показывает, что такой «совет» не по­могает в поисках ответов на вопросы страдающего челове­ка. Это как верный медицинский препарат, прописанный не вовремя.

И, наконец, еще один способ объяснить несправедли­вость в мире. Выслушав всевозможные альтернативы, Иов пришел к заключению, предложенному мною в качестве краткого содержания всей книги: жизнь несправедлива! Для Иова, да и для всех, испытывающих страдание, это, скорее, непроизвольная реакция, нежели философия жиз­ни. Мы тоже спрашиваем: «Почему это случилось со мной? Чем я провинился?»

Современный Иов

Работая над этой книгой, я решил регулярно встречать­ся с людьми, которые чувствовали себя преданными Богом. Я хотел видеть печать разочарования и сомнения на лице. Когда настало время писать о книге Иова, я ре­шил побеседовать с человеком, жизнь которого очень на­поминала жизнь Иова. Я назову этого человека Дуглас.

Для меня Дуглас — праведник, равно как и Иов. Он, ко­нечно, не идеален, но является образцом веры. После дол­гих лет занятий психотерапией он отказался от выгодной карьеры в пользу служения Богу. Беды Дугласа начались несколько лет назад, когда его жена обнаружила опухоль в груди. Хирурги удалили грудь, но два года спустя рак перешел на легкие. Дуглас возложил на себя все родитель­ские обязанности и работу по дому, когда его жена боро­лась с ослабляющими здоровье последствиями химиотера­пии. Иногда она ничего не могла есть. У нее выпадали во­лосы. Она всегда чувствовала упадок сил и была уязвима для страха и депрессии.

Однажды ночью, в период этого кризиса, когда Дуглас ехал с женой и двенадцатилетней дочерью по городской улице, пьяный водитель свернул со средней полосы и вре­зался в их машину. Жена Дугласа не пострадала, хотя ис­пытала сильное потрясение. Его дочь сломала руку. На ее лице были серьезные порезы от разбитого лобового стекла. Больше всех пострадал сам Дуглас — он сильно ударился головой.

После этой аварии у Дугласа стали появляться частые головные боли. Он не мог работать целый день. Иногда он становился забывчивым и рассеянным. Но хуже всего бы­ло то, что ушиб повлиял на его зрение. Один глаз совер­шенно перестал фокусировать. У Дугласа двоилось в гла­зах, и он с трудом спускался по лестнице без посторонней помощи. Дуглас научился справляться со всеми недугами кроме одного — он не мог прочитать больше одной-двух страниц за раз. Всю жизнь он любил книги. Теперь ему приходилось довольствоваться ограниченным набором из­даний и прослушиванием медленно записанных на аудио­кассеты книг.

Когда я позвонил Дугласу, чтобы договориться об интер­вью, он предложил встретиться за завтраком. Я настроился на тяжелое утро. К тому времени я побеседовал с разными людьми и услышал множество историй о разочаровании в Боге. Если у кого-то и было право сердиться на Бога, так это у Дугласа. На той неделе его жене пришло пугающее со­общение из больницы: на легких появилось еще одно пят­но. Когда подали завтрак, мы начали рассуждать о жизни. Толстые стекла очков отчасти корректировали нарушения зрения Дугласа, но ему с трудом удавалось направить вилку в рот. Я заставлял себя смотреть прямо на него, когда он го­ворил, стараясь не обращать внимания на блуждающий глаз. Когда наконец мы закончили завтракать и дали знак официантке принести еще кофе, я описал свою книгу о ра­зочаровании в Боге и спросил: «Не могли бы Вы рассказать о своем разочаровании? Что, исходя из Вашего опыта, мог­ло бы помочь другим пережить трудности?»

Дуглас молчал, и его молчание, как мне казалось, дли­лось долго. Он поглаживал свою бороду с проседью и при­стально смотрел поверх моего правого плеча. Я подумал, что он впал в психический ступор. Наконец он ответил: «По правде говоря, Филип, я не чувствовал разочарования в Боге». Я был изумлен. Кристально честный Дуглас всегда презирал легковесные свидетельства религиозных телеви­зионных программ типа: «Превратите шрамы в звезды!» Я ждал объяснений.

«Причина вот в чем. Я научился, сначала в связи с бо­лезнью жены и особенно после несчастного случая, не смешивать Бога с жизнью. Я не стоик. Я очень расстро­ен тем, что случилось, как и всякий другой, окажись он на моем месте. Я не боюсь ругать жизнь за ее несправедли­вость и дать выход моему горю и гневу. Но я верю, что Бог испытывает то же самое по поводу этой аварии — гнев и горе; я не виню Его в том, что случилось».

Дуглас продолжал: «Я научился видеть дальше физиче­ской реальности и устремлять взор в реальность духовную. Мы часто думаем: «Жизнь должна быть справедлива, пото­му что Бог справедлив». Но Бог и жизнь — это не одно и то же. Если я смешиваю Бога с физической реальностью жиз­ни, всегда ожидая, к примеру, хорошего здоровья, тогда я обрекаю себя на сильное разочарование.

Существование Бога, — продолжал он, — даже Его лю­бовь ко мне не зависит от моего хорошего здоровья. Приз­наюсь, что у меня было больше времени и возможности поработать над взаимоотношениями с Богом после того, как мое состояние ухудшилось».

В той сцене была глубокая ирония. Несколько месяцев я был поглощен поиском историй о людях, разочарован­ных в Боге. Я избрал Дугласа на роль современного Иова и ожидал от него горького протеста против Бога. Меньше всего я ожидал прослушать курс выпускного класса по ос­новам веры.

«Если мы развиваем взаимоотношения с Богом отдель­но от жизненных обстоятельств, — сказал Дуглас, — тогда мы в состоянии выдержать изломы физической реально­сти. Тогда мы можем верить Богу, несмотря на жизненные невзгоды. Не такова ли в действительности основная мысль книги Иова?»

Хотя строгое разделение Дугласом «физической и ду­ховной реальности» волновало меня, я счел его понимание интригующим. В течение следующего часа мы вместе изу­чали Библию, проверяя его идеи. В Синайской пустыне Божьи гаранты физического успеха — здоровье, процвета­ние и военная победа — никак не укрепили дух израиль­тян. Большинство героев Ветхого Завета (Авраам, Иосиф, Давид, Илия, Иеремия, Даниил) подверглись почти таким же испытаниям, как Иов. Каждому из них физическая ре­альность временами представляла Бога как врага. И все же они верили в Бога, несмотря на лишения и тяготы. В таких поступках их вера двигалась от «веры по контракту» — «Я буду следовать за Богом, если Он будет хорошо со мной обращаться» — к взаимоотношениям, которые преодолеют любые трудности.

Неожиданно Дуглас взглянул на часы и понял, что опаздывает на другую встречу. Он поспешно надел паль­то, встал, чтобы попрощаться, и сказал: «Когда придете домой, прочтите еще раз историю Иисуса. Была ли жизнь справедлива к Нему? Для меня крест раз и навсе­гда разрушил предположение о том, что жизнь будет справедлива».

Мы с Дугласом начали беседу с обсуждения Иова, а закончили размышлением об Иисусе, и этот образец со мной и по сей день: в Ветхом Завете рассказывается о любимце Бога, страдающем от ужасной несправедливости, а в Новом Завете — о единородном Сыне Бога, пострадав­шем еще больше.

Вернувшись домой, я последовал совету Дугласа и вновь перечитал Евангелия, пытаясь представить, как Иисус ответил бы на прямой вопрос; «Является ли жизнь справедливой?» Нигде в Писании я не нашел, чтобы Иисус отрииал несправедливость. Когда Иисус встречал больного человека, Он никогда не читал лекцию о том, «как принимать трудности жизни», но излечивал всякого, приходящего к Нему. Его едкие слова о богатых и власть имущих того времени ясно дают понять, что Он думал о социальном неравенстве. Сын Божий реагировал на жиз­ненную несправедливость примерно так же, как другие. Когда Он встречал больного человека, Он испытывал к не­му глубокое сострадание. Он плакал, когда умер Его друг Лазарь. Когда Иисус сам сталкивался со страданием, то испытывал ужас и три раза спрашивал, нет ли другого выхода.

Бог ответил на вопрос о несправедливости не словами, а появлением, воплощением. Иисус — это воплощенное отношение Бога к несправедливости, ибо Он взял на Себя все невзгоды жизни, физическую реальность в ее самом несправедливом воплощении. Он дал окончательный от­вет на все тайные вопросы о благости Бога. (При чтении Евангелий мне пришло в голову, что если бы мы все жили так, как жил Он, — служа больным, кормя голодных, ока­зывая сопротивление силам зла, утешая скорбящих и неся Благую весть о любви и прощении — тогда, возможно, во­прос о справедливости Бога не звучал бы сегодня с такой остротой.)

Великая несправедливость

Справедлив ли Бог? Вопрос зависит от того, насколько мы отождествляем Бога и жизнь. Конечно, жизнь на зем­ле несправедлива. Дуглас был прав, говоря, что крест ут­вердил это навечно.

Писатель Генри Ноувен рассказывает о семье из Параг­вая. Отец семейства, врач, выступал против военного ре­жима и нарушений прав человека в этой стране. Местная полиция отомстила ему, арестовав его сына-подростка. В тюрьме мальчика замучили до смерти. Разгневанные жители хотели превратить похороны ребенка в величай­ший марш протеста, но доктор решил выразить протест по-иному. На похоронах отец показал всем обнаженное тело мальчика, каким он нашел его в тюрьме — со следа­ми избиений, ожогов от сигарет и шрамов от электрошо­ка. Все жители деревни шли за телом, которое лежало не в гробу, а на окровавленном тюремном матрасе. Это был самый мощный протест, который можно было себе представить.

Не похоже ли это на то, что Бог сделал на Голгофе? Те, кто злится на Бога за несправедливость жизни, гово­рят: «Он должен страдать, а не мы». Бранные слова выра­жают то же: Бог, будь ты проклят. И в тот день Бог был проклят. Крест с обнаженным и израненным телом Иисуса выразил всю несправедливость и насилие этого мира. Крест раскрыл суть этого мира и суть Бога: мир огромной несправедливости и Бог, любящий до само­пожертвования.

Никому не избежать трагедии и разочарования, даже Богу. Иисус не предложил иммунитета от несправедливо­сти или избавления от нее. Он показал путь через неспра­ведливость на противоположную сторону. И как Страст­ная пятница разрушила инстинктивную уверенность в том, что жизнь должна быть справедлива, Пасхальное воскресенье дало удивительный ключ к разгадке Вселен­ной. Из тьмы воссиял яркий свет.

Естественное желание справедливости умирает тяжело, и это объяснимо. Кто из нас не молится о большей спра­ведливости сегодня? Признаюсь, я страстно желаю, чтобы мир был защищен от разочарования, чтобы мои журналь­ные статьи всегда находили признание, а мое тело не ста­рилось и не слабело. Я хочу, чтобы в этом мире у моей не­вестки не родился ребенок с повреждением мозга, а Пегги Вудсон дожила до глубокой старости. Но если я буду осно­вывать свою веру на том, что жизнь на земле не имеет изъ­янов, моя вера меня подведет. Даже величайшие из чудес не разрешают проблему жизни на земле: все люди, излечи­вающиеся физически, в конце концов умирают.

Нам нужно что-то большее, чем чудо. Нам нужно новое небо и новая земля. Пока их у нас нет, несправедливость не исчезнет.

Мой друг, перенесший много страданий и боли, веря­щий в любящего Бога, изрек следующее утверждение: «Единственное извинение Бога — это светлое Христово воскресение!» В этой фразе сокрыта истина, хотя звучит она не по-богословски. Крест Христа, возможно, преодо­лел зло, но он не преодолел несправедливость. Для этого и нужно воскресение. Придет день, Бог восстановит фи­зическую реальность надлежащим образом и будет ею править. Пока же, хорошо бы помнить, что мы прожива­ем наши дни в Пасхальную субботу.

 

«Получить заповедь любить Бога, будучи брошенным в пустыне, равносильно заповеди чувствовать себя хорошо, когда вы больны; петь от радости, когда вы умираете от жары; бежать, когда у вас поломаны ноги. Но это — самая великая заповедь. Даже в пустыне — особенно в пустыне — вы должны любить Бога».

— Фредерик Бюхнер Библейские ссылки: Иов 21, 2.

«Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея? — Так, я говорил о том, чего не ра­зумел, о делах чудных для меня, которых я не знал».

- Книга Иова 42:3

Глава 25

Почему Бог не объясняет

В конце книги Иова дерзкий молодой Елиуй высмеива­ет желание Иова, чтобы Бог посетил его. «Ты думаешь, что Бог заботится о таком маленьком существе, как ты? Можешь ли ты себе представить, что Всемогущий Бог, Творец Вселенной соблаговолит сойти на землю, чтобы лично встретиться с тобой? Обязан ли Бог давать тебе объ­яснение? Будь серьезным, Иов!»

Елиуй продолжает монотонно говорить, а на горизонте появляется крошечное облако. Облако приближается, клу­бится, перерастает в настоящую бурю, из которой гремит ни на что не похожий голос. Речь Елиуя внезапно обрыва­ется, и Иов начинает дрожать. На сцене появляется Сам Бог. Он пришел лично ответить Иову на его обвинения в несправедливости.

Если Иов служит главным библейским предметом изу­чения разочарования в Боге, тогда эта пламенная речь из бури наверняка рассеет многие сомнения и смятения.

Что же Бог говорит в Свою защиту? Мне приходит на ум несколько идей по поводу того, что мог бы сказать Бог.

«Иов, Я очень сожалею о том, что произошло. Из-за Меня на твою долю выпали несправедливые испытания, и Я очень горжусь тобой. Ты не знаешь, что это значит для Меня и даже для Вселенной». Несколько похвал, немного сострадания или, по крайней мере, краткое объяснение того, что происходило «за занавесом», — все это утешило бы Иова.

Бог ничего подобного не говорит. Его «ответ» состоит больше из вопросов, чем ответов. Обходя стороной трид­цать пять глав, поднимающих вопрос о боли и страданиях и достойных обсуждения, Бог окунается в величественное путешествие по миру природы. Он сопровождает Иова по личной галерее Его любимых работ, с гордостью задержи­ваясь у диорам с горными козлами, дикими ослами, стра­усами и орлами, как бы изумляясь собственному творе­нию. Красота поэтического слога в конце книги Иова может соперничать с лучшими образцами мировой литера­туры. Вместе с восхищением ослепительным божествен­ным изображением мира природы, в сознание закрадыва­ется чувство недоразумения. Почему Бог выбрал именно этот момент, чтобы дать возможность Иову оценить красо­ту дикой природы? Уместны ли его слова?

В книге «Желанные помыслы» Фредерик Бюхнер под­водит итог речи Бога. «Бог не объясняет. Он раскрывает. Он спрашивает Иова, что тот о Нем думает. Бог говорит что попытка объяснить Иову то, в чем Он ищет объясне­ний, напомнила бы объяснение Эйнштейна короткошее­му моллюску… Бог не раскрывает Свой грандиозный замысел. Он раскрывает Себя».¹ Основную идею поэти­ческого описания можно передать так: «Иов, пока ты не узнаешь немного больше об управлении физической Вселенной, не говори Мне, как управлять духовной Все­ленной».

«Господь, почему Ты так несправедлив ко мне? — пла­чет Иов. — Поставь Себя на мое место».

«Нет!!! — громогласно заявляет Бог. — Это ты поставь себя на Мое место! Пока ты не усвоишь урок о том, как за­ставить солнце всходить каждый день, или где разбросать молнию, или как создать гиппопотама, не суди, как Я уп­равляю миром. Молчи и слушай».

Влияние речи Бога на Иова так же изумительно, как и са­ма речь. Хотя Бог не отвечает на вопрос о причине бед Ио­ва, порыв бури приводит Иова в чувство. Он кается в прахе и пепле, и от разочарования в Боге не остается и следа.

Что нам не дано знать

Те из нас, кто, возможно, никогда не слышал голоса с небес, должны пытаться выяснить, что Бог действитель­но сказал Иову. Откровенно говоря, для меня уклончивый ответ Бога создает столько же проблем, сколько и разре­шает. Я не могу просто отбросить вопросы о причинах страдания. Они возникают всякий раз, когда я разговари­ваю с такими людьми, как Мэг Вудсон, и тогда, когда на­чинаются неприятности в моей жизни.

Отказ Бога ответить на вопросы Иова не укладывается в умах современных читателей. Нам не нравится слышать, что что-то находится вне нашего понимания. У меня есть книга, которая называется «Энциклопедия незнания». В ней описаны научные явления, которые пока невозмож­но объяснить. Ученые всего мира трудятся над восполне­нием пробелов знаний в этих областях. Не создал ли Бог сферу знаний — «Энциклопедию теологического незнания», — недоступную для понимания человека?

Как бы я ни сопротивлялся, книга Иова подталкивает меня к такому заключению. Почему жизнь так несправед­лива? Когда Бог причиняет страдания, а когда просто до­пускает страдания? И в чем разница? Почему Бог иногда кажется молчащим, а иногда близким и хорошо знако­мым? Когда Бог имел идеальную возможность разрешить проблемы к лучшему, Он хмурился и отрицательно качал головой. Зачем стараться объяснить это? Ни Иов, ни лю-бой другой человек не мог этого понять.

Я не могу предложить ответы на конкретные вопросы Иова, потому что их не предлагает Бог. Я могу только спросить, почему Бог не дает ответов, почему существует «Энциклопедия теологического незнания»? Поскольку я касаюсь области, о которой Библия умалчивает, все, о чем я буду говорить, представляет собой простые размышле­ния. Я включаю их в свою книгу специально для тех лю­дей, которых не удовлетворяет отсутствие ответа, которые неустанно задают вопросы, отклоненные даже Богом.

1. Возможно, Бог держит нас в неведении потому, что просвещение не может нам помочь.

Те же самые насущные вопросы мучают почти каждого страждущего. Почему? Почему со мной? Что Бог пытается мне сказать? В книге Иова Бог отклоняет вопросы о при­чинах, вместо этого концентрируя внимание на отклике веры. Но подумайте, что могло бы случиться, если бы Бог ответил на наши вопросы прямолинейно. Мы полагаем, что перенесли бы страдание легче, зная его причину. Но так ли это?

Я нахожу поразительное сходство в двух библейских книгах: в книге Иова и в Плаче Иеремии. Иов в изумлен­ном неверии смотрел на руины собственного дома; автор Плача Иеремии в неверии смотрел на руины родного горо­да Иерусалима. Обе книги выражают гнев, горечь и глубо­кое разочарование в Боге. Фактически, многие страницы книги Плача Иеремии звучат, как парафразы более древней книги Иова. Все же пророк, написавший Плач (вероятно, Иеремия), не был в неведении. Он точно знал, почему Иерусалим был разрушен: евреи нарушили соглашение с Богом. Тем не менее, знание причины не облегчило стра­даний и не уменьшило чувство отчаяния и одиночества.

«Господь, как враг», — подобно Иову изрек автор. «Почему Ты всегда забываешь о нас? Почему Ты оставляешь нас на произвол судьбы?» — спрашивал он Бога, хотя хорошо знал ответы — они детально изложены в других частях книги.

Какое возможное объяснение могло утешить Иова, Иеремию или Мэг Вудсон? Знание — пассивно, интелле­ктуально; страдание — активно, личностно. Никакой ин­теллектуальный ответ не разрешит страданий. Возможно поэтому Бог послал Своего Сына, как один из Его ответов на человеческую боль, чтобы испытать ее на собственном опыте и впитать ее в Себя. Воплощение не разрешило человеческого страдания, но, во всяком случае, оно было активной и личной реакцией. В истинном смысле ника­кие слова не звучат громче Слова.

Если вы будете искать в книге Иова ответы на вопросы о причинах страданий, то будете разочарованы. Бог не от­ветил, Иов отозвал свои вопросы, а друзья покаялись во всех своих ошибочных предположениях. Иисус также избегал вопроса о причине страдания. Когда Его ученики делали определенные заключения о слепорожденном че­ловеке (Иоан. 9) и о двух местных катастрофах (Лук. 13), Иисус упрекал их. Библия свидетельствует, что любые строго определенные ответы на вопросы о причинах про­сто недостижимы.

Когда мы берем на себя привилегию Бога, мы ступаем на опасный путь. Даже благая попытка утешить ребенка — «Бог забрал твоего папу потому, что сильно его любил» — пересекает ту грань в Библии, куда вход запрещен. Хотя воздушные катастрофы, чума, пуля снайпера, наме­ренное отравление лекарствами, голод в Африке — требу­ют авторитетного объяснения, книга Иова настоятельно напоминает: Сам Бог не предпринимал попытки дать объяснение.

2. Возможно, Бог держит нас в неведении потому, что мы неспособны понять ответ.

Может быть, величественное молчание Бога в ответ на вопрос Иова не было уловкой, может быть, это было про­стое признание Богом жизненного факта. Крошечное су­щество на крошечной планете в отдаленной галактике просто не может понять грандиозного замысла Вселенной.

Можно пытаться описывать цвета слепорожденному или симфонию Моцарта человеку глухому от рождения, или объяснять теорию относительности человеку, который не слышал об атомах.

Чтобы оценить проблему, представьте, что вы общае­тесь с существом, умещающимся на предметном стекле микроскопа. Для такого существа Вселенная состоит толь­ко из двух измерений — плоской поверхности стеклянного . слайда. Оно не воспринимает никаких ощущений за гра­нью стекла. Как такому существу передать понятие про­странства, или высоты, или глубины? Глядя с высоты, вы можете понять мир двух измерений этого существа, как и трехмерный мир, его окружающий. Существо «снизу» может оценить мир только двух измерений.* Подобным образом невидимый мир существует вне нашего уровня восприятия, за исключением редких его проникновений в нашу «плоскость», которые мы называем чудесами. Ни Иов, ни вы, ни я не можем воспринять всей полноты картины.

Режиссер Вуди Аллен в фильме «Пурпурная роза Каи­ра» исследовал уровень восприятия этих двух миров. Сначала мы видим героя фильма глазами Майи Фэрроу, наблюдающей за его актерским мастерством. Затем неве­роятным образом герой выходит за рамки двухмерного эк­рана и оказывается в театре Нью-Джерси; внезапно он по­является в реальном мире рядом с изумленной героиней, которую играет мисс Фэрроу.

Внешний мир таит много неожиданностей для актера кино. Когда кто-то ударяет его кулаком, он падает, как и подобает, как его учили делать на экране, но удивленно потирает скулу — эти удары не должны были быть ощути­мыми! Когда он и Майя целуются, он останавливается в ожидании затемнения. И когда кто-то пытается объяс­нить концепцию о Боге — «Он все контролирует. Он — это весь мир», актер кивает головой: «Вы имеете в виду мисте­ра Майера, владельца кинокомпании?» Восприятие актера ограничено лишь миром кино.

В конце концов, герой возвращается в двухмерное про­странство киноэкрана и пытается объяснить реальный мир остальным актерам. Они смотрят на него так, как будто бы он сбежал из психиатрической лечебницы. Он говорит вздор. Другого мира нет; для них мир кино — единственно реальный.

Вуди Аллен акцентирует внимание на той же проблеме, о которой упоминалось в случае с существом, живущим в двух измерениях. Если один мир (мир двух измерений или мир кино) существует внутри другого, он будет иметь смысл только с точки зрения более «высокого мира». Рас­пространяя эту аналогию на книгу Иова, скажем: боль­шинство вопросов Иова касаются деятельности в более «высоком мире», за пределами его понимания.

Бог живет на более «высоком уровне», в другом измере­нии. Он не является частью Вселенной; Он создал Вселен­ную. Бог не связан пространством и временем. Он может войти в материальный мир -мы никогда бы Его не ощути­ли, если бы Он не входил. Но только Он принимает реше­ние «войти» как автор, выступающий в роли героя собст­венной пьесы, как человек реального мира, ненадолго появившийся в фильме.

Дело времени

«Как-то жила молодая леди по имени Брайт,

И скорость ее была намного выше скорости света.

Однажды, она отправилась в каком-то направлении

И вернулась в предыдущую ночь».

Восприятие времени особенно указывает на огромную разницу между Божьим восприятием (видом сверху) и на­шим. Я начинаю думать, что эта разница объясняет много вопросов, касающихся разочарования в Боге. По этой при­чине я включил в книгу некое отступление. Св. Августин посвятил книгу 11 сборника «Исповедания» обсуждению времени. «Что же тогда время? — начинает он. — Если ни­кто меня не спрашивает, я знаю, что это такое; если я хо­чу объяснить это понятие кому-то, я не знаю, что такое время». Когда Августина спросили, что Бог делал до сотво­рения мира, он ответил, что так как Бог изобрел время вместе с сотворенным миром, такой вопрос — нонсенс и просто выдает привязанность задающего вопрос ко вре мени.* «До» времени — только вечность, а вечность для Бога — никогда не заканчивающееся настоящее. Для Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день.²

Какова была бы реакция Августина на то, что Эйнштейн связал время и пространство? Сейчас мы понимаем: вре­мя — не абсолют, оно относительно. Нам говорят, что вос­приятие времени зависит от относительного положения наблюдателя. Возьмем недавний пример: в ночь на 23 фев­раля 1987 г. астроном из Чили наблюдал невооруженным глазом взрыв далекой сверхновой звезды. Этот взрыв был таким мощным, что высвободил за одну секунду столько же энергии, сколько наше солнце высвободит за 10 миллиар­дов лет. Но действительно ли это событие произошло 23 февраля 1987 года? Да, но только с позиции нашей планеты. Фактически, эта сверхновая звезда взорвалась за 170 тысяч лет до нашего 1987 года, но поток света от это­го взрыва, проходя почти 6 триллионов миль в год, достиг нашей галактики через 170 тысяч лет.

В этом примере «более высокий» взгляд вечности попи­рает наше обычное понятие о времени. Представьте себе очень большое Существо, больше чем вся Вселенная — такое большое, что существует одновременно на земле и в том месте Вселенной, где находилась «Сверхновая 1987А» звезда. Каким по счету годом был бы для этого Существа наш 1987 год? Все зависит от избранной точки зрения. С позиции Земли Существо «наблюдало» бы собы­тия 1987 г., что включало бы открытие «Сверхновой 1987А». С позиции же «Сверхновой 1987А» Существо уже испытало бы то, что земле предстоит узнать только через 170 тысяч лет! Существо же наблюдало прошлое (с земли оно видело «Сверхновую 1987А» на 170 тысяч лет раньше), настоящее (событие 1987 года на земле) и будущее (то, что происходит на «Сверхновой 1987А» «сейчас», и о чем зем­ляне узнают лишь через 170 тысяч лет) одновременно.

Существо, большое, как Вселенная, может увидеть, что происходит в любом месте Вселенной в любое время. К примеру, если оно хочет знать, что сейчас происходит на Солнце, то может «наблюдать» с позиции Солнца, Если оно хочет увидеть, что происходило на солнце 8 минут на­зад, оно может «посмотреть» на это с Земли (это видим мы) после того, как свет пропутешествовал 93 миллиона миль от Солнца к Земле.

Данная аналогия неточна, потому что заманивает такое Существо в ловушку пространства, хотя и освобождает его от времени. Но в то же время эта аналогия иллюстрирует концепцию времени — «сначала происходит А, затем про­исходит Б», выражает ограниченное восприятие нашей планеты. Бог, вне времени и пространства, может наблю­дать за всем, что происходит на Земле, и за всем, о чем мы можем только догадываться и никогда до конца не сможем понять.

Такие понятия — не просто полеты фантазии. Ученики средней школы, изучающие физику, узнают о теоретиче­ских астронавтах будущего, которые будут путешествовать в космос быстрее, чем со скоростью света и возвращаться на свою планету даже более молодыми, чем были до этого. Теории, казавшиеся умозрительными десять лет назад, доказываются современными исследователями, которые сегодня могут достать лучом лазера до поверхности Луны и отправляют атомные часы в космическое пространство. Наука — это фантазия, воплощенная в жизнь. Белая коро­лева из книги «Алиса в стране чудес» сказала: «Бедна па­мять, обращенная только в прошлое!»

Бог и время

Приведу еще одну аналогию: как писатель я живу в двух разных «временных зонах». Первая — временная зона ре­ального мира, охватывающая мой ежедневный ритуал: я просыпаюсь, одеваюсь, завтракаю, отправлюсь в офис, чтобы распланировать главы, страницы и слова книги. Между тем, сама книга создает другой, искусственный мир с его собственной, независимой временной зоной.

Если бы я писал художественную книгу, я, возможно, написал бы следующие два предложения: «Зазвонил теле­фон. Она немедленно встала с дивана и побежала снимать трубку». В книге временная последовательность такова: зво­нит телефон, следует немедленный ответ; но за пределами книги, в мире автора, минуты, часы, даже дни могут разде­лять эти два предложения. Возможно, я завершаю работу одного дня предложением «Телефон зазвонил» и уезжаю в отпуск на две недели. Независимо от того, когда я вернусь к работе над книгой, я связан зако-нами этой временной зоны. Я бы никогда не написал: «Зазвонил телефон. Две не­дели спустя она встала с дивана и сняла трубку». Смещение двух временных зон привело бы к абсурду.

После того, как я заканчиваю книгу, она остается у ме­ня в голове. «Сверху» я могу видеть сразу весь сюжет: начало, середину, конец. Никто другой не сможет этого сделать. Другие могут только читать ее во времени, упорно работая над текстом, предложение за предложением.

Я постоянно прибегаю к аналогиям, потому что только благодаря им мы можем представить человеческую исто­рию такой, какой ее видит Бог. Мы видим историю, как последовательность фотокадров в рулоне кинопленки, один за другим, но Бог сразу видит весь фильм, как вспышку. Он видит его одновременно с положения дале­кой звезды и моей гостиной, где я сижу и молюсь. Он ви­дит все целостно, как всю книгу, а не предложение за предложением, страницу за страницей.

Такую перспективу мы можем представить смутно, как сквозь туман. Простое признание нашей неизлечимой свя­зи со временем может помочь понять, почему Бог не отве­тил на вопрос Иова: «Почему?» Вместо этого Бог расска­зал о нескольких основополагающих фактах из жизни Вселенной, которые Иов едва ли понял, и предупредил: «Оставь остальное Мне!» Возможно, Бог держит нас в не­ведении потому, что ни Иов, ни Эйнштейн, ни вы, ни я не смогли бы понять вид «сверху».

Нам не понять, по каким законам Бог живет вне време­ни, как мы это осознали, и все же иногда входит во время. Подумайте, сколько путаницы окружает слово «предвиде­ние». Знал ли Бог заранее, что Иов останется верным Ему и, таким образом, выиграет Пари? Если знал, было ли это настоящее Пари? А как насчет природных катаклизмов на земле? Если Бог знает о них заранее, не виноват ли Он? В нашем мире, если человек знает заранее, что в стоящем на стоянке автомобиле взорвется бомба и не предупрежда­ет об этом властей, он несет ответственность по закону. Несет ли ответственность Бог за все трагедии, которые происходят, потому что знает обо всем заранее? Но мы не можем применить наши простейшие правила к Богу. И это, быть может, самая главная мысль решительной речи Бога к Иову. Само слово «предвидение» выдает проблему, так как выражает точку зрения человека: Б следует за А. Стро­го говоря, Бог не предвидит, что мы что-то будем делать, Он просто видит, как мы это делаем в вечном настоящем. И когда бы мы не пытались выяснить роль Бога в любом событии, мы обязательно видим все «снизу», судя о Его поведении по хрупким стандартам условной временной морали. Однажды мы, возможно, в другом свете увидим все вопросы, подобные такому: «Был ли Бог причиной падения самолета?»

Аргументы церкви о предвидении и предопределении иллюстрируют наши неуклюжие попытки понять то, что начинает иметь для нас смысл только тогда, когда входит во время. В другом измерении мы, несомненно, посмотрим на такие вещи по-другому. Библия намекает на взгляд «сверху» в некоторых, самых ее таинственных отрывках. Она гово­рит, что Христос^ «был избран до сотворения мира», что оз­начает — до Адама, до грехопадения и до возникновения не­обходимости в искуплении. Библия говорит, что благодать и вечная жизнь «были даны нам в Иисусе Христе до начала времен». Как можно говорить о том, что что-то случилось «до начала времен»? Такая формулировка выражает точку зрения Бога, живущего вне времени. До сотворения време­ни Он предусмотрел искупление грешной планеты, которая еще даже не существовала. Но когда Бог «вошел» во время (как и я в роли автора мог проникнуть во временной отре­зок моей книги), Ему пришлось жить и умирать по законам нашего мира, в рамках нашего времени.*

Вечное настоящее

В известном смысле мы, люди, воспринимаем время как никогда не заканчивающееся настоящее. В действи­тельности, мы познаем его в последовательности: насту­пает утро, затем день, затем вечер, но думаем обо всем в настоящем. Если я думаю о том, что съел на завтрак, то думаю в настоящем о том, что случилось в прошлом. Если я вечером думаю о том, что мне завтра приготовить на обед, то думаю в настоящем о том, что случится в бу­дущем. Поскольку я существую только в настоящем, я могу воспринимать прошлое и будущее только с пози­ции настоящего.

Такое восприятие дает мимолетное представление о вечном настоящем, из которого Бог созерцает мир. Оно также может объяснить библейскую закономерность; для людей, сомневающихся в Боге. Таким людям, обману­тым настоящим, разочарованным в Боге, Библия предла­гает два средства: помните прошлое, считайтесь с буду­щим. В Псалмах, в книгах Пророков, в Евангелиях, в апо­стольских посланиях Библия постоянно призывает нас ог­лядываться и помнить то великое, что сделал Бог. Он — Бог Авраама, Исаака, Иакова, Тот, Кто освободил евреев от египетского рабства. Он — Бог, который из любви к лю­дям послал на смерть Своего Сына и затем воскресил Его из мертвых. Близоруко концентрируясь на том, что нам хотелось бы получить от Бога, мы можем упустить важ­ность того, что Он уже сделал для нас.

Подобным образом Библия указывает нам и на буду­щее. Для разочарованных людей повсюду — евреев, удер­живаемых в плену в Вавилоне, христиан, преследуемых в Риме (или в Иране, Южной Африке, или Албании) -пророки рисуют мир, справедливость и счастье будущего. Они призывают нас жить в свете будущего, образ которо­го создают. Можем ли мы сегодня жить так, как будто Бог является любящим, милостивым, сострадательным и все­могущим, даже если шоры времени затрудняют зрение? Пророки провозглашают, что история будет определяться не прошлым или настоящим, но будущим.

Мое длительное авторское отступление о таинствах вре­мени продиктовано уверенностью в том, что другого отве­та на вопрос о несправедливости нет. Какие бы рацио­нальные объяснения мы не давали, Бог будет иногда казаться несправедливым с точки зрения человека, нахо­дящегося в тисках времени. Только в конце времен, когда мы приобретем Божий уровень восприятия, после того, как всякое зло будет наказано или прощено, всякая бо­лезнь излечена, а вся Вселенная восстановлена заново — только тогда воцарится справедливость. Тогда мы поймем, какая роль отведена злу, грехопадению, естественному за­кону в таком «несправедливом» событии, как смерть ре­бенка. До тех пор, пока нам не дано этого знать, мы можем только довериться Богу, который знает.

Мы остаемся несведущими во многом не потому, что Богу доставляет удовольствие держать нас в неведении, но потому, что мы не в состоянии впитать в себя так мно­го света. Богу достаточно одного взгляда, чтобы сказать, что делается в мире и как закончится история. Но мы, су­щества, связанные временем, имеем самое примитивное понимание; мы можем всего лишь позволить времени проходить. Только по завершении хода истории мы пой­мем, как «все устроено к лучшему». Вера означает заранее верить в то, что будет иметь смысл, только если посмот­реть на это с другой стороны.

У меня есть друг, который дал следующее определение веры: «Вера — это значит никогда не винить Бога за все плохое, что с вами происходит, и воздавать Ему должное за все хорошее!» Любопытно то, что он прав. Вера также тре­бует иногда довериться Богу, когда нет явного свидетель­ства Бога, — как это сделал Иов. Нужно верить в Его окон­чательную благость, существующую вне времени, бла­гость, время которой еще не пришло.

 

 

 

«Вечность может наступить для нас, по нашим меркам, в любой день или (что более вероятно) в любую минуту или секунду; но мы затронули то, что никоим образом не­соизмеримо с длительностью времени. Следовательно, на­ша надежда возникнет в конце концов если не из времени вообще, то уж точно из тирании и скудости времени, что­бы управлять временем, а не быть управляемой им, и тем самым излечить незаживающую рану, которую причиняет нам простая последовательность или изменчивость време­ни, и когда мы счастливы, и когда мы несчастны. Ибо мы так мало смиряемся со временем, что оно нас порой изум­ляет. Мы восклицаем: «Как он вырос!» Или: «Как летит время!» Как будто универсальная форма собственного опыта стала чем-то новым! Это так же странно, как если бы рыба постоянно удивлялась тому, что вода мокрая, раз­ве что в том случае, если бы в один прекрасный день рыбе предстояло стать наземным животным».

- К. С. Льюис

Библейские ссылки: Иов 36-38; Плач Иеремии 2, 5; 1 Петра 1; 2 Тимофею 1; Исайя 7:14; Римлянам 8.

«На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода».

- Книга Иова 3:23-24

Глава 26

Молчит ли Бог?

Однажды мой друг в сумерках купался в большом озе­ре. Когда он неторопливо отплыл от берега метров на сто, внезапно вечерний туман окутал воду. В одно мгновение не стало видно ничего: ни горизонта, ни объектов, ни све­та на берегу. Поскольку туман рассеял свет, мой друг не смог определить, в какой стороне садилось солнце.

В течение получаса он в панике барахтался в озере. При­нимая решение плыть в одном направлении, он вскоре на­чинал сомневаться и поворачивал на 90 градусов вправо или влево. Ничего не менялось. Он чувствовал, как в его груди колотилось сердце. Он прекращал плыть, держался на поверхности воды, стараясь сохранить силы, и заставлял себя дышать медленнее. Затем вновь продолжал плыть. Наконец он услышал едва уловимый голос, зовущий с бе­рега. Он поплыл на звуки голоса к своему спасению.

Ощущение потерянности, должно быть, охватило и Иова, когда он сидел в валунах и старался понять, что же произош­ло. Он тоже потерял все опознавательные знаки, указываю­щие направление, куда ему следует повернуть. Бог, и только Он мог провести Иова сквозь туман, но Он молчал.

Сама суть Пари заключалась в том, чтобы держать Ио­ва в неведении. Если бы Бог вдохновенно сказал: «Сделай это для меня, Иов, как рыцарь веры, как мученик», тогда Иов, польщенный оказанной честью, с радостью бы при­нял страдание. Но сатана решил проверить, «выживет» ли вера Иова без внешней помощи и без объяснения причин происходящего. Когда Бог принял условия сатаны, Иова окутал туман.

Несомненно, Бог выиграл Пари. Хотя Иов разражался потоком горьких жалоб, хотя он отчаялся в жизни и жаж­дал смерти, все же с дерзновением отказывался оставить Бога: «Хотя Он отправляет меня на заклание, я буду упо­вать на Него». Иов верил, когда не было причины верить. Он верил, оказавшись в тумане.

Вы могли бы прочитать историю Иова, изумиться Па­ри, затем облегченно вздохнуть: «Уф! Бог разрешил проб­лему. Решительно доказав Свою правоту, Бог наверняка вернется к тому стилю общения, который Он предпочита­ет, и будет все четко разъяснять своим последователям». Так могли подумать те, кто не читал Библию до конца. Мне не хочется признавать этой суровой правды, но при­мер Иова — самый крайний пример того, что оказывается вселенским законом веры. Вера, которую ценит Бог, -та, что укрепляется, когда все разлетается в прах, когда Бог молчит, когда сгущается туман.

Выжившие в тумане

Вспышка света от маяка на берегу и затем долгое, томи­тельное молчание и темнота — такой пример я встречаю не только в книге Иова, но на протяжении всей Библии. Вспомните трясущегося старца Авраама, приближающего­ся к рубежу столетия, слабо верящего блестящему видению о том, что он станет отцом великого народа. Четверть века это видение казалось миражом в пустыне, пока не родил ся единственный сын. И когда Бог заговорил вновь, Он призвал Авраама к испытанию веры, такому же сурово­му, как испытание Иова. «Возьми своего сына, своего един­ственного сына, Исаака, которого ты любишь, — сказал Бог словами, которые острым ножом вонзились в сердце Авра­ама, — и принеси его в жертву для всесожжения».

Был еще Иосиф, который во сне услышал Господа, но затем оказался на дне колодца, а позже — в египетской подземной тюрьме за то, что следовал указаниям Бога. И был Моисей, избранный Богом освободитель еврейско­го народа, скитающийся по пустыне сорок лет, преследуе­мый стражами фараона. Был и беглец Давид, помазанный Богом царь, который провел последующее десятилетие, увертываясь от копий и прячась в пещерах.

Трудное, напоминающее азбуку Морзе, божественное руководство — ясное сообщение, за которым следует дол­гая, молчаливая пауза, — прямо расшифровывается во 2-й книге Паралипоменон. В ней мы прочитали о редкой доб­ропорядочности царя Езекии, который так угодил Богу, что Он даровал ему беспримерное 15-летнее продление жизни. Что произошло потом? «Бог оставил его, чтобы ис­пытать его и узнать все, что было у него на сердце».

Большинство из этих героев Ветхого Завета появляются в почетном списке одиннадцатой главы Послания к евре­ям, в главе, которую кто-то назвал «Залом славы веры». Я предпочитаю назвать эту главу «Выжившие в тумане», ибо многие из перечисленных героев прошли через общее для них испытание: испытание веры, когда спускается ту­ман и все становится бессмысленным. Муки, глумление, телесные наказания, цепи, избиение камнями, распилива­ние пополам — в зловещих деталях Послание к евреям описывает испытания, выпадающие на долю верующих.

Святые становятся святыми, упрямо придерживаясь убеждения, что жизнь не такая, какой кажется, и что неви­димый мир также прочен и достоин доверия, как и окру­жающий их видимый мир. Бог достоин доверия даже ко­гда, похоже, мир опускается. «Мир не был их достоин», — делает вывод Послание к евреям об этом удивительном собрании святых, интригующе добавляя: «Поэтому и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом». Эта фраза вновь

возвращает меня к замечанию Дороти Сэйерз о трех вели­ких унижениях Бога: церковь, в особенности, приносила Богу позор, но она также принесла Богу мгновения гордо­сти, и изможденные святые из Послания к евреям демон­стрируют, как это было.

Любимцы Бога — в особенности они — не защищены от молчания Бога, приводящего их в смятение. Как сказал Пол Торнье: «Там, где нет возможности для сомнения, нет воз­можности и для веры». Вера требует неуверенности, смяте­ния. Библия включает в себя множество подтверждений заботы Божьей (некоторые из них весьма впечатляют), од­нако не дает гарантий. Любая гарантия устранила бы веру.

Два вида веры

Мой друг Ричард считал слово «вера» главным препят­ствием на пути к уверенности. «Имей веру», — советовали другие христиане, когда он сомневался. Что они имели в виду? В этом случае слово «вера» казалось ему способом избегать вопросов, а не отвечать на них.

Я полагаю, что некоторая сложность возникает из-за гибкости, с которой мы употребляем это слово. Прежде всего, мы употребляем слово «вера» для описания великих, по-детски простых глотков веры, когда человек способен получить невозможное.

Подобную, чрезвычайной силы веру испытал Давид, выходя на битву с Голиафом, и римский сотник, которого хвалил Иисус (Он был «изумлен» неотступной верой этого человека). В наши дни «миссионеры веры» пишут о волну­ющих чудесах, являющихся результатом чистой, детской веры. Это — «зерно веры», способное накормить многих сирот или передвинуть гору, и таких примеров в Библии множество.

Но Иов, вместе со святыми из II-и главы Послания к евреям, указывает на другой тип веры — тот, который ок­ружал меня в размышлениях о разочаровании в Боге. Непорочная, детская вера может не выжить, когда не про­исходит чудо, когда насущная молитва не получает ответа, когда густая серая пелена закрывает всякий признак забо­ты Божьей. Такие времена требуют чего-то большего.

И я буду использовать редко употребляемое слово «пре­данность» для описания веры, помогающей выстоять лю­бой ценой.

Я беседовал с молодой медсестрой, чье разочарование в Боге коренилось именно в смешении этих двух видов ве­ры. Воспитанная в христианской семье, она редко сомне­валась в Боге, даже во время учебы в колледже. На ее сте­не висела картина, изображающая Иисуса с ребенком на руках и иллюстрирующая стихотворение «Следы». Это стенное украшение отражает веру в ее детской непо­средственности: просто доверься Богу и даже не ощутишь бремени. Если вы оглянетесь и окинете взором тяжелые времена, то увидите на песке только одну пару следов, так как Иисус нес вас на руках.

В возрасте 24 лет, ее закрепили за палатой больных ра­ком. Она рассказала мне одну за одной истории людей, за которыми ухаживала. Некоторые из ее пациентов моли­лись с верой детской непосредственности, взывая к Богу об исцелении и утешении, об облегчении боли. И все же они умерли жестокой, безобразной смертью. Каждый ве­чер медсестра возвращалась домой, подавленная сценами неразрешимого страдания и видела перед собой следы Иисуса на картине, пленяющие светлым обещанием.

Чтобы отчетливо представить эту картину, просто прочи­тайте два псалма от начала до конца. Начните с Псалма 22: «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться… Он водит меня… я не убоюсь зла… благость и милость да со­провождают меня во все дни жизни моей». Затем перевер­ните назад страницу и найдите Псалом 21. «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Почему Ты далек от спасения моего?… Я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне… Можно было бы перечесть все кости мои, а они смо­трят и делают из меня зрелище».

Псалом 22 является образцом непосредственной дет­ской веры; Псалом 21 демонстрирует преданность — более глубокую, непостижимую веру. Жизнь с Богом может включать и ту, и другую. Мы можем переживать времена невероятной близости, когда получаем ответ на все молит­вы со всей очевидностью и Бог кажется близким и любя­щим. Мы можем также испытывать «смутные» времена,

когда Бог безмолвствует, когда ничего не получается так, как мы планируем, и все библейские обещания кажутся абсолютно монотонными. Быть преданным Богу значит научиться верить, что за туманом царит Бог; Он не поки­нул нас, что бы нам ни казалось.

Парадоксально то, что самые запутанные времена Иова могут «удобрить» веру и укрепить близость с Богом. Глубочайшая вера, названная мною преданностью, пускает ростки в силу противоречия, как былинка травы меж камней. Люди растут борясь, работая, напрягаясь; в каком-то смысле человек нуждается больше в пробле­мах, чем в их разрешении. Почему не на все молитвы мы получаем ответы сразу, как по волшебству? Почему каж­дый обращенный идет по одной и той же утомительной тропе духовной дисциплины? Потому что упорная молит­ва, пост, изучение, размышление — все это создано ради нас, не ради Бога.

Киркегаард сказал, что христиане напоминали ему школьников, желающих найти ответы на математические задачи в конце учебника, не решая их. Я признаюсь в по­добных чувствах и полагаю, что я не одинок. Мы страстно желаем идти больше прямыми, короткими путями. Но они уводят нас от возрастания в вере. Примените данный принцип к Иову: каков был исход его испытаний? По на­блюдению Равви Авраама Хешеля, «веру Иова нельзя по­колебать, потому что она — результат потрясения».

В эссе о молитве К. С. Льюис предположил, что Бог относится к новым христианам с особой нежностью, как родитель, до безумия любящий новорожденного. Он при­водит цитату опытного христианина: «Я видел много поразительных ответов на молитву; некоторые из них можно назвать просто чудом. Обычно ответы приходят накануне обращения в веру или вскоре после него. На протяжении дальнейшей христианской жизни они становятся реже. Отказы на молитвенные просьбы не только становятся частыми — они становятся более явны­ми, более настойчивыми».¹

На первый взгляд, все должно быть наоборот. Жизнь с верой должна бы стать легче, не тяжелее, ведь христианин совершенствуется. Но Льюис напоминает о двух ярких при мерах Нового Завета, когда молитвы остались без ответа: Иисус три раза молил Бога отвести от Него чашу страданий, а Павел умолял Господа излечить «жало плоти его».

Льюис спрашивает: «Что же. Бог оставляет тех, кто луч­ше всего Ему служит? Он — Тот, Кто служил Ему лучше всех, сказал перед своей мучительной смертью: «Почему Ты покинул Меня?» Когда Бог стал человеком, именно этот Человек менее всего был утешаем Богом в Его вели­чайшей нужде. Это — тайна. Даже если бы у меня была на то власть, я бы не решился ее исследовать. Между тем, обычным людям, как я и вы, лучше не делать поспешных выводов на свой счет, когда мы все-таки получаем ответ на молитвы вопреки вероятности. Если бы мы были силь­нее, с нами, возможно, обращались бы менее бережно. Если бы мы были храбрее, нас, возможно, направили бы защищать наиболее безнадежные посты в великой битве, оказывая нам гораздо меньше помощи.

Неизбежный вопрос

Слова К. С. Льюиса звучат впечатляюще. Но я все же не могу просто свести пример преданности — веры, зака­ленной испытанием, — к радужной формуле. Эта книга на­чалась с истории о Ричарде, который жил спокойно и уве­ренно до тех пор, пока его вера не подверглась испытанию. И тогда он почувствовал себя преданным. Почему Бог подвергал его или в этом отношении — любого, кого Он любит, такому испытанию? Ричард не мог больше верить такому Богу. Я беседовал со многими людьми, чья обиль­ная, чистая детская вера шла ко дну в минуты испытаний. За поверхностью книги Иова таится неизбежный вопрос. Если бы ради испытания любви муж подверг свою жену такой же травме, которую получил Иов, мы бы сочли его больным и изолировали от общества. Если бы мать спря­талась от собственных детей и отказалась указать направ­ление детям, попавшим в туман, мы бы сочли ее недостой­ной матерью. Как же нам понять такое поведение, такое Пари Самого Бога?

Я не предлагаю точной формулы, только два наблю­дения.

1. Мы мало понимаем, что наша вера значит для Бога.

Каким-то таинственным образом ужасное испытание Иова было ценно для Бога, ибо раскрыло суть экспери­мента со всем человечеством. Не только вера Иова, но и мотив происхождения мира был поставлен на карту, С тех пор, как Бог взял на Себя риск дать людям свободу выбора, вера — истинная, неподкупная, свободно предло­женная вера — стала иметь непреходящую ценность для Бога. Нет лучшего способа выразить любовь к Богу, чем развивать преданность Ему.

Неправильно говорить о нужде Бога в любви со сто­роны Его творения, но вспомните, как Сам Бог выражал страстное желание к такой любви: как Отец, «изголодав­шийся» по весточке от своих непокорных детей, как лю­бящий, дающий вопреки всему еще один шанс неверной любимой. Это образы, которые вновь и вновь создает Бог во времена пророков. Глубочайшее желание, одоле­вающие нас на земле как родителей, как любящих — это лишь отблески страстного желания, которое Бог испы­тывает по отношению к нам. Это желание, которое сто­ило Ему Воплощения и Распятия. Никакие человече­ские метафоры не смогут вместить в себя происшедшее, его значение нельзя ни преуменьшить, ни преувеличить. Как сказал Иисус, в конце истории (когда туман рассе­ется навсегда) только один вопрос будет иметь значение: «Когда придет Сын человеческий, найдет ли Он веру на земле?» Апостол Павел, рисуя картину мира со дня его творения до прихода Иисуса, сделал вывод: «Бог сде­лал это, чтобы люди искали Его, потянулись к Нему и нашли Его, хотя Он и недалеко от каждого из нас». Отдать Своего Сына было «платой» Бога; ответ веры, подобный ответу Иова, — ваш или мой — представляет­ся «наградой».

Я допускаю, что любому из нас с ограниченным виде­нием мира тяжело воспринять награду, полученную благо­даря испытаниям Иова. К. С. Льюис приблизился к пони­манию этого в своем комментарии о том, что Бог «отправ­ляет нас на самые безнадежные посты в великой битве». Согласно Библии, люди служат главными солдатами в бит­ве между невидимыми силами добра и зла, а вера — наше главное оружие. Возможно, Бог отправляет нас на самые опасные позиции, испытывая гордость, любовь, боль и уг­рызения совести — все то, что чувствует родитель, отправ­ляя сына или дочь на войну.

«Оправдалось» ли испытание Иова для Бога? Только Бог может дать ответ. Я решил, что духовное владычество означает следующее: только Бог может определить, что ценно для Бога. «Блаженны не видевшие и уверовавшие», — сказал Иисус, мягко упрекая Фому неверующего. Иов увидел самую темную сторону жизни, услышал самое глу­хое молчание Бога и все же верил.

2. Бог не оградил Себя от требований веры.

Испытания Иова эхом отдаются в жизни Иисуса. Он тоже был искушаем. Он тоже потерял самое ценное, включая друзей и здоровье. Как говорится в Послании к евреям: «Он в молитвах и прошении со стонами и слеза­ми обращался к Тому, Кто мог спасти Его от смерти». В итоге Он поплатился жизнью.

Мы можем никогда не постичь тайну того, что про­изошло на кресте, но это дает утешение, что Бог не жела­ет подвергать своих людей испытаниям, которые Он не пе­ренес Сам. За эти годы я разговаривал со многими страда­ющими людьми и не могу не подчеркнуть, как это важно для них. От известных людей, таких, как Джони Эрексон Тада, от неизвестных людей в больницах, от заключенных в адских тюрьмах стран третьего мира я слышал следую­щее: «По крайней мере, благодаря Иисусу Бог понимает, как я себя чувствую».

Я вновь думаю о замечании Ричарда: «Все, что я могу сказать — Иов дорого заплатил, чтобы ублажить Бога». Он думал об Иове, сидящем на пепелище, покрытом струпьями. Когда Ричард говорил об этом, я думал об Иисусе, распятом на кресте, не способном дотронуться до ран. Я должен был согласиться — это была высокая пла­та. В определенном смысле, Бог связал Себя по рукам в Пари относительно Иова; в буквальном смысле — в ночь Распятия Он позволил связать Себе руки. (Иисус говорит о смерти: «Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! Избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче! Прославь имя Твое».)

Изучая Библию, я удивился радикальным переменам в отношениях авторов к страданию, переменам, восходя­щим к кресту. Когда авторы Нового Завета говорят о ли­шениях, они не выражают негодования, характерного для Иова, пророков и многих псалмописцев. Они не объясня­ют причин страдания, но указывают на два события — смерть и воскресение Иисуса, как будто создавая пикто­графический ответ.

Вера апостолов, как они свидетельствовали, основы­валась всецело на том, что произошло в Пасхальное вос­кресенье, когда Бог превратил величайшую трагедию в ис­тории — распятие собственного Сына — в день, который мы отмечаем как Страстную пятницу. Ученики, смотрев­шие на крест из укрытия, вскоре познали то, чего не поз­нали за три года пребывания с наставником: когда кажет­ся, что Бог отсутствует, Он может быть ближе всего. Ког­да Бог кажется мертвым, Он возвращается к жизни.

События трех дней — трагедия, тьма, триумф — стали для авторов Нового Завета эталоном того, как справляться с испытаниями. Мы можем взглянуть на Иисуса — доказа­тельство Божьей любви — и не получить ответ на вопросы: «Почему?» Страстная пятница свидетельствует о том, что Бог не оставил нас наедине с нашей болью. Зло и страда­ния, омрачающие нашу жизнь, так реальны и так важны для Бога, что Он пожелал разделить их с нами и Сам их ис­пытать, чтобы тоже быть «знакомым с горем». В тот день Иисус тоже познал молчание Бога — на кресте Он цитиро­вал Псалом 21, не Псалом 22.

Пасхальное воскресенье показывает, что в конечном итоге страдание не торжествует. Поэтому Иаков пишет: «С великою радостью принимайте… когда впадаете в раз­личные искушения». «Об этом радуйтесь, немного теперь поскорбев, если нужно, от различных искушений», — пи­шет Петр. «Мы также возрадуемся в страданиях наших», — пишет Павел. Апостолы продолжают объяснять, что хоро­шего может принести «искупленное страдание»: зрелость, мудрость, истинную веру, упорство, сильный характер и многие другие награды.

Почему нужно возрадоваться? Никак не ради мазохист­ского возбуждения по поводу испытания. Чудо, совершен ное Богом в Пасхальное воскресенье, есть подтверждение того, что Он может сделать для каждого из нас. Беды, на которые указывали Иаков, Петр и Павел, вероятно, созда­ли бы кризис веры в Ветхом Завете. Но авторы Нового Завета верят в то, что выразил Павел: «Все содействует ко благу».

Это известное утверждение часто искажается. Некото­рые люди интерпретируют это утверждение так: «Только хорошее случается с теми, кто любит Бога». Павел имел в виду обратное, и в следующем параграфе он определяет, что можно ожидать в жизни: беды, тяжести, преследова­ния, голод, опасность, войну. Павел все это пережил. И все же он настаивает: «Во всем этом мы более, чем по­бедители; никакие трудности не отделят нас от Божьей любви».

Павел говорит, что это дело времени. Просто ждите: Божье чудо превращения Страстной пятницы в Пасхаль­ное воскресенье однажды распространится на все косми­ческое пространство.

«Все трудное указывает на нечто большее, чем может охватить наша теория жизни».

- Джордж Мак донамл

Библейские ссылки: Иов 13; Бытие 22; 2 Паралипоменон 32; Матфея 8; Марка 14; 2 Коринфянам 12; Луки 18; Деяния 17; Ио­анна 20; Евреям 5; Иоанна 12; Исайя 53; Иакова 1; 1 Петра 1; Филиппийцам 3; Римлянам 8.

«Но вот, я иду вперед, и нет Его,

назад — и не нахожу Его;

делает ли Он что на левой стороне, я не вижу;

скрывается ли на правой, не усматриваю»,

- Книга Иова 23:8-9

Глава 27 Почему Бог не вмешивается

Я знаю, что подумал бы мой друг Ричард об идеях, выска­занных в нескольких последних главах. Фактически, я знаю, о чем он думает, потому что мы много об этом беседовали. Если вы помните, Ричард написал книгу об Иове, поэтому не было необходимости повторять с ним эту историю. Я скон­центрировал внимание на финале книги, размышляя вслух о том, почему Бог отказался ответить Иову. Я вновь говорил о безграничности времени, неспособности Иова оценить взгляд Бога и врожденную ценность веры в Бога.

Ричард внимательно слушал, и когда я закончил изла­гать свои идеи, он одобрительно кивнул.

«Все это хорошо, Филип. Возможно, вы правы. Я пони­маю, что вы имеете в виду. Но история Иова и моя — очень разные. За все свои беды Иов в конце концов получил сло­во от Бога. Предположим, он услышал подлинный голос из бури. Но мне Бог не ответил. И я полагаю, именно по­этому Иов сделал выбор в пользу веры, а я — нет».

Мы продолжили разговор, и мне стало ясно, что Ричард просто не мог принять понятие о двух мирах. Живя в ви­димом мире деревьев и зданий, машин и людей, он не мог поверить в другой, невидимый мир. Он сказал: «Мне нуж­ны доказательства. Как я могу быть уверен в существова­нии Бога, если Он не войдет в мой мир?»

Эта беседа напомнила мне о моем собственном скепти­цизме. По иронии судьбы Ричард потерял веру в христиан­ском колледже, окруженный верующими, проповедующи­ми личное знание Бога. И в подобной же обстановке -в библейском колледже — мне было труднее всего сохра­нить веру.

Точка зрения скептика

Я столкнулся с тем же самым препятствием, что и Ри­чард: действия, которые назывались верующими в кампу­се «духовными», казались мне абсолютно мирскими. Если невидимый мир контактировал с видимым миром, где сле­ды ожогов — явные признаки сверхъестественного Присут­ствия?

Возьмите, к примеру, молитву. Верующие, казалось, искажали события, чтобы все выглядело, как ответ на мо­литву. Если чей-то дядя посылал дополнительно 50 дол­ларов для оплаты счетов школы, они улыбались и созы­вали молитвенное собрание, чтобы поблагодарить Бога. Они принимали эти «ответы на молитву» как окончатель­ное свидетельство того, что Бог слушал их. Но я всегда мог найти другое объяснение. Возможно, дядя отправил всем своим племянникам дополнительные 50 долларов в тот месяц, а молитвы были просто совпадением. У ме­ня был дядя, который постоянно посылал мне подарки, хотя я никогда о них не молился. А что с теми просьбами студентов, которые остались без ответа? Молитва, как мне казалось, представляла собой разговор со стенами и изредка самоисполняющееся пророчество.

В качестве эксперимента я начал имитировать «духов­ное» поведение в кампусе. Я усердно молился на молит­венных собраниях, давал выдуманные свидетельства о сво­ем обращении и наполнил свой словарный запас набож­ным жаргоном. И мои сомнения подтвердились. Следуя предписанной формуле, я из скептика превратился в под­линного святого. Мог ли опыт христианина быть истин­ным, если скептик сумел воспроизвести его?

Я провел этот эксперимент, прочитав литературу по психологии религии. Такие книги, как «Виды религиозно­го опыта» Вильяма Джеймса, убедили меня в том, что ре­лигия — это просто сложная психологическая реакция на жизненные стрессы. Джеймс исследовал заявления о том, что настоящий христианин — это новое существо из новой ткани, и сделал следующий вывод: «Возрожденные люди, в общем, неотличимы от людей, добродетельных от приро­ды. Некоторые добродетельные от природы люди превос­ходят возрожденных по благочестию, так что несведущий в тонкостях христианского учения человек не сможет оп­ределить природу этих двух людей, просто ежедневно на­блюдая за ними. Он не поймет, что их сущность так же от­личается, как отличается божественное от природного».

Я тоже не видел ни необычного сияния, ни отличительно­го знака в верующих, окружающих меня.

Я перестал быть скептиком по причинам, которые на­зову позже. Но признаюсь честно, даже сейчас, после двух десятилетий насыщенной, вознаграждающей веры, я уяз­вим сомнением Ричарда. Духовный опыт нелегко справля­ется с самоанализом, наведите на него прожектор, и он ис­парится. Если я исследую время моего единения с Богом, я обычно открываю более естественное объяснение проис­ходящего. Нет ослепительной разницы между миром есте­ственным и сверхъестественным, никакая пропасть, окру­женная колючей проволокой, их не разделяет.

Когда я молюсь, я не прекращаю быть «естественным» человеком; я засыпаю, теряю концентрацию и страдаю от таких же разочарований и непонимания, беседуя с Богом. То же самое я испытываю при разговоре с другими людь­ми. Когда я пишу на «духовные» темы, музы не возносят меня на небеса; я должен точить карандаши, вычеркивать слова, обращаться за справкой к словарю, комкать и вы­брасывать листы с текстом начала книги, которое мне не нравится. И так бесконечно. Примеры «знания воли Божь­ей» никогда не были в моей жизни такими прямыми и от­кровенными, как в жизни Моисея или Гедеона. Я никогда не слышал гремящий Голос из бури. Я мог бы, если бы имел желание, делать то, что Ричард делает сейчас: объяс­нять духовное поведение через психологические теории.

Почему же тогда я верю в невидимый мир? Произведе­ния К. С. Льюиса очень помогли мне в поисках ответа на этот вопрос. Тема двух миров красной нитью проходит че­рез большинство его работ — в ранних произведениях, в письмах к друзьям, во всех художественных произведени­ях, пока в конечном итоге не развивается в цельную тео­рию, представленную в эссе под названием «Перемеще­ние».² Льюис определил проблему, как наличие «явной не­разрывности между вещами, которые считаются естест­венными, и вещами, которые утверждаются как духовные; перемещение есть повторение в нашей духовной жизни элементов, из которых состоит наша естественная жизнь». То, о чем вы прочтете в этой главе дальше, расширит по­нимание его идей.

Смотреть вдоль луча

Льюис начал свое эссе обращением к любопытному яв­лению глоссолалии или говорению на разных языках. Странно, по мнению автора, то, что бесспорно духовное событие — сошествие Святого Духа в День Пятидесятницы нашло выражение в необыкновенном человеческом явле­нии, как говорение на другом языке. Для свидетелей Пя­тидесятницы это напоминало пребывание в состоянии опьянения; для многих «научных» наблюдателей сегодня глоссолалия напоминает истерию или нервное расстрой­ство. Как могут такие естественные действия, как движе­ние голосовых связок, выражать сверхъестественное пре­бывание в человеке Духа Святого Бога?

Льюис предложил в качестве аналогии движение луча света в темном сарае. Когда он однажды вошел в сарай, то увидел луч света, и он посмотрел на светящуюся яркую ленту, наполненную плавающими пылинками. Но когда он подошел к лучу и посмотрел вдоль него, вид оказался совсем другим. Внезапно он увидел не луч, а в обрамлении окна сарая — зеленые листья, трепещущие на ветках дере­ва, а за ними, в 93 миллионах миль от него — солнце. Смо­треть на луч и вдоль луча — совсем разные вещи.

Наш век преуспел в создании технических приемов, помо­гающих смотреть на луч; для этого существует даже особый термин — «редукционизм». Мы можем «редуцировать» пове­дение человека до нервных импульсов и ферментов, редуци­ровать бабочек до молекул ДНК, а закат солнца — до частиц световых волн и энергии. В своих самых крайних формах ре­дукционизм рассматривает религию как психологическую проекцию, мировую историю — как эволюционную борьбу, а процесс мышления — только как миллиарды операций вво­да-вывода компьютерных данных в головном мозге.

Этот современный мир, изощренно смотрящий на луч с разных углов зрения, — мир, враждебный «вере». На про­тяжении большей части истории все существующие обще­ства принимали как само собой разумеющееся существо­вание невидимого, сверхъестественного мира. Как еще можно было объяснить такие чудеса, как восход солнца, затмение, грозу? Но сейчас мы способны их объяснить и даже, более того, можем свести большинство природных явлений и даже большинство духовных явлений к состав­ляющим их компонентам.

Как Льюис заметил о глоссолалии, даже самые «сверхъ­естественные» деяния выражают себя на земле «естествен­ными путями». Исходя из теории перемещения, я делаю следующие выводы о жизни в таком мире.

1. Прежде всего, мы должны просто признать влиятель­ную силу редукционизма. Эта сила предлагает и благосло­вение, и проклятие. Она благословляет нас способностью анализировать причины землетрясений, штормов и тор­надо и таким образом защитить себя от них. Глядя на луч, мы научились летать — до луны и назад; мы научились путешествовать по всему миру, глядя на экран телевизо­ра в гостиной; мы научились доносить звуки оркестра до своих ушей, когда мы бежим по проселочной дороге. Глядя на «луч» человеческого поведения, мы можем рас­познать определенные химические компоненты и с помо­щью лекарств спасти людей от тяжелой депрессии и ши­зофрении.

Но редукционизм принес и проклятие. Глядя на луч, а не вдоль него, мы рискуем свести жизнь к ее составным частям и не более. Мы никогда не будем наблюдать восход солнца или появление луны с тем же чувством благогове­ния, близкого к поклонению, которое испытывали наши «первобытные» предки или даже поэты XVI столетия. Если мы сведем поведение просто к гормонам и химиче­скому составу, мы потеряем всю человеческую таинствен­ность, свободную волю и романтику. Идеалы романтиче­ской любви, вдохновлявшие художников и влюбленных на протяжении веков, неожиданно сводятся к гормональной секреции.

Редукционизм может оказать на нас чрезмерное влия­ние, пока мы не признаем, что это — просто взгляд на ве­щи. Это не концепция — истинная или ложная; это — точ­ка зрения, информирующая нас о частях вещи или пред­мета, но не о целом.

Духовные поступки, например, можно рассматривать с более высокого и с более низкого уровня. Одно не вытес­няет другого, каждый уровень просто рассматривает пове дение по-разному (как взгляд на луч отличается от взгляда вдоль луча). С более «низкого» уровня молитва — это раз­говор человека с самим собой (так же глоссолалию можно назвать просто невнятной речью). Более «высокий» уро­вень предполагает, что здесь задействована духовная ре­альность, когда молитва человека служит связью между видимым и невидимым мирами.

Я могу посетить массовые собрания Билли Грэма в ка­честве любопытного наблюдателя и, избрав из аудитории какую-нибудь зрительницу, вывести заключения о тех со­циологических и психологических факторах, которые мог­ли бы способствовать ее восприятию проповедей Грэма. Ее брак распадается; она ищет стабильности; она помнит силу набожной бабушки; музыка возвращает ее в детство, когда она ходила с родителями в церковь. Но эти «естест­венные» факторы не управляют сверхъестественными, на­оборот, они могут быть средствами, которые Бог выбирает, чтобы подтолкнуть человека к Себе. Возможно, неразрыв­ность между естественным и сверхъестественным — замы­сел одного и того же Творца. Это, во всяком случае, более «высокий» уровень веры. Один уровень не исключает дру­гой; это два способа смотреть на одно и то же событие.

2. Странно, но позиция более низкого уровня может пре­восходить более высокий уровень. К. С. Льюис вспоминал, что в детстве он научился оценивать музыку оркестра, слу­шая недифференцированный звук, издаваемый простым граммофоном. Он мог слышать мелодию, но не более. Позже, когда он побывал на концертах живой музыки, он был разочарован: множество инструментов издавали разные звуки. Он страстно желал услышать «настоящий звук», который для его нетренированного уха был смешан­ным звуком граммофона. Льюису в тот момент заменитель казался превосходящим реальность.³

Подобным образом человек, воспитанный на постоян­ной телевизионной диете, может счесть поход по настоя­щим горам с тучами комаров, прерывистым дыханием и досадными переменами погоды, стоящим ниже по сравнению с опытом, предлагаемым специальной телеви­зионной программой Национального географического общества.

Более того, более низкий уровень рассмотрения может казаться превосходящим более высокий в вопросах морали. Идеал романтической любви явился вдохновляющим мо­тивом для появления величайших сонетов, романов и опер. Но редукционисты вроде Хью Хефнера горячо оспаривают точку зрения о том, что секс будет превосходным, если его освободить от узких рамок любви и серьезных взаимоотно­шений. (Конечно, журнал «Плэйбой» имеет более сильный «внутренний» призыв, чем работы Элизабет Баррет Брау­нинг.) И миряне, отбрасывая религию как опору, превоз­носят «более храбрый» вызов выживания в этом мире без призыва к более высокому Бытию.

3. Реальность более высокого мира поддерживается спо­собностями более низкого мира. Слово «транспонировка» принадлежит к музыкальной терминологии. Песню можно перенести из одного музыкального ключа в другой. Сим­фоническая партитура, написанная для 110 инструментов оркестра, может быть транспонирована в вариант для од­ного фортепиано. Естественно, в ходе транспонирования что-то будет потеряно: десять пальцев, ударяющих по кла­вишам фортепиано, едва ли могут воспроизвести все ню­ансы оркестра, доступные слуховому восприятию. Все же, человек, занимающийся транспонировкой, будучи ограни­ченным диапазоном звуков, воспроизводимых клавиату­рой, должен передать суть симфонии.

К. С. Льюис процитировал одну из записей из дневника Сэмюэля Пэписа, относительно его восторга от музыкаль­ного концерта. Пэпис писал, что звуки духовых инструмен­тов были такими мелодичными, что просто привели его в восторг: «Они буквально окутали мою душу так, что мне стало плохо; подобные ощущения я испытывал только, ко­гда влюбился в свою жену». Постарайтесь проанализиро­вать физиологию любой эмоциональной реакции, говорил Льюис. Что случается в наших телах, когда мы видим кра­соту, испытываем гордость или любовь? Для Пэписа это было одновременно чувство восторга и тошноты. Удар в же­лудок, вибрация, мускульное сокращение — ощущения его тела напоминали ощущения в момент болезни!⁴

Если посмотреть на это с более низкого уровня обозре­ния, наши физические реакции на радость и страх почти идентичны. И в том, и в другом случае надпочечная желе­за вырабатывает один и тот же гормон, а нейроны в пище­варительной системе сжигают те же химические вещества, но мозг интерпретирует одно сообщение как радость, а другое — как страх. На более низких уровнях у человече­ского тела более ограниченный словарный запас, подобно тому, как человек, транспонирующий музыку, располагает ограниченным числом клавиш фортепиано, чтобы пере­дать звуки целого оркестра.

Самая большая слабость редукционизма заключается в следующем: если вы смотрите только «на луч», сводя че­ловеческие эмоции к их самым элементарным частям (нейронам и гормонам), вы можете прийти к логическому заключению, что радость и страх — одно и то же, когда на самом деле это почти противоположные явления. Челове­ческое тело не имеет нервных клеток, специфически пред­назначенных для передачи чувств удовольствия, — приро­да никогда не бывает так щедра. Весь наш опыт об удо­вольствии приобретается из «заимствованных» нервных клеток, которые также передают ощущения боли, прикос­новения, жары и холода.

Способ жизни

Человеческий мозг предлагает почти идеальную модель транспозиции. Хотя мозг и представляет собой «более вы­сокую» точку зрения внутри тела, нет более изолированно­го и беспомощного органа. Мозг находится в коробке из толстой кости и полностью зависит от более низких способностей, чтобы получать информацию о мире. Мозг никогда ничего не видел, не пробовал на вкус, не чувство­вал. Все сообщения в мозг приходят в одной и той же ко­дированной форме, поскольку многие наши сенсорные переживания сводятся к электрической последовательно­сти точек и тире ( — . —.. — … —). Мозг всецело полага­ется та эти сообщения азбуки Морзе, которые он собирает и придает им значение.

Когда я пишу эти строки, я слушаю великолепную 9-ю симфонию Бетховена. Что это, если не серия кодов, переданных через время и технологию. Началась она как музыкальная идея, которую Бетховен «услышал» в уме (для композитора это было проявление большого искус-ства ума; к тому времени он уже был совсем глухим, по­лагался только на память и не мог проверить свою идею на музыкальных инструментах). Затем Бетховен перенес симфонию на бумагу, используя серию кодов, известных как нотная запись.

Прошло более ста лет прежде, чем оркестр прочитал эти знаки, интерпретировал их, собрал в величественную мело-дню, приближенную к тому, что Бетховен, должно быть, «слышал» в уме. Инженеры звукозаписи запечатлели звук оркестра, как серию магнитных импульсов на движущейся ленте, а студия перенесла код в более механическую форму, преобразовав его в крошечную форму на моей пластинке. Мой проигрыватель «считывает» эти волны и распространя­ет вариации через усилители. Молекулярные вибрации, вы­званные усилителями, достигают моих ушей, приводя в движение еще одну серию механических актов: маленькие косточки ударяют в мои барабанные перепонки, передавая вибрации по тягучей жидкости в спиральный орган, где в ожидании находятся 25 тысяч клеток звуковых рецепто­ров. При стимулировании надлежащие клетки «выстрелива­ют» электрическое сообщение. Наконец, импульсы — про­стые точки и тире кода — достигают моего мозга, где корко­вый экран собирает их в звук, который я узнаю, как 9-ю симфонию Бетховена. Я испытываю удовольствие, даже ра­дость, делая паузу и слушая это великое музыкальное про­изведение. Радость вновь приходит ко мне благодаря «более низким» способностям моего тела.

Транспонирование — это способ жизни. Все знания приходят к нам через процесс трансляции вниз к коду и затем вверх к значению. Я написал уже три параграфа о 9-ой симфонии Бетховена. Эти мысли, зарождающиеся в моем уме, я облек в слова, внес в компьютер, который записал их в коде на магнитном диске. В конечном итоге, мой компьютер преобразует этот магнитный код в бинар­ный, а средство, названное модемом, транспонирует би­нарный код в цифровые звуки, которые затем отправятся по телефонным проводам к издателю. Если я прислуша­юсь, как мой модем передает три моих параграфа о симфонии Бетховена, я не услышу ничего, кроме шумовых по­мех, и все же там будут содержаться мои мысли и слова.

Компьютер издателя, получив цифровые звуки, конвер­тирует их вновь в магнитные коды и сохраняет на диске. Издатель ретранслирует коды в слова, видимые на экране монитора, отредактирует их и, наконец, превратит слова в чернильные знаки на бумаге — те самые чернильные зна­ки, которые вы сейчас читаете. Ваш тренированный глаз формирует из этих капелек чернил на странице буквы и слова, которые передаются глазным клеткам и превра­щаются в электрические импульсы, которым ваш мозг придает определенное значение.

Все общение, все знание, весь сенсорный опыт, вся жизнь на этой планете полагается на процесс транспони­ровки: значение путешествует «вниз» в коды, которые поз­же могут быть собраны вновь. Мы инстинктивно доверяем этому процессу, веря, что более низкие коды несут что-то от исходного значения. Я верю, что слова, которые я вы­бираю, и даже статические передачи моего модема перене­сут мои подлинные мысли о 9-й симфонии Бетховена. Я смотрю на фотографию Скалистых гор, запечатленных на маленьком плоском глянцевом листе, и мысленно ока­зываюсь там. Я царапаю рекламный образец из журнала, чтобы понюхать духи, и образ моей жены, пользующейся этими духами, неожиданно возникает в памяти. Более низ­кий уровень несет в себе что-то из более высокого.

Перемещение Духа

Должно ли нас удивлять, что тот же самый универсаль­ный принцип действует в царстве Духа? Подумайте вновь о вопросах Ричарда, заданных в начале этой книги и вновь поднятых в этой главе. Почему Бог не вмешивается и не являет Себя с большей очевидностью? Почему Он не гово­рит громко, чтобы мы могли Его слышать? Мы жаждем чу­да, чего-то сверхъестественного в его чистой, настоящей форме.

Я выбираю слово «настоящий» намеренно, так как оно выражает чувство, имеющее главное значение для данной проблемы. Мы, современные люди, стремимся отделить естественное от сверхъестественного. Естественный мир, к которому можно прикоснуться, который можно поню­хать, увидеть и услышать, кажется самоочевидным; со сверхъестественным миром дело обстоит, однако, по-другому. Нас беспокоит то, что в нем нет ничего опре­деленного. Он не имеет оболочки. А нам нужны доказа­тельства. Мы желаем, чтобы сверхъестественное вошло в естественный мир, сохранив свечение, оставляющее сле­ды и отдающееся в барабанных перепонках.

Бог, явленный нам в Библии, кажется, не разделяет нашего желания. Там, где мы отделяем естественное от сверхъестественного и видимое от невидимого, Бог стремится соединить их вместе. Кто-то может сказать, что Его цель — спасти «более низкий» мир, восстановить естественную среду падшего творения до первоначально­го состояния, где дух и материя пребывали вместе в гар­монии.

Когда мы становимся христианами и тем самым уста­навливаем связь с невидимым миром, мы не поднимаем­ся таинственно кверху, не надеваем внезапно космиче­ские тела, которые переносят нас из естественного мира (со времен гностицизма церковь считала такие понятия еретическими). Скорее, наши физические тела вновь свя­зываются с духовной реальностью, и мы начинаем слы­шать код, с помощью которого невидимый мир проника­ет в видимый. Кто-то может сказать, что наша задача яв­ляется прямой противоположностью редукционизма. Мы ищем способы повторно возвеличить или «освятить» мир: увидеть в природе средство восхваления, увидеть в хлебе и вине знак благодати, увидеть в человеческой любви тень идеальной любви.

Нам дарован ограниченный словарный запас для этого более высокого царства. Мы говорим с Богом, как говори­ли бы с любым другим человеком; может ли быть что-то более обычное, более «естественное»? Молитва, провоз­глашение Писания, размышления, пост, чаша холодной воды для жаждущего, посещение заключенных, соблюде­ние таинств — все эти каждодневные поступки, как нам го­ворят, несут в себе «более высокий» смысл. Они каким-то образом выражают невидимый мир.

Если рассуждать с позиции редукционистов, все духов­ные деяния имеют естественные «объяснения». Молитва — бормотание в пустоту, покаяние грешника — надуманная повышенная эмоциональность, день Пятидесятницы — ре­зультат опьянения. Скептик мог бы сказать, что естествен­ные способности — это убогая судьба, если это все, что нам следует выражать по ту сторону возвышенного мира.

Но вера, глядя вдоль луча, видит такие естественные действия, как освещенные проявления сверхъестественно­го. С этой точки зрения естественный мир не является обыденным, он благословен чудом. А чудо исправленного естественного мира достигло кульминации в Грандиозном Чуде, когда фактическое Присутствие Бога поселилось в «естественном» теле, подобном нашему: Слово перешло в Плоть.

В одном теле Христос соединил вместе два мира, дух и плоть, представил творение таким, каким его не видели со времен рая. Теолог Юрген Мольтман выражает мысль, над которой стоит поразмыслить: «Воплощение — это за­вершение работы Бога».⁵ А вот что пишет апостол Павел: «И Он глава тела, Церкви… Потому что Богу было благо-угодно, чтобы примирить с Собою все, утвердив мир кро­вью креста Его, примирить чрез Него то, что на земле, и то, что на небесах».

Когда Слово, ставшее плотью, вознеслось, Христос ос­тавил на земле Свое фактическое Присутствие в форме те­ла — церковь. Наша благость становится в буквальном смысле благостью Бога («То, что сделали для одного из братьев Моих меньших, вы сделали для Меня»). Наше страдание, по словам Павла, становится «участием в стра­даниях Его». Наши поступки становятся Его поступками («Принимающий вас, Меня принимает»). То, что случает­ся с нами, случается с Ним. («Савл, Савл, зачем ты пресле­дуешь Меня?») Два мира, видимый и невидимый, слива­ются воедино во Христе, и мы, как настаивает Павел, в бу­квальном смысле находимся «во Христе». Воплощение — завершение всей работы Бога, цель всего творения.

Глядя на небеса с земли, мы склонны думать о чуде, как о нашествии, вторжении с наш естественный мир захваты­вающей силы, и мы жаждем видеть проявления этой силы.

Но, глядя сверху, с позиции Бога, настоящее чудо — это перемещение: человеческие тела могут стать сосудами, на­полненными Духом Святым, когда обычные благотвори­тельные поступки и добрые дела людей становятся ни чем иным, как воплощением Бога на земле.

Чтобы завершить аналогию, я обращусь к словам Пав­ла, ибо образ, который он приводит для описания роли Христа в сегодняшней жизни, — тот же самый, что я ис­пользовал для иллюстрации транспонировки. Павел ска­зал, что Иисус Христос для нас сейчас является тем, чем голова является для тела. Мы знаем, как голова человека исполняет его волю: переводя сигналы в код, понятный рукам, глазам и рту. Здоровое тело — это то, которое ис­полняет волю головы. Точно так же воскресший Христос исполняет Свою волю через нас, членов Его тела.

Молчит ли Бог? Я отвечу вопросом на вопрос: молчит ли церковь? Мы — Его выразители, назначенные Им «го­лосовые связки» на этой планете. План таких грандиозных перестановок предполагает, что сообщение Бога будет иногда казаться искаженным или непоследовательным, а Бог — молчаливым. Но воплощение было Его целью, и в свете этого день Пятидесятницы становится безупречной метафорой: глас Бога на земле, говорящий через людей так, что даже они не могут понять Его.

Надежда

У меня есть умная, талантливая и очень забавная под­руга в Сиэтле. Ее зовут Каролин Мартин. У Каролин — це­ребральный паралич, и особая трагедия ее состояния в том, что внешние проявления болезни — слюнотечение, движение свободно свисающих рук, неразборчивая речь, качающаяся голова — заставляют людей, с которыми она встречается, считать ее умственно отсталой. Фактически же ее ум — единственная часть тела, которая работает без­упречно, а отсутствует у нее мускульный контроль.

В течение пятнадцати лет Каролин жила в доме для ум­ственно отсталых, потому что у государства не нашлось для нее другого места. Ее ближайшими друзьями были та­кие люди, как Ларри, который рвал свою одежду и ел комнатные цветы, и Арэлин, которая знала только три предло­жения и называла всех «мамой». Каролин решила убежать из этого дома и найти для себя подходящее место в окру­жающем мире.

Наконец ей удалось переехать и основать собственный дом. Самая простая домашняя работа вызвала невероят­ные трудности. Ей потребовалось три месяца, чтобы нау­читься просто заваривать чай и наливать его в чашку, не обжигая себя. Но Каролин овладела этим искусством и научилась делать многое другое. Она поступила в сред­нюю школу, закончила ее, затем подала заявление в мест­ный колледж.

Все в колледже знали, что Каролин — инвалид. Они ви­дели, как она, сгорбившись, сидела в кресле на колесах, старательно печатая заметки с помощью устройства, кото­рое называлось «Кэнон комьюникейтор». Мало кто чувст­вовал себя уютно, разговаривая с ней, потому что не мог­ли понять издаваемые ею беспорядочные звуки. Но Каро­лин упорно работала и овладела двухлетней программой колледжа за семь лет. Затем она поступила в лютеранский колледж для изучения Библии. После двух лет пребывания в колледже ее попросили выступить перед студентами в церкви.

Много часов работала Каролин над своим обращени­ем. Она напечатала окончательный проект со средней скоростью — страницу за 45 минут — и попросила подру­гу Джози прочитать обращение за нее. У Джози был силь­ный, чистый голос.

В день служения Каролин сидела, ссутулившись, в кресле с левой стороны от кафедры. Временами ее руки бесконтрольно тряслись, голова склонилась в одну сторо­ну, почти касаясь плеча, а на блузку изо рта сбегала слю­на. Рядом с ней стояла Джози, читая зрелую и изящную прозу, которую сочинила Каролин, основываясь на биб­лейском тексте: «Мы имеем сокровище в сосудах глиня­ных, чтобы показать, что эта всепревозмогающая сила — от Бога, но не от нас».

Тогда впервые некоторые студенты увидели в Каролин полноценного человека, такого же, как они сами. До это­го момента ее зрелый ум всегда подавлялся «непослуш ным телом», и затруднения речи скрывали ее интеллект. Но, слушая ее обращение, громко прочитанное со сцены, студенты смогли увидеть не только тело в инвалидном кресле, но и представить человека в делом.

Когда Карелии, заикаясь, рассказала мне о том дне, я мог понять только половину слов. Но сцена, которую она описала, стала для меня «притчей транспортировки» — безупречный ум, запертый внутри спастического, неконт­ролируемого тела, и голосовые связки, которые подводят при произнесении каждого второго слога. Новозаветный образ Христа, как головы тела, приобрел новое значение, так как Он постиг и чувство унижения, испытываемое Им в роли головы, и ликования оттого, что Он позволяет нам быть членами Его тела.

Мы, церковь, являемся примером транспртировки в его крайнем проявлении. Печально, но мы не являем собой неоспоримое доказательство Божественной любви и славы. Иногда, как в случае с телом Каролин, мы заглу­шаем, а не передаем сообщение. Но церковь является причиной эксперимента с человечеством, причиной поя­вления человека. Она позволяет творениям Бога нести в себе образ Бога. Бог считал, что это оправдывало и риск, и унижение.

«Он, который спустился на землю — это Тот, Кто под­нялся выше небес, чтобы заполнить собой Вселенную. Одним Он предначертал быть апостолами, другим — про­роками, иным — евангелистами, некоторые стали пастора­ми и учителями, чтобы подготовить Божьих людей к слу­жению, чтобы тело Христово могло быть создано прежде, чем мы все достигнем единства в вере и в познании Сына Божьего и станем зрелыми, постигая всю меру полноты Христа.

Когда мы больше не будем младенцами… Вместо это­го… мы будем возрастать до Него, Того, Кто является Головой — до Христа. Благодаря Ему, все тело, соединен­ное воедино и поддерживаемое связью с Ним, растет и создается в любви, когда каждая часть его выполняем свою работу».

Библейские ссылки: Колоссянам I; Матфея 25; Филиппий-цам 3; Матфея 10; Деяния 9; 2 Коринфянам 4; Ефесянам 4.

«Для чего скрываешь лице Твое

и считаешь меня врагом Тебе?

Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь

и не сухую ли соломинку преследуешь?»

— Книга Иова 13:24-25

Глава 28

Скрыт ли Бог от нас ?

Чтобы получить полное представление об эмоциональ­ном состоянии Иова в тот трудный период, я разобрал все речи данной книги, выбирая собственные слова Иова. Я ожидал, что он будет жаловаться на свое плохое здоровье, оплакивать потерю детей и дохода, но, к моему удивлению, Иов относительно мало говорил об этом. Он сосредоточил свое внимание на теме отсутствия Бога. Самую сильную боль причиняло то, что он плакал в отчаянии и не получал ответа. Я слышал, как страдающие люди описывали те же чувства. Может быть, лучше всех это выразил К.С. Льюис, пребывая в глубоком горе после смерти его жены от рака:

 

«Между тем, где же Бог? Когда вы счастливы, счастли­вы настолько, что даже не чувствуете в Нем нужды, и в такой момент обратитесь к Нему со славословием, то будете приняты с распростертыми объятьями. Но подой­дите к Нему в безысходной нужде, когда ни на что другое надежды нет, и что? Перед вами захлопнется дверь, и вы услышите, как изнутри один за другим замыкаются зам­ки. Затем — тишина. Остается только развернуться и уй­ти. Чем дольше вы будете ждать, тем более настойчивым будет молчание».¹

Больше всего Иову нужна была возможность пожало­ваться Богу. Благочестие своих друзей он стряхивал с се­бя, как собака — блох. Он хотел личной встречи со Всемо­гущим Богом. Несмотря на случившееся, Иов не мог заставить себя верить в жестокость и несправедливость Бога. Если бы они встретились, по крайней мере, Бог мог бы выразить Свою точку зрения на произошедшее. Но Бога нигде нельзя было найти. Иов слышал только скулящий плаксивый тон своих друзей и затем — ужас­ный, пустой звук. Перед ним захлопнули дверь.

Факт веры

«О, сладостный Господь, я так хочу увидеть Тебя, Я так хочу быть с Тобой…»

— песня Джорджа Харрисона

«Я знаю — Бог жив! Я разговаривал с ним сегодня утром!» — наклейка на бампере автомобиля

«Бог любит Вас и имеет чудесный замысел относитель­но вашей жизни!»

— евангелизационная брошюра

«Он идет со мной, говорит со мной, говорит мне, что я — Его».

— христианский гимн

Страстное стремление человека ощутить присутствие Бога может возникнуть почти везде. Но мы не осмеливаем­ся делать поспешные заявления по поводу обещания Бога о Его личном присутствии, пока мы не принимаем в расчет те случаи, когда нам кажется, что Бога нет. К.С. Льюис сталкивался с этим, Иов сталкивался с этим, Ричард сталкивался с этим — в какой-то момент почти все, должно быть, сталкиваются с тем, что Бог скрыт от нас.

Облако неведения может опуститься без предупрежде­ния, иногда это случается в момент, когда мы особенно жа­ждем присутствия Бога. Южно-африканский служитель Ал­лан Боисек был брошен за решетку за выступления против правительства. Он провел три недели в одиночной камере, почти все время на коленях, молясь Богу об освобождении. «Мне не стыдно сказать вам, — говорил он своим прихожа­нам, — что это был самый трудный момент в моей жизни. Когда я стоял в камере на коленях, у меня больше не было слов, чтобы молиться, и не было слез».² Его опыт знаком многим чернокожим южноафриканцам: они молятся, они плачут, они ждут и не получают ответа от Бога.

Кто-то возразит, что Бог не прячется. Одна религиозная наклейка на бампере автомобиля гласит: «Если ты чувству­ешь, что Бог далеко, поразмысли — кто первым отодвинулся?» Но чувство вины, выраженное в этом лозунге, может быть не­верным: книга Иова подробно описывает время, когда было очевидно, что отодвинулся Бог. Даже несмотря на то, что Иов не сделал ничего плохого и отчаянно просил о помощи, Бог все равно решил остаться сокрытым от его взора. (Если вы ко­гда-либо сомневались, что встреча со скрытностью Бога -нормальная часть в паломничестве веры, просто полистайте в теологической библиотеке работы христианских мистиков, людей, которые провели свою жизнь в личном общении с Богом. Найдите хотя бы одного, кто не описывает время су­ровых испытаний, «черный день души».)

Для тех, кто страдает, и тех, кто находится рядом с ни­ми, Иов преподает важный урок. Сомнения и жалобы Мэг Вудсон, Аллана Боисека, Иова имеют уважительные причины. Это не симптомы слабой веры — они настолько вески, что Бог позаботился, чтобы они вошли в Библию. Никто не предполагает, что аргументы, споры, доводы противников Бога, скажем, Марка Твена в книге «Письма с Земли» или Бертрана Рассела в книге «Почему я не хри­стианин» будут внесены в Библию, но почти все они там есть, если не в книге Иова, то в Псалмах или Пророках. Библия, кажется, предвидит наши разочарования — как будто Бог дает нам заранее оружие, которое можно использовать против Него, как будто Бог Сам понимает, какова цена непреходящей веры.

Благодаря Иисусу, возможно, Он действительно пони­мает. В Гефсимании и на Голгофе невыразимым образом Бог Сам был вынужден встретиться лицом к лицу со скрытностью Бога. «Бог, сражающийся с Богом», — так Мартин Лютер резюмирует космическую битву на двух по­перечных бревнах. В ту темную ночь Бог познал всю пол­ноту того, что значит быть брошенным Богом.

Друзья Иова настаивали на том, что Бог не скрывался от них. Они напоминали о мечтах, видениях, прошлых благословениях, чудесах природы — о том, как Бог являл Себя Иову в прошлом. «Не забудь во тьме, то что узнал во свете», — упрекали они. Те из нас, кто живет после Иова, имеют еще больше света: летопись исполненного пророче­ства и жизнь Иисуса. Но иногда ни проницательность, ни доказательства не помогают. Память, какой бы приятной она ни была, не заглушит боль или одиночество. Возмож­но, в какое-то время все стихи Писания и все вдохновен­ные лозунги потерпят фиаско.

Три реакции

Я очень хорошо знаю свою собственную инстинктив­ную реакцию на скрытность Бога: я отвечаю Ему тем же, игнорируя Его. Как ребенок, который думает, что может спрятаться от взрослых, закрывая пухленькой ручкой гла­за, я стараюсь закрыться от Бога.

Книга Иова предлагает еще две ответные реакции на разочарование в Боге. Первая была выражена друзьями Иова, возмущенными нарушением основных доктрин ве­ры. Глубокое разочарование Иова в Боге не соответствова­ло их теологии. Они видели четкую разницу между челове­ком, утверждавшим, что он справедлив, и Богом, который был справедлив.

Иов, требующий аудиенции с Богом! Это смелая идея. «Подави свои чувства», — говорили ему друзья. — Мы зна­ем, что Бог справедлив. Перестань думать, что Он неспра­ведлив! Как тебе не стыдно говорить такие оскорбитель­ные вещи!»

Вторая реакция — самого Иова — бессвязная путаница, резкая противоположность безжалостной логике его дру­зей. «Зачем Ты вывел меня из чрева?» — требовал он отве­та у Бога. «Пусть бы я умер, когда еще ничей глаз не видел меня». Иов разражался бранью в протесте, который был тщетным, и напоминал птицу, снова и снова ударяющую­ся об оконное стекло. У Иова было несколько разумных доводов, и он даже допустил, чтобы логика его друзей зву-. чала убедительно. Он колебался, противоречил себе, отступал, а иногда в отчаянии лишался всяких сил. Этот человек, известный своей праведностью, бранит Бога: «Отступи от меня, чтобы я немного ободрился прежде, не­жели отойду — и уже не возвращусь — в страну тьмы и се­ни смертной».

Какой из двух подходов подтверждает книга Иова? Обе стороны нуждались в исправлениях; но после того, как все «ветреные» слова были произнесены, Бог приказал набожным друзьям ползти с покаянием к Иову и просить его молиться о них.

Одно дерзкое утверждение книги Иова: вы можете ска­зать Богу все, что угодно. Бросьте Ему в лицо ваше горе, озлобление, сомнение, разочарование — Он все это погло­тит. Иногда духовные гиганты Библии изображены споря­щими с Богом. Они предпочитают уйти, прихрамывая, как Иаков, но не загораживаться от Бога. В этом отношении Библия предвосхищает принцип современной психологии: вы не можете отрицать своих чувств или заставить их ис­чезнуть, поэтому лучше их выразить. Бог рассмотрит каж­дый отклик человека, кроме одного. Он не может выно­сить реакцию, которую я выражаю инстинктивно, а имен­но: попытку игнорировать Его или относиться к Нему, как будто Его не существует. Отреагировать таким образом Иову даже в голову не пришло.

Общая картина

Свобода в выражении чувств — не единственный урок, который мы получили от Иова. Взгляд на происходящее «из-за занавеса» в невидимом мире показывает, что встре­ча со скрытностью Бога может ввести в заблуждение.

Мы можем впасть в искушение смотреть на Бога как на врага и интерпретировать Его скрытность как отсутствие заботы.

Иов заявляет: «Гнев Его терзает и враждует против ме­ня, скрежещет на меня зубами своими». Мы, зрители, зна­ем, что Иов ошибался. В прологе дается тонкое, но очень важное разграничение: Бог лично не создавал проблем Ио­ву. Он позволил, чтобы они возникли, это так. Но описа­ние Пари представляет сатану, а не Бога, в качестве винов­ника страданий Иова. В любом случае, Бог явно не был врагом Иова. Бог не оставил Иова, Он тщательно за ним наблюдал. В тот момент, когда Иов молил о рассмотрении своего дела в суде, он участвовал в судебном процессе ко­смического значения, но не в качестве адвоката обвине­ния, указывая пальцем на Бога, а как главный свидетель в испытании веры. Мы ни в коем случае не можем сделать заключение, что наши собственные испытания специаль­но организованы Богом, чтобы разрешить важные вопро­сы Вселенной. Но мы можем допустить, что наше ограни­ченное видение искажает реальность. Боль ограничивает мировосприятие. Боль — самое личное чувство, оно заста­вляет нас думать о себе и больше ни о чем.

От Иова мы можем узнать, что происходит очень много событий, о которых мы не подозреваем. Он чувствовал бре­мя отсутствия Бога, но взгляд за кулисы открывает, что, в некотором смысле, Бог никогда не был ближе. В естест­венном мире человеческие существа видят только около 30% солнечного спектра. (Медоносные пчелы и домашние голуби могут, к примеру, обнаруживать волны ультрафиоле­тового света, невидимого нам.) В сверхъестественном цар­стве наше зрение даже более ограничено, и мы только из­редка ловим отблеск того невидимого мира.

Несчастный случай в жизни другого известного библей­ского персонажа доводит до нас ту же самую мысль, но не­сколько иначе. Пророк Даниил тоже столкнулся со скрытно­стью Бога, но не так явно, как Иов. Даниил находился в за­труднительном положении: Бог не отвечал на его молитву. Почему же Бог игнорировал его настойчивые молитвенные просьбы? Двадцать один день Даниил посвятил себя молитве. Он горевал. Он отказался от хорошей пищи. Он дал обет не те­ла. Все это время он взывал к Богу, но не получал ответа.

Но однажды Даниил получил гораздо больше, чем просил. Сверхъестественное существо с глазами, похожими на горя­щие факелы, и лицом-молнией неожиданно появилось на берегу реки рядом с ним. Спутники Даниила убежали в ужа­се. А о себе он пишет: «У меня не было сил. Мое лицо по­бледнело, и я был беспомощным». Когда он начал разговари­вать с ослепительным существом, то с трудом дышал.

Незнакомец стал объяснять причину такой долгой за­держки. Его направили дать ответ еще после первой молит­вы Даниила, но он натолкнулся на сильное сопротивление «князя Персидского царства». После трехнедельного проти­востояния прибыло подкрепление, и Михаил — один из главных Ангелов — помог сломить сопротивление. Я не предпринимаю попытки интерпретировать эту поразитель­ную сцену войны во Вселенной, я только хочу провести па­раллель с Иовом. Как и Иов, Даниил сыграл решающую роль в битве между космическими силами добра и зла, хотя многое произошло за пределами его видения. Бог ему казал­ся равнодушным, молитва — тщетной, но взгляд «за кулисы» открывает абсолютно противоположное. Ограниченное ви­дение Даниила, как и Иова, искажало реальность.

Как же нам относиться к ангельскому существу, явивше­муся Даниилу, который нуждался в подкреплении, не гово­ря уже о космическом Пари в книге Иова? Просто: большая картина на фоне Вселенной включает больше действий, чем мы способны видеть. Когда мы упрямо остаемся верными Богу в тяжелые времена или просто молимся, мы можем по­лучить гораздо больше, о чем мы могли мечтать. Требуется вера, чтобы быть уверенным, что Бог никогда не покидает нас, каким бы далеким Он ни казался.

В конце, услышав голос из бури, Иов достиг веры. Бог рассказывал о природных явлениях — солнечной системе, созвездиях, грозовых бурях, диких животных, которые Иов не мог объяснить.

Если вы не можете понять видимый мир, в котором жи­вете, как вы осмеливаетесь предполагать, что поймете мир невидимый? Увидев, наконец, всю картину мира, Иов по­каялся в прахе и пепле.

«Бог, как человек, который, скрываясь, закашляет и тем обнаружит себя».

— Майстер Экхардт

Библейские ссылки: Иов 10, 16; Даниил 10.

«А я знаю, Искупитель мой жив,

и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию,

и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам;

мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей!»

- Книга Иова 19:25-27

Глава 29

Почему Иов умер счастливым

После описания трагедии и скорби, яростных споров, ко­смического Пари, проигранного и выигранного, у истории Иова почти счастливый конец — Иов в идеальной безмятеж­ности развлекает пра-пра-праправнуков. Книга дает тща­тельное описание восстановленных богатств: 14.000 овец, 6000 верблюдов, 1000 ослиц и 10 новых детей.

Такой счастливый конец обескураживает некоторых чи­тателей, таких, как Илия Визель (Лауреат Нобелевской пре­мии).! Для него Иов был героем, борцом с несправедливо­стями Бога. Все же, говорит Визель, Иов уступил. Он не должен был дать Богу возможность так легко отделаться от него. Никакое количество новых богатств не могло срав­ниться со страданиями, которые пережил Иов. Как же быть с теми 10 детьми, которые умерли? Никакой родитель ни на минуту не поверит, что шумная ватага детей сотрет боль Иова о тех, которых он потерял.

Позволим Иову говорить за себя. Вот что он сказал по­сле величественной речи Бога из бури:

«Так я говорил о том, чего не разумел,

о делах чудных для меня, которых я не знал…

Я слышал о Тебе слухом уха;

теперь же мои глаза видят Тебя;

Поэтому я отрекаюсь

и раскаиваюсь в прахе и пепле».

 

Очевидно, то, что я назвал «не ответом» Бога, полностью удовлетворило Иова. С другой стороны, некоторые читате­ли указывают на счастливый конец, как на окончательный ответ на разочарование в Боге. Видите, говорят они, Бог всегда высвобождает своих людей из напастей и бед. Он восстановил здоровье и богатства Иова. Он сделает то же самое для нас, если мы научимся верить Ему, как Иов. Эти читатели упускают, однако, одну важную деталь: Иов произнес слова покаяния до того, как все его потери были возмещены. Он все еще сидел на развалинах, обнаженный и покрытый струпьями, но именно тогда он научился вос­хвалять Бога. Изменилось только одно: Бог дал Иову воз­можность взглянуть на общую картину — картину мира.

У меня есть подозрение, что Бог мог сказать что угодно — мог прочитать из любого справочника — и произвел бы на Иова тот же ошеломляющий эффект. Сказанное Им не бы­ло особенно важным по сравнению с фактом Его появле­ния. Бог красочно ответил на самый важный для Иова воп­рос: «Есть здесь кто-нибудь?» Как только Иову удалось взглянуть на невидимый мир, все насущные вопросы посте­пенно исчезли.

По мнению Бога, комфорт Иова — как бы резко это ни прозвучало — был не важен по сравнению с космическими вопросами, поставленными на карту. Настоящая битва за­кончилась, когда Иов отказался отвергнуть Бога, вынудив сатану проиграть Пари. После той жестокой победы Бог поспешил осыпать Иова добрыми дарами. Боль? Я легко могу с ней справиться. Дети? Верблюды и волы? Нет про­блем. Конечно, я желаю тебе счастливой, богатой и наполненной жизни! Но, Иов, ты должен понять, что на карту было поставлено гораздо больше, чем счастье.

Из двух миров

Мой друг Ричард, который по-прежнему обращается к Иову как самой честной части Библии, по-своему реаги­рует на заключение книги. Он находит его почти неумест­ным. «Бог явился Иову лично, и я счастлив за него. Об этом я тоже просил Бога долгие годы. Но если Бог не пришел ко мне, как может Иов помочь в моих усилиях?»

Я считаю, что Ричард указал на важную границу веры. В определенном смысле наши дни на земле напоминают жизнь Иова до того, как Бог явился ему в буре. Мы тоже окружены уловками и слухами, и некоторые из них напра­влены против всесильного, любящего Бога. Мы тоже, не­сомненно, должны развивать веру.

Ричард лежал ничком на деревянном полу своего дома, умоляя Бога явить ему Себя, поставив всю свою веру в зави­симость от желания Бога войти в видимый мир, как Бог сде­лал это для Иова. Ричард проиграл эту азартную игру. Откро­венно скажу, я сомневаюсь, что Бог чувствует «обязательст­во» доказывать Свое присутствие таким образом. Он много раз делал это в Ветхом Завете и в завершение явил Себя в Иисусе. Каких еще воплощений мы требуем от Него?

Я скажу с осторожностью: не является ли иногда горя­чее, настойчивое желание чуда — даже физического изле­чения — проявлением отсутствия веры, а не ее полноты?

Молитвы, подобные молитве Ричарда, могут ставить определенные условия для Бога. Страстно желая чудодей­ственного разрешения проблемы, не ставим ли мы нашу преданность Богу в зависимость от того, явится Он нам или нет?

Если мы будем требовать от Бога видимых доказа­тельств, мы можем обречь себя на постоянное разочаро­вание. Истинная вера не пытается манипулировать Богом ради исполнения нашей воли. Она обязывает нас следо­вать Его воле. В поисках примеров истинной веры из Библии я с удивлением отметил, что только нескольким святым удалось испытать такую же волнующую встречу с Богом, как Иову. Остальные отвечали на скрытность Бога не требованием, чтобы Он явил себя, но верили Ему несмотря на то, что Он оставался невидимым. В 11 главе Послания к евреям многозначительно отмечается, что ги­ганты веры «не получили обетовании, а только издали ви­дели их и радовались».

Мы, люди, интуитивно считаем видимый мир «реаль­ным», а невидимый мир — «нереальным», но Библия при­зывает почти к обратному. Через веру невидимый мир все больше приобретает очертание реального мира и опреде­ляет курс нашей жизни в видимом мире. «Живите для Бога, который невидим, а не для людей», — говорил Иисус о невидимом мире, или Царстве Небесном.

Однажды апостол Павел прямо затронул вопрос о разо­чаровании в Боге. Он сказал коринфянам, что, несмотря на невероятные сложности, он не «унывал». «Но если и разрушается внешний наш человек, то наш внутренний обновляется со дня на день. Ибо временная легкая скорбь производит для нас в безмерном преизбытке вечное богат­ство славы: мы смотрим не на видимое, а на невидимое. Ибо видимое кратковременно, а невидимое вечно».

Вкус будущего

Павел испытывал лишения и умер мучеником, все же ощущая свою награду. Иов испытывал лишения, но полу­чил прекрасную награду при жизни. Так чего же можем мы ожидать от Бога? Пожалуй, лучше всего рассматривать фи­нал книги Иова не как проект того, что случится с нами в этой жизни, но как знак того, что несет нам будущее. Книга является сладким, утоляющим голод символом, раз­решением проблемы разочарования в Боге, дающим воз­можность вкусить настоящее.

В одном Илия Визель прав: удовольствия, которые ис­пытал Иов в старости, не компенсировали испытанных им ранее утрат. Даже Иов, прожив счастливо до конца дней, умер, передавая новый виток горя и боли своим потомкам. Самой непростительной ошибкой было бы считать, что Бог согласен приспособиться к этому трагическому, не­справедливому миру.

Некоторые люди возлагают всю свою веру на чудо, как будто оно способно ликвидировать разочарование в Боге. Этого не произойдет. Если бы я заполнил эту книгу при­мерами физических исцелений, а не историями Ричарда, Мэг Вудсон, Дугласа и Иова, это бы не решило проблемы разочарования в Боге. Что-то не так с этой планетой. Все мы умираем; максимальный уровень смертности одинаков и для атеистов, и для людей, подобных святым.

Чудеса служат знамениями, устремленными в буду­щее. Они являются закусками, пробуждающими аппетит к чему-то более существенному, постоянному, и счастье Иова в старости — простой пример того, чем бы он насла­ждался после смерти. Благая весть, завершающая книгу Иова и благая весть Пасхи, завершающая Евангелие, — предварение Благой вести, изложенной в Откровении. Мы не смеем терять из виду мир Божий.

Обещание, данное в 42-й главе книги Иова, заключает­ся в том, что Бог в итоге исправит все неправильное, ти­пичное для наших дней. Некоторые раны — смерть детей Иова, к примеру, или смерть детей Мэг Вудсон — не зале­чатся в этой жизни. Никакие слова утешения не смягчат боль в сердце Мэг, потому что эта боль имеет четкие очер­тания — очертания ее дочери Пегги и ее сына Джона. Но по окончании века и это горе улетучится. Дочь и сын Мэг вернутся к ней преобразованными. И если бы я не ве­рил в это, не верил, что Пегги и Джон сейчас дышат пол­ной грудью, танцуют, исследуют новые миры, тогда я не верил бы ни во что, и давно оставил бы христианскую ве­ру. «Если мы только в этой жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех людей».

Библия ставит репутацию Бога в зависимость от Его способности побороть зло и восстановить небо и землю в их первозданности. В оторванности от будущего Бога можно рассматривать как менее, чем всемогущего, и ме­нее, чем любящего.* Пока предвидения пророков о мире и справедливости не осуществились. Мечи не перекова­ны на орала. Смерть, принимающая новые уродливые формы СПИДа и рака, загрязненной окружающей среды все еще поглощает людей, сама не будучи поглощенной. Кажется, что побеждает зло, а не добро. Но Библия призывает нас смотреть за пределы жестокой реальности ис­тории в вечность, где правление Бога заполнит землю светом и Истиной.

В любой дискуссии о разочаровании в Боге рай — реша­ющее слово, самое важное из всех. Только рай разрешит проблему скрытности Бога. Впервые за все времена люди смогут посмотреть в лицо Бога. Иов в приступе агонии уверовал, что в плоти он увидит Бога, он увидит Его свои­ми глазами. Это пророчество исполнится не только для Иова, но и для всех нас.

Тоска по дому

Многие люди с трудом представляют такое будущее. Как сказал Чарльз Вильяме: «Наш опыт жизни на земле затрудняет понимание добра без подвоха».² Вместо того, чтобы переносить себя в будущее, которое невозможно по­стичь до конца, не лучше ли посмотреть на несбывшиеся мечты и разочарования настоящего?

Для беженца или крестьянина рай представляет собой мечту о новой стране, безопасном месте, соединившейся семье, доме, где вдоволь пищи и свежей питьевой воды. (Многие пророки обращались к беженцам, что может объ­яснить использование таких земных образов.)

На какой-то ступени мы все разделяем такие устремле­ния. Этот мир может быть полон войн, загрязнения, пре­ступлений, корысти, но внутри всех нас задерживаются следы, напоминающие, каким мог бы быть мир, какими могли бы быть мы. Вы можете найти эти следы в движении за защиту окружающей среды, лидеры которого стремятся сохранить мир в первозданном виде; в движении за мир, мечтающем о мире без войны; в терапевтических группах, пытающихся соединить разорванные узы любви и дружбы. Вся красота и радость земли «только в запахе цветка, кото­рый мы еще не нашли, только в эхе мелодии, которую мы никогда не слышали, в новостях из страны, где мы еще не были».³

Пророки провозглашают, что такие чувства — не иллюзии или простые мечты, но эхо, звучащее до того, как что-то произойдет. Нам дано лишь несколько намеков о будущем

 

проснемся на новом небе и на новой земле, мы, наконец, бу­дем обладать тем, к чему так стремились. Как бы там ни бы­ло, из всех плохих новостей невероятным образом возника­ет Благая Весть — безо всяких подвохов. Небо и земля вновь станут служить, как заповедал Бог. История имеет счастли­вый конец.

Писатель-фантаст Д.Р.Р. Толкин изобрел новый мир для этой Благой Вести, он сказал, что это будет «юкэтэст-рофи», хорошо представленный в сцене из трилогии «Вла­стелин колец».

— Значит, все грустное, что было — это неправда? Что такое
с миром стало? [спросил Сэм]

— Великий Мрак исчез, — ответил Гэндальф и засмеялся,
и этот смех был, как музыка, или, как вода в знойный пол­
день. Сэм подумал, что очень давно не слышал смеха.
В глазах его вспыхнула радость, но неожиданно для самого
себя он заплакал. Впрочем, слезы высохли так же быстро,
как появились, он счастливо рассмеялся и вскочил с ложа.

— Как я себя чувствую? — вскричал он. — Я даже не знаю, как
сказать! Я чувствую… — он взмахнул руками. — Чувствую,
как весна после зимы, как солнце на листьях, как трубы
и арфы, и все песни, какие только есть на свете!⁴

Для всех, кто испытывает боль, у кого распалась семья, у кого экономические неурядицы, кто живет в страхе — для всех этих людей, для всех нас, небеса обещают времена гораздо более долгие и существенные, чем мы провели на земле — времена здоровья, полноты, удовольствия и мира. Если мы в это не верим, то, как заметил Павел, мало причин верить вообще. Без этой надежды, надежды нет вообще.

Библия никогда не преуменьшает человеческого разо­чарования (сравните в книге Иова — одна глава о возрож­дении следует за 41-й главой, описывающей боль и муки), но она добавляет одно ключевое слово: временный. Мы не будем чувствовать всегда то, что чувствуем сейчас. Наше разочарование само по себе — это боль, голод по чему-то лучшему. И вера есть, в конечном счете, тоска по дому — дому, в котором мы никогда не были, но в который так страстно желаем попасть.

«И завершением всех наших исследований Будет прибытие к началу пути И познание всего заново».

- Т. С. Элиот

«И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я… увидел свя­той город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, при­готовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло».

Библейские ссылки: Иов 42; Евреям 10; 2 Коринфянам 4; 1 Коринфянам 15; Иов 19; Откровение 21.

Глава 30

Два пари, две притчи

«Существует ли на самом деле рай земной,

где среди шепчущихся листьев оливковых деревьев

люди могут быть с теми, кого любят, иметь то, что

им нравится, и отдыхать в тени и прохладе? Или все

человеческие жизни — это разрушенные, беспокойные,

отчаянные и неромантические периоды, прерванные

криками, глупостями, смертями, агонией?»

— Форд Мэйдокс Форд

«Хороший солдат»

Итальянский писатель Умберто Эко рассказывает, как од­нажды, когда ему было 13 лет, он ходил с отцом на футбол. Умберто не очень любил спорт и, сидя на стадионе и наблю­дая за игрой, он задумался. «Отстраненно наблюдая за бес­смысленными движениями на поле, я почувствовал как вы­сокое полуденное солнце, казалось, окутало всех зноем и как перед моими глазами проходил космический, бессмыслен­ный спектакль… Впервые в жизни я засомневался в сущест­вовании Бога и решил, что мир был простой выдумкой».¹

Расположившись на верхней скамье стадиона, подрос­ток Эко представил себе вид сверху, как видит нас Бог. С той точки наблюдения безумные потуги человеческой расы казались такими же бессмысленными, как и безум­ные потуги взрослых мужчин, гоняющих мяч по траве. Эко пришло в голову, что наверху, должно быть, никого не бы­ло, никого, кто бы следил за тем, что происходило на этой планете. А если наверху и был кто-то, он, должно быть, также мало интересовался жизнью на земле, как Умберто Эко — футболом.

Образ, возникший у Эко на стадионе, затронул осново­полагающий вопрос веры: следит ли кто-нибудь за происхо­дящим? Движемся ли мы стремительно в бессмысленном ха­осе, поглощенные «милостивым безразличием Вселенной», или мы выполняем волю Того, Кому не все равно, что с на­ми происходит? Иов получил ответ в ослепительном откро­вении, а как быть с остальными? Нет более важного вопро­са, и спустя пять лет после беседы, которая явилась причи­ной написания данной книги, я опять детально обсуждал этот вопрос с моим другом-скептиком Ричардом.

Когда я впервые с ним познакомился, он напоминал мне отстраненного любовника на ранних стадиях раздель­ного проживания и развода с Богом. Гнев теплился в его глазах. Но когда мы встретились 5 лет спустя, стало ясно, что время смягчило его. Страсть прорывалась наружу в разговоре, но перемежалась то с тоской, то с ностальги­ей. Он не мог полностью выбросить Бога из головы, и от­сутствие Бога давало о себе знать, преследуя, как боль в воображаемой конечности. Даже если бы я не поднял во­прос о вере, Ричард — преданный, все еще испытывающий боль, сам бы вернулся к нему.

Один раз он удивленно посмотрел на меня и сказал: «Я не пойму, Филип. Мы читаем много одинаковых книг и разде­ляем многие ценности. Ты, кажется, понимаешь мое сомне­ние и разочарование. И все же ты считаешь возможным ве­рить, а я нет. В чем разница? Откуда берется твоя вера?»

Мой ум поспешно искал возможные ответы. Я бы мог предложить множество свидетельств о Боге: роль в сотво­рении мира, история Иисуса, доказательства Воскресения, примеры христианских святых. Но Ричард и сам знал эти ответы, но не верил. Кроме того, я сам черпал свою веру не из них. Я получил ее в комнате общежития библейско­го колледжа, в одну из февральских ночей. О ней я и рас­сказал Ричарду.

Ночь веры

Я уже отмечал, что библейский колледж был для меня почвой, в которой зарождались сомнения и скептицизм. Я выжил благодаря тому, что притворно научился показы­вать «духовное» поведение, чтобы получать хорошие оцен­ки. К примеру, в колледже было ненавистное для меня «Христианское служение». Колледж требовал от каждого студента участвовать в регулярном служении — уличной евангелизации, служении в тюрьме или посещении боль­ниц. Я записался на «работу в университете».

Каждую субботу, вечером я посещал студенческий центр Университета штата Южная Каролина и смотрел телевизор. Мне полагалось «свидетельствовать», и на сле­дующей неделе я, как и подобает, докладывал обо всех лю­дях, с которыми я делился рассказами о вере. Мои выду­манные истории, должно быть, звучали достоверно, пото­му что никто ни разу не подверг их сомнению.

Я также должен был посещать еженедельное молитвен­ное собрание с четырьмя другими студентами, вовлечен­ными в университетскую работу. Эти собрания всегда про­ходили по одной схеме: сначала молился Джо, за ним — Крейг и Крис, потом другой Джо, а затем все четверо веж­ливо выдерживали паузу около 10 секунд. Я никогда не молился, и после короткого молчания мы открывали глаза и возвращались в свои комнаты.

Но однажды вечером в пятницу, ко всеобщему удивле­нию, я начал молиться. Сам не знаю, почему. Я не плани­ровал этого. Но после того, как Джо, Крейг, Крис и Джо закончили молиться, я обнаружил, что молюсь вслух. «Бог», — начал я и почувствовал, как в комнате нарастает напряжение.

Припоминая случившееся, я, кажется, сказал что-то вроде: «Бог, вот мы здесь, должны быть озабочены судьбой тех десяти тысяч студентов в Университете Южной Каро­лины, которые отправятся в ад. Ты знаешь, мне все равно, даже если все они отправятся в ад, если он есть. Мне все равно, даже если я сам туда попаду».

Нужно было посещать библейский колледж, чтобы по­нять, как эти слова звучали для присутствующих в комна­те. Лучше бы уж я вызывал духов или приносил детей в жертву. Но никто не шелохнулся, не попытался остано­вить меня, и я продолжал молиться.

Почему-то я вспомнил притчу о Добром самарянине. Мы, студенты библейского колледжа, должны были чувст­вовать ту же заботу о студентах университета, какую сама-рянин чувствовал к окровавленному еврею, лежащему во рве, но я никакой заботы не чувствовал. Я ничего к ним не чувствовал.

А затем это произошло. В середине моей молитвы, в тот момент, когда я описывал, как мало я заботился о предпи­санных объектах сострадания, я увидел ту историю в новом свете. Я говорил и представлял себе сцену: старомодный самарянин, одетый в халат и тюрбан, склонился над гряз­ной, окровавленной фигурой в канаве. Внезапно на внут­реннем экране моего мозга эти две фигуры поменялись. Добрый самарянин принял лицо Иисуса. Еврей, жалкая жертва дорожного ограбления, принял другое лицо — я сра­зу узнал в нем себя.

В одно мгновение я увидел, как Иисус наклонился, чтот бы влажной тряпкой очистить мои раны и остановить кровь. И когда Он наклонился, я увидел себя — раненую жертву ограбления. Я открыл глаза и поджал губы. Затем, как будто в замедленном действии, я увидел, как плюю Ему в лицо. Все это видел я, не верящий в видения или библейские притчи, или даже в Иисуса. Меня это ошеломило. Внезапно я прекратил молиться, встал и вышел из комнаты.

В тот вечер я думал о случившемся. Это не было в точ­ности видением. Я грезил наяву и видел притчу с мораль­ной подоплекой. Я не мог ее выбросить из головы. Что она означала? Было ли все это по-настоящему? Я не был уве­рен, но знал, что моя самонадеянность пошатнулась. В кампусе я всегда находил безопасность в своем агности­цизме. Только не теперь. Я по-другому увидел себя. Пожа­луй, несмотря на мой самоуверенный и высмеивающий скептицизм, я был самым нуждающимся.

В ту ночь я написал короткую записку своей невесте, в которой очень осторожно сообщал: «Я хочу подождать несколько дней прежде, чем говорить об этом, но, возмож­но, впервые в жизни я приобрел настоящий религиозный опыт».

Два пари

Я рассказал эту историю Ричарду. Он слушал с непод­дельным интересом. Я сказал, что с того мгновения вся моя жизнь изменилась. Если бы до этого кто-то сказал мне, что всю свою жизнь я посвящу тому, что буду писать о христианской вере, я бы счел его ненормальным. Но с той февральской ночи я находился в медленном, но вер­ном паломничестве, чтобы вернуть то, что когда-то отверг как религиозную чепуху. Я получил глаза веры, которые помогли мне приобрести уверенность в существовании не­видимого мира. Ричард был любезен, но я его не убедил. Он мягко заметил, что были альтернативные объяснения случившемуся. В течение нескольких лет я сопротивлялся фундаменталистскому воспитанию и, несомненно, это по­давление явилось причиной глубокого познавательного диссонанса, созревшего внутри меня. Так как я долго не молился, должно ли меня удивлять то, что моя первая мо­литва, какой бы пробной она ни была, высвободила поток эмоций, нашедших выражение в такой форме, как «откро­вение» притчи о Добром самарянине?

Я улыбнулся, когда Ричард сказал это, потому что в его словах узнал себя. Я использовал тот же самый язык, чтобы давать объяснения личным свидетельствам моих однокурс­ников. Но с той февральской ночи я взглянул на все по-дру­гому.

Ричард и я описывали одно и то же явление двумя раз­ными способами: он смотрел «на луч», а я — вдоль него. С его стороны было очевидно одно, с моей стороны — другое. Это неожиданно и глубоко изменило мой взгляд на жизнь в целом. Но для человека, обратившегося в ве­ру, имеет смысл внутреннее его содержание. Мы верну­лись к тому, с чего начали нашу беседу пять лет назад: мы прибыли к таинству веры — слову, которое не нравилось Ричарду.

Я очень желал, чтобы для него вера стала кристально ясным понятием, но был не в силах что-либо сделать. Я ощущал в Ричарде то же беспокойство и отчуждение, с которым я сам жил и которое Бог постепенно излечил. Но я не мог трансплантировать веру в Ричарда, он сам дол­жен был ее развивать.

Во время этой беседы я осознал, что, фактически, заключается в 2-х космических Пари. Я сосредоточил внимание на Пари с точки зрения Бога, как оно предста­влено в книге Иова, в котором Бог «отваживается» на эксперимент с будущим человечества. Я сомневаюсь, что кто-то до конца понимает смысл этого Пари, но Иисус учил, что конец человеческой истории сведется к одному вопросу: «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» Второе Пари, отражающее точку зрения чело­века, — то, в которое оказался вовлеченным Иов: должен ли он делать выбор в пользу Бога или против Него? Иов взвесил все свидетельства, которые были отнюдь не в пользу верного Бога. Жалуясь и плача, Иов все же ре­шает остаться верным Богу.

Каждый из нас должен выбирать: жить так, как будто Бог существует или как будто не существует. Когда Умберто Эко сидел высоко на трибуне стадиона под полуденным солнцем и смотрел на футболистов, бегающих по полю, он «ухватил» самый важный вопрос жизни. Кто-нибудь на­блюдает за происходящим? И ответ на этот вопрос осно­вывается на вере — только благодаря вере восторжествует справедливость.

Две притчи

Я заканчиваю свою книгу двумя историями. Обе они правдивые. Для меня эти истории как две притчи с двумя альтернативами: путь веры и путь неверия.

Первая история взята из проповеди Фредерика Бюхнера.

Это история, относящаяся именно к XX столетию. История ужасно тяжелая: о мальчике 12-13 лет, схватив­шем в приступе дикого гнева и отчаяния ружье и выстре­лившем в собственного отца, который вскоре скончался. Когда власти спросили мальчика, почему он это сделал, он объяснил, что ненавидел отца, потому что тот много требовал, всегда следил за ним. Позже, когда его помес­тили в камеру для задержанных, надзиратель, прохажива­ющийся по коридору поздно ночью, услышал доносив­шиеся из камеры мальчика звуки и, прислушиваясь, ос­тановился. Мальчик рыдал в темноте и повторял: «Вер­ните моего отца, верните моего отца».²

Бюхнер сказал, что эта история — «своеобразная притча из жизни каждого из нас». Современное общество напо­минает того мальчика в камере предварительного заключе­ния. Мы убили своего Отца. Только некоторые мыслите­ли, писатели, режиссеры и телепродюсеры принимают Бога всерьез. Он является анахронизмом, чем-то, что мы переросли. Современный мир принял Пари и поставил против Бога. Слишком много вопросов без ответа. Он слишком часто нас разочаровывал.*

Тяжело жить, когда ни в чем нет уверенности. До сих пор можно слышать рыдания, заглушенные крики потерь, подобные тем, что выражены в литературе, фильмах — практически во всем современном искусстве. Альтернати­вой разочарованию в Боге может быть разочарование без Бога. («Внутри меня, — говорил Бертран Рассел, — всегда и постоянно ужасная боль, необъяснимая дикая боль, по­иски чего-то запредельного».)

В глазах моего друга Ричарда даже сейчас отражается чувство потери. Он говорит, что не верит в Бога, но он вновь и вновь возвращается к этой теме, громко протестуя.

Откуда же тогда идет это израненное чувство предательст­ва, если нет того, кто может предать?

***

Притча Фредерика Бюхнера — о потере отца. Вторая притча рассказывает об обретении отца. Это тоже правди­вая история. Моя история.

В один из праздников я навещал мою маму, которая живет в 700 милях от меня. Мы вспоминали прошлое, как часто делают мамы и сыновья. Как следствие воспомина­ний, перед нами неизбежно появлялась большая коробка старых фотографий, которую мы доставали с полки чула­на. Из коробки высыпался ворох перемешавшихся тонень­ких карточек, запечатлевших меня -первоклассника в кос­тюме кролика, мои игры в ковбоев и индейцев, моих любимых животных, бесконечные сольные концерты для пианино, выпуски из начальной, средней школы и, нако­нец, — из колледжа.

Среди фотографий было фото ребенка с моим именем на обороте. Сам портрет не был необычным. Я выглядел, как любой младенец: с пухлыми щеками, наполовину лы­сый, с испуганным, не сосредоточенным выражением ли­ца. Фотография была помятая и испорченная, будто до нее добрались домашние животные. Я спросил маму, почему она сохранила испорченную фотографию, ведь в доме бы­ло много хороших фотографий.

Вам нужно еще кое-что знать о моей семье. Когда мне было 10 месяцев, мой отец заболел спинальным поясничным полиомиелитом. Три месяца спустя он умер. Это было как раз после моего дня рождения. В возрасте 24 лет мой отец был полностью парализован, его мускулы настолько ослабли, что ему приходилось жить внутри большого стального цилиндра, который да­вал ему возможность дышать. Посетителей у отца было немного — люди в 1950 году также истерично относи­лись к полиомиелиту, как сейчас к СПИДу. Единствен­ным постоянным посетителем отца была моя мама. Она всегда сидела в определенном месте, чтобы отец мог ее видеть в зеркало, прикрепленное к стенке «железного лёгкого».

Мама объяснила, что во время болезни отца это фото было прикреплено к его «железному легкому», и потому она хранила его как память. Отец попросил маму принес­ти фотографии ее и двух его сыновей, и ей пришлось про­совывать фотографии между металлическими ручками, потому фотография и была измята.

После того, как отца поместили в госпиталь, я его видел редко, потому что детей не пускали в палату к больным полиомиелитом. К тому же, я был слишком мал. Если бы меня и пустили к отцу в палату, память не сохранила бы моих воспоминаний до сегодняшне­го дня.

Когда мама рассказала мне историю этой измятой фо­тографии, она произвела на меня необычное и сильное впечатление. Мне было странно представить, что кто-то, с кем я по сути дела незнаком, заботился обо мне.

В последние месяцы жизни мой отец проводил часы, глядя на три образа нашей семьи. В поле зрения отца бы­ла только его семья. Что он делал весь день? Молился за нас? Да, конечно. Любил ли он нас? Да. Но как мог пара­лизованный человек выразить свою любовь, особенно, ко­гда его детей к нему не пускали?

Я часто думал о той измятой фотографии. Это — одна из ниточек, соединяющих меня с незнакомцем, который был моим отцом. Когда он умер, он был на 10 лет моло­же, чем я сейчас. Кто-то, кого я даже не помню, о ком не имел никаких сенсорных знаний, проводил весь день, ду­мая обо мне, посвящая себя мне, любя меня от всего сердца. Возможно, каким-то непостижимым образом он делает это и сейчас, но в другом измерении, чтобы возоб­новить взаимоотношения, столь жестоко оборвавшиеся в самом начале.

Я рассказываю эту историю потому, что чувства, охватившие меня при виде помятого фото, во многом напоминали то, что я пережил февральской ночью в комнате общежития библейского колледжа, где впер­вые поверил в Бога любви. Я осознал: Кто-то есть. Кто-то наблюдает, как жизнь разворачивается на пла­нете. Более того, есть Тот, Кто любит меня. Это было потрясающее чувство безумной надежды, чувство такое новое и всеобъемлющее, что ради него стоило рискнуть жизнью

Библейская ссылка: Луки 18.

 

 

 

Благодарность

Однажды я, возможно, напишу книгу сам, но, надеюсь, это будет нескоро, потому что сейчас я полностью полага­юсь на редакционные предложения читателей. Я безна­дежно и с благодарностью нахожусь в зависимости от мо­его друга Тима Стэффорда, прочитавшего три черновика рукописи. Тим отнесся к работе с большой любовью: до того, как он внес свои ценные замечания и подсказал, что можно было сократить, рукопись была на пятьдесят про­центов длиннее.

Я также рад, что моя рукопись была оценена другими четырьмя писателями. Стив Лохед, Карен Мейнс, Люси Шоу и Вальтер Вандмерин помогли мне создать настрое­ние окончательного варианта рукописи. Мы также отдель­но беседовали с Вальтером, и он раскрыл мне некоторые тайны написания рассказов. Я благодарен всем, кто читал и критиковал рукопись, давая мне ценные советы: Элзи Бейкер, Джон Бойл, Пол Бренд, Гарольд Фикетт, Ход Найт, Ли Филипс, Корнелиус Плантинга.

После внесения изменений в рукопись, Джудит Маркхэм — издатель моих трех предыдущих книг — отредакти­ровала окончательный вариант. Джудит сочетает в себе редкие качества дипломатичности, художественной мудро­сти, доброты и стремления к совершенству. Она — хоро­ший друг и замечательный редактор.

Некоторые имена — Августин, Бюхнер, Честертон, Эли­от, Льюис, Мольтман, Макдональд, Паскаль, Тиелике и Вильяме — знакомы, так как встречаются на протяжении всей книги. В самом истинном смысле слова они — мои «пасторы». Скажу без преувеличения: благодаря им я про­должаю верить.

Преподавание в церкви «ЛаСалле Стрит Черч» во многом способствовало тому, чтобы я сам детально изучал Ветхий Завет в течение пяти лет; благодаря мо­им ученикам, я получил множество ответов на сложные вопросы.

Я несколько раз упоминал о своем вдохновенном визи­те в горы Колорадо: я признателен семье Конеман и Брэйтон за то, что предоставили мне эту возможность.

Я также хочу поблагодарить Ричарда. У него есть муже­ство быть честным, я многому у него научился. Надеюсь, он никогда не перестанет задавать вопросы, никогда не ос­тавит своих поисков.

 

 

Церкви отверточной сборки

У меня «ситроен». При обсуждении изделий автопрома, сравнении брендов неизбежен вопрос: «А где собирают? Не создают, внимание, собирают. И тут я в пляс, «яблочко» мое матросское рифмуется с гордостью: «Не боись, не в России». У нас под Питером пять сборочных цехов. И уже сложно купить что-то не из Всеволожска или Левашово. Аутентичное дороже, наше дешевле и отношение тоже из-за сборки. Так и в церкви. Нам привезли чертежи, а у нас тут таких шайбочек или лампочек сроду не было. Там нужна шайба-гровер, а мы гвоздем ее милую. Нам не доверяет народ. Это правда… и пора рвать волосы.

Ну, по-честному: ячейки, инкаунтеры, жены, не молчащие за кафедрой, скауты, «молитвенные горы», поклонения (тут вообще отдельный рулон) — список открыт, добавляйте. Все деноминации пробовали хоть что-то из прекрасно работающих моделей на Западе или Востоке. Приезжающие оттуда так зажигали нас, что мы, все бросив, пробовали, уверяя себя, что главное — рост церкви. Часто спрашивали друг друга: «Ой ли? Это ценность и где написано?» И снова в омут новых идей. Там это работает, минуточку, при другом богословии. У них западная протестантская этика, и там это работает. Помню один епископ потряс меня цинизмом, радикально вырезав: «Я пастору из Штатов, у которого меньше тыщи община, руки не подам». Оставим за скобками тон и эмоции этого брата, посмотрим в корень.

Здравствуйте ! Вы на сайте российских протестантов, евангельских христиан. Мы верим в Иисуса Христа, любим Россию , людей живущих здесь, свои семьи, ценим свои профессии. Полистайте, посмотрите и заходите в наш храм на богослужение или так, на чашку кофе))). Хранит Вас Господь!

Видео

Рубрики

• Богословие
• Вечерняя молитва
• изменившие мой мир
• Иллюстрации
• Лучшее
  • Библиотека
• Люди
• Мнение
• Почин
• Притчи
• Проповеди
• Псалом на день
• Событие
• Страницы

Архивы

• Апрель 2012
• Март 2012
• Январь 2012
• Декабрь 2011

Комментируем!!!

• Библиотека НЗ (6)
• Найти в себе зилота (5)
• Всё о Святом Франциске (5)
• Бальтазар, Ганс Урс фон, кардинал и его книги (4)
• Библиотека ВЗ (3)

Пожертвование для О Христе

Мета

• Регистрация
• Войти
• RSS записей

Счетчик