Подпишитесь на , чтобы всегда быть в курсе событий.

Комментарии

• Алексей Шишков: Спасибо за отзыв, Сергей. Написал эту статью в день первого минтинга и до сих пор на сем стою))
• Сергей: Алексей, спасибо за статью! Разделяю Вашу мысль. Так или иначе мы должны стать государственниками! Людьми,...
• Pakmajya: Спасибо большое за работу, за смирение и кротость, которые позволяют любить и служить….
• Сергей: 6 минут жизни… А я уши развесил, думал на полчаса… ))) Спасибо! Это прекрасно, что такое...
• петр: без любви и смерть твоя БОГУ не нужна

Метки

Как нас легко найти!

Мы в контакте

Что Библия сообщает о субботе?

Суббота — особенный день, выбранный Богом, для отдыха от повседневного труда; суббота давалась Иеговой как знак между ним и сыновьями Израиля (Исх 31:16, 17). Еврейское выражение yohm hashshabbath’ происходит от глагола shavath’, предполагая «отдых, прекращение» (Быт 2:2; 8:22). В греческом языке, he he?me’ra от sab?ba’tou означает «субботний день».

История еженедельного 24-часового соблюдения субботы начинается с народа Израиля в пустыне во втором месяце после их исхода из Египта в 1513 г. до н.э. (Исх 16:1). Иегова сказал Моисею, что удивительной манны будет вдвое больше в шестой день. Когда это стало истиной, вожди общества сообщили Моисею и затем была объявлена договоренность относительно еженедельной субботы (Исх 16:22, 23). Что Израиль стал обязан выполнять это требование с того времени, показано словами Иеговы в Исходе 16:28, 29.

Еженедельная суббота была сделана неотъемлемой частью системы субботства, когда Закон был официально введен на горе Синай некоторое время спустя (Исх 19:1; 20:8-10; 24:5-8). Эта субботняя система была составлена из многих типов суббот: 7-ой день, 7-ой год, 50-ый год (Юбилей год), 14 нисан (Пасха), 15 нисан, 21 нисан, 6 сиван (Пятидесятница), 1 афаним, 10 афаним (День искупления), 15 афаним и 22 афаним.

Отзывы на худшие церкви

Отзывы на худшие американские церкви по версии сайта churchrater.com, который с 2007 года дает возможность любому прихожанину оценить работу своих пастырей. Фотограф Джо Джонсон (). 

Норвуд, Огайо, 1757 Миллз-Авеню, vineyardcentral.com

JIM HENDERSON: «Вайнярд Сентрал» содержит в себе все мыслимые атрибуты мирской жизни. Перед въездом на их гигантскую территорию строчными буквами написано: «малые вещи делаются с огромной любовью к переменению мира». Как иронично! Потому что внутри это скорее похоже на торговый комплекс, чем на церковь. Бесплатный кофе. Ресторанный дворик. Пицца и гигантские крендели. Вай-фай. И так до бесконечности. То, что они называют алтарем, это высококлассная концертная сцена с экраном JumboTron (особые гигантские экраны, разработанные компанией Sony. — Esquire), креслами из кинотеатра и держателями под кофе. Здесь так и призывают травить себя кофеином во время так называемых служб, мешая присутствие Божие с наркотиком! Уверяю вас, если бы Иисус явился в это место, он перевернул бы здесь все вверх дном и провозгласил: «Храму моему следует быть местом для молитвы, а не логовом для воров».

---

Роли, Северная Каролина, 821 Бак-Джонс-Роуд, gethope.net

CJLENNON623: «Церковь впечатляет своей архитектурой, но они бросят вас в трудную минуту, так и знайте. Мы с женой посещали ее несколько месяцев и даже думали присоединиться к коммуне, но потом страшно разочаровались. Я остался без работы, и для нас настали трудные времена. Я отправил в церковь электронное письмо, где объяснил свою ситуацию и попросил, чтобы за меня помолились. И что бы вы думали? Ни ответного письма, ни телефонного звонка, ничего! Исходя из всего этого, я и моя жена заключили, что церковь, не интересующаяся тем, что происходит в жизни ее прихожан, это плохая церковь. Так что эту церковь я не рекомендую никому».

---

Вашингтон, Пенсильвания, 269 Кэмерон-Роуд

ANONYMOUS: «Когда Марк Твен написал: „Если бы Христос жил в наши дни, он не стал бы христианином“, он, скорее всего, имел в виду эту церковь. Община состоит из обитателей псевдоэлитных коттеджей-новостроек, людей, которые Добились Всего и искренне думают, что те, кто не добился, заслуживают голодной смерти».

---

Кэнал-Винчестер, Огайо, 4595 Джендер-Роуд, whclife.com

SIZZLE: «Если вы любите церкви-гиганты, то эта церковь для вас. Если вы любите, когда вам многократно напоминают о пожертвованиях, потому что в прошлый раз собрали недостаточную сумму, то эта церковь для вас. Если вас устраивает проповедник с раздутым эго, то эта церковь для вас. Если вам нравится, когда церковная служба похожа на цирк, то эта церковь для вас. Если вас устраивает, что церковь указывает вам, за кого голосовать на выборах, то эта церковь для вас. В этой церкви от вас требуют полного повиновения, и я рекомендую сторониться ее».

---

Мур, Оклахома, 301 27-я улица

KAFACTOR: «Я был в этой церкви четыре или пять раз, и никто из прихожан или работников даже не заговорил со мной. Все они, судя по всему, прекрасно знают друг друга, но незнакомец вызывает у них отторжение. Я давно искал то место, где буду чувствовать себя своим, но это точно не тот случай. Здесь, на службах, я почувствовал себя более одиноким, чем был до того, как впервые пришел сюда. По счастью, к тому моменту, когда я оказался в этой церкви, я уже обрел веру в Иисуса Христа, но как же тяжело придется здесь тем, кто только ищет Его. Ведь любви Господа здесь нет и в помине. Это место — классический пример, иллюстрирующий упадок церкви в современном мире, а также причины, по которым церковь теряет прихожан. Это лишь клика самовлюбленных, но никакой истинной любви здесь нет. Им так комфортно с самими собой. Я никогда не вернусь сюда снова».

Дитрих Бонхеффер Христос в нацисткой тюрьме

Дитрих Бонхёффер (нем. Dietrich Bonhoeffer; 4 февраля 1906, Бреслау, ныне Вроцлав — 9 апреля 1945, Флоссенбург, Бавария) — немецкий лютеранский пастор, теолог, участник антинацистского заговора.

Бонхёффер Дитрих родился 4 февраля 1906 в Бреслау в семье известного врача и преподавателя университета Карла Бонхёффера. Учился на богословских факультетах Тюбингена (1923) и Берлина (1924), получил диплом теолога в 1927. В 1930 отправился в США, где учился в Объединенной духовной семинарии. Вернувшись на родину, начал преподавать на богословском факультете Берлинского университета. В октябре 1933, когда стало ясно, что Гитлер намерен использовать германскую церковь в собственных целях, Бонхёффер уехал в Лондон, став членов английского пастората. Отказавшись признавать общественную церковь, ставшую инструментом гитлеровской политики, Бонхёффер поддержал создание Конфессиональной церкви и, заручившись поддержкой многих англиканских общин, вернулся в Германию, чтобы принять участие в деятельности Конфессиональной церкви. Он написал книгу, в которой обосновал нравственность борьбы с нацистским режимом и принял участие в заговоре с целью свержения Гитлера. В 1938 Бонхёффер вошел в контакт с генерал-майором Хансом Остером, начальником штаба Абвера, генерал-полковником Людвигом Беком, только что уволенным с поста начальника Генштаба сухопутных войск, и руководителем Абвера адмиралом Вильгельмом Канарисом. Бонхёффер стал двойным агентом контрразведывательной службы Канариса и курьером для связи с заграничными организациями в Швеции и Швейцарии. 19 марта 1939 он отправился в Лондон для встречи с епископом Джорджем Беллом, Рейнхольдом Нибуром и Герхардом Лейбхольцем, а в следующем месяце направился в США. Посетив Швецию в 1942, он привез предложения от заговорщиков на мирные переговоры с союзниками. Он помог семи евреям бежать в Швейцарию, что едва не стоило ему жизни. 17 января 1943 была объявлена его помолвка с Марией фон Ведемайер, однако 5 апреля он был арестован, направлен в тюрьму Тегель и обвинен в «подрыве вооруженных сил». После неудавшегося Июльского заговора 1944, Бонхёффер оказался в подвалах гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. 7 февраля 1945 он был отправлен в Бухенвальд, а затем переведен в лагерь Флоссенбюрг. Все те, кто общался с ним в эти дни, были восхищены его благородным поведением и бодростью духа в нечеловеческих условиях, в которых он умудрялся даже писать стихи. По приговору военного трибунала Бонхёффер был казнен 9 апреля 1945 в Флоссенбюрге, не дожив нескольких дней до окончания боевых действий в Европе. В церковных кругах имя Бонхёффера стало синонимом мученичества.

Бонхёффер  Дитрих  »Жизнь в христианском общении» (читать и скачать)

Бонхеффер Дитрих  »Хождение вслед» (читать и скачать)

Бонхеффер Дитрих «Спустя десять лет» (читать и скачать)

Бонхеффер Дитрих»Следуя Христу» (читать и скачать) 

Бонхеффер Дитрих «Сопротивление и покорность» (читать и скачать)

Модуль для с книгами Дитриха Бонхеффера (скачать модуль)

Бонхеффер Дитрих Спустя десять лет

Скачать все книги автора

Библиотека Нового Завета 

Скачать эту книгу

 

Бонхеффер Дитрих Спустя десять лет

Дитрих Бонхеффер

Спустя десять лет

Пер. с немецкого А.Б.Григорьева

В жизни каждого человека десять лет — это большой срок. Время — самое драгоценное (ибо невосполнимое) наше достояние, а потому всякий раз, когда мы оглядываемся назад, нас так гнетет мысль о потерянном времени. Потерянным я назвал бы то время, в котором мы не жили как люди, не собирали опыт, не учились, не созидали, не наслаждались и не страдали. Потерянное время незаполненное, пустое время. Прошедшие годы, конечно, такими не были. Многое, неизмеримо многое было утрачено, но времени мы не теряли. Надо признать, что знания и опыт, осознаваемые впоследствии, являются лишь абстракциями реальности, самой прожитой жизни. Но если способность к забвению можно, пожалуй, назвать благодатным даром, то память, повторение воспринятого, нужно отнести к ответственной жизни. На следующих страницах я попытаюсь подвести итог тому, что накоплено нами за это время, нашему совместному опыту и знаниям; это не личные переживания, не систематическое изложение, не полемика и отвлеченные теории, а те выводы о человеческой природе, к которым пришли сообща, в кругу единомышленников, изложенные без обдуманного порядка и связанные лишь конкретным опытом; ничего нового здесь нет, все, разумеется, давно известное в прошлом, но для того нам данное, чтобы мы заново пережили и познали его. Невозможно писать об этих вещах, не вкладывая в каждое слово чувства благодарности за испытанную и сохраненную в эти годы общность духа и жизни.

Без почвы под ногами.

Знала же история людей, которые не имели в жизни почвы под ногами, которым все доступные альтернативы современности представлялись равно невыносимыми, чуждыми жизни, бессмысленными, которые искали источника силы по ту сторону всех соблазнов текущего момента, всецело погружаясь в прошлое или будущее, и которые — я не стал бы называть их мечтателями — с таким спокойствием и уверенностью могли ожидать осуществления их дела, — как мы? Или же: отличались ли чувства мыслящих, сознающих свою ответственность людей одного поколения накануне какого-нибудь великого исторического поворота от наших сегодняшних чувств, именно потому что на глазах рождалось нечто поистине новое, чего нельзя было ожидать от альтернатив сегодняшнего дня?

Кто устоит?

Грандиозный маскарад зла смешал все этические понятия. То, что зло является под видом света, благодеяния, исторической необходимости, социальной справедливости, вконец запутывает тех, кто исходит из унаследованного комплекса этических понятий; для христианина же, опирающегося на Библию, это подтверждает бесконечное коварство зла.

Не вызывает сомнений поражение «разумных», с лучшими намерениями и наивным непониманием действительности пребывающих в уверенности, что толикой разума они способны вправить вывихнутый сустав. Близорукие, они хотят отдать справедливость всем сторонам и, ничего не достигнув, гибнут между молотом и наковальней противоборствующих сил. Разочарованные неразумностью мира, понимая, что обречены на бесплодие, они с тоской отходят в сторону или без сопротивления делаются добычей сильнейшего.

Еще трагичней крах всякого этического фанатизма. Чистоту принципа фанатик мнит достаточной, чтобы противопоставить ее силе зла. Но подобно быку он поражает красную тряпицу вместо человека, размахивающего ею, бессмысленно расточает силы и гибнет. Он запутывается в несущественном и попадает в силки более умного соперника.

Человек с совестью в одиночку противится давлению вынужденной ситуации, требующей решения. Но масштабы конфликтов, в которых он принужден сделать выбор, имея единственным советчиком и опорой свою совесть, раздирают его. Бесчисленные благопристойные и соблазнительные одеяния, в которые рядится зло, подбираясь к нему, лишают его совесть уверенности, вселяют в нее робость, пока в конце концов он не приходит к выводу, что можно довольствоваться оправдывающей (не обвиняющей) совестью, пока он, чтобы не впасть в отчаяние, не начинает обманывать свою совесть; ибо человек, единственная опора которого — совесть, не в состоянии понять, что злая совесть может быть полезнее и сильнее, чем совесть обманутая.

Надежным путем, способным вывести из чащи всевозможных решений, представляется исполнение долга. При этом приказ воспринимается как нечто абсолютно достоверное; ответственность же за приказ несет тот, кто отдал его, а не исполнитель. Но человек, ограниченный рамками долга, никогда не отважится совершить поступок на свой страх и риск, а ведь только такой поступок способен поразить зло в самое сердце и преодолеть его. Человек долга в конечном итоге будет вынужден выполнить свой долг и по отношению к черту.

Но тот, кто, пользуясь своей свободой в мире, попытается не ударить в грязь лицом, кто необходимое дело ставит выше незапятнанности своей совести и репутации, кто готов принести бесплодный принцип в жертву плодотворному компромиссу или бесполезную мудрость середины продуктивному радикализму, тот должен остерегаться, как бы его свобода не сыграла с ним злую шутку. Он дает согласие на дурное, чтобы предупредить худшее, и не в состоянии понять, что худшее, чего он хочет избежать, может быть и лучшим. Здесь корень многих трагедий.

Избегая публичных столкновений, человек обретает убежище в приватной порядочности. Но он вынужден замолчать и закрыть глаза на несправедливость, творящуюся вокруг него. Он не совершает ответственных поступков, и репутация его остается незапятнанной, но дается это ценой самообмана. Что бы он ни делал, ему не будет покоя от мысли о том, чего он не сделал. Он либо погибнет от этого беспокойства, либо сделается лицемернее всякого фарисея.

Кто устоит? Не тот, чья последняя инстанция — рассудок, принципы, совесть, свобода и порядочность, а тот, кто готов всем этим пожертвовать, когда он, сохраняя веру и опираясь только на связь с Богом, призывается к делу с послушанием и ответственностью; тот, кому присуща ответственность, и чья жизнь — ответ на вопрос и зов Бога. Где они, эти люди?

Гражданское мужество?

Что, собственно, прячется за жалобами на отсутствие гражданского мужества? За эти годы мы стали свидетелями храбрости и самопожертвования, но нигде не встречали гражданского мужества, даже в нас самих. Слишком наивно было бы психологическое объяснение, сводящее этот недостаток просто к личной трусости. Корни здесь совсем иные. За долгую историю нам, немцам, пришлось познать необходимость и силу послушания. Смысл и величие нашей жизни мы видели в подчинении всех личных желаний и мыслей данному нам заданию. Глаза наши были уставлены вверх, не в рабском страхе, но в свободном доверии, видевшем в выполнении задачи свое ремесло, а в ремесле — свое призвание. Готовность следовать приказанию «свыше» скорее, чем собственному разумению, проистекает из частично оправданного недоверия к своему собственному сердцу. Кто отнимет у немца, что в послушании, при исполнении приказа, в своем ремесле он всегда показывал чудеса храбрости и самоотвержения. Но за свою свободу немец (где еще на свете говорено о свободе с такой страстью, как в Германии, со времен Лютера и до эпохи идеалистической философии?) держался для того, чтобы освободиться от собственной воли в служении целому. Работу и свободу он воспринимал как две стороны одного дела. Но благодаря этому он и просчитался; он не мог представить, что его готовность к подчинению, к самоотвержению при выполнении приказа смогут использовать во имя зла. Как только это произошло, само его ремесло, его труд оказались сомнительными, а в результате зашатались нравственные устои немца. И вот выяснилось, не могло не выясниться, что немцу не хватало пока решающего, главного знания, а именно: знания необходимости свободного, ответственного дела, даже если оно идет против твоего ремесла и полученного тобой приказа. Его место заступили, с одной стороны, безответственная наглость, а с другой — самопожирающие угрызения совести, никогда не приводившие к практическому результату. Гражданское же мужество вырастает только из свободной ответственности свободного человека. Только сегодня немцы начинают открывать для себя, что же такое свободная ответственность. Она опирается на того Бога, который требует свободного риска веры в ответственном поступке и обещает прощение и утешение тому, кто из-за этого стал грешником.

Об успехе.

Нельзя согласиться с мнением, что успех оправдывает дурные дела и сомнительные средства, но тем не менее не следует рассматривать успех как нечто абсолютно нейтральное с этической стороны. Как ни говори, исторический успех создает почву, на которой только и можно жить в дальнейшем, и еще неизвестно, что является более оправданным — ополчаться ли этаким Дон Кихотом против нового времени, или, сознавая свое поражение и в конечном итоге примирившись с ним, служить новой эпохе. Успех в конце концов делает историю, а Управитель ее через головы мужей — творцов истории всегда претворит зло в добро. Неисторически, т.е. безответственно мыслящие поборники принципов поступают необдуманно, игнорируя этическое значение успеха, и можно только порадоваться, что мы наконец вынуждены всерьез выяснить свое отношение к этической проблеме успеха. До тех пор, пока успех на стороне добра, мы можем позволить себе роскошь считать успех этически нейтральным. Проблема же возникает в том случае, если успех достигнут дурными средствами. В этой ситуации мы узнаем, что для нашей задачи равно бесполезны как теоретическое, созерцательное критиканство и несговорчивость (то есть отказ встать на почву фактов), так и оппортунизм (то есть капитуляция перед лицом успеха). Ни критиками-ругателями, ни оппортунистами мы не хотим, да и не имеем права быть, наша цель — разделенная ответственность в созидании истории, участие в ответственности от случая к случаю и в каждое мгновение, участие в качестве победителя или побежденного. Тот, кто не позволяет никаким событиям лишить себя участия в ответственности за ход истории (ибо знает, что она возложена на него Богом), тот займет плодотворную позицию по отношению к историческим событиям — по ту сторону бесплодной критики и не менее бесплодного оппортунизма. Разговоры о героической гибели перед лицом неизбежного поражения по сути своей весьма далеки от героизма, поскольку им недостает взгляда в будущее. Последним ответственным вопросом должен быть не вопрос, как мне выбраться из беды, не запятнав репутации героя, но вопрос, как жить дальше следующему поколению. Плодотворные решения (даже если они на какой-то период приносят унижение) могут исходить только из такого вопроса, исполненного ответственности перед историей. Короче говоря, гораздо легче выстоять в каком-либо деле, опираясь на тот или иной принцип, чем взяв на себя конкретную ответственность. Безошибочный инстинкт всегда подскажет молодому поколению, какими побуждениями руководствовались в том или ином поступке, что было решающим принцип или живая ответственность, ибо от этого зависит его будущее.

О глупости.

Глупость — еще более опасный враг добра, чем злоба. Против зла можно протестовать, его можно разоблачить, в крайнем случае его можно пресечь с помощью силы; зло всегда несет в себе зародыш саморазложения, оставляя после себя в человеке по крайней мере неприятный осадок. Против глупости мы беззащитны. Здесь ничего не добиться ни протестами, ни силой; доводы не помогают; фактам, противоречащим собственному суждению, просто не верят — в подобных случаях глупец даже превращается в критика, а если факты неопровержимы, их просто отвергают как ничего не значащую случайность. При этом глупец, в отличие от злодея, абсолютно доволен собой; и даже становится опасен, если в раздражении, которому легко поддается, он переходит в нападение. Здесь причина того, что к глупому человеку подходишь с большой осторожностью, чем к злому. И ни в коем случае нельзя пытаться переубедить глупца разумными доводами, это безнадежно и опасно.

Можем ли мы справиться с глупостью? Для этого необходимо постараться понять ее сущность. Известно, что глупость не столько интеллектуальный, сколько человеческий недостаток. Есть люди чрезвычайно сообразительные и тем не менее глупые, но есть и тяжелодумы, которых можно назвать как угодно, но только не глупыми. С удивлением мы делаем это открытие в определенных ситуациях. При этом не столько создается впечатление, что глупость прирожденный недостаток, сколько приходишь к выводу, что в определенных обстоятельствах люди оглупляются или сами дают себя оглуплять. Мы наблюдаем далее, что замкнутые и одинокие люди подвержены этому недостатку реже, чем склонные к общительности (или обреченные на нее) люди и группы людей. Поэтому глупость представляется скорее социологической, чем психологической проблемой. Она не что иное, как реакция личности на воздействие исторических обстоятельств, побочное психологическое явление в определенной системе внешних отношений. При внимательном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (будь то политической или религиозной) поражает значительную часть людей глупостью. Создается впечатление, что это прямо-таки социологический и психологический закон. Власть одних нуждается в глупости других. Процесс заключается не во внезапной деградации или отмирании некоторых (скажем, интеллектуальных) человеческих задатков, а в том, что личность, подавленная зрелищем всесокрушающей власти, лишается внутренней самостоятельности и (более или менее бессознательно) отрекается от поиска собственной позиции в создающейся ситуации. Глупость часто сопровождается упрямством, но это не должно вводить в заблуждение относительно ее несамостоятельности. Общаясь с таким человеком, просто-таки чувствуешь, что говоришь не с ним самим, не с его личностью, а с овладевшими им лозунгами и призывами. Он находится под заклятьем, он ослеплен, он поруган и осквернен в своей собственной сущности. Став теперь безвольным орудием, глупец способен на любое зло и вместе с тем не в силах распознать его как зло. Здесь коренится опасность дьявольского употребления человека во зло, что может навсегда погубить его.

Но именно здесь становится совершенно ясно, что преодолеть глупость можно не актом поучения, а только актом освобождения. При этом, однако, следует признать, что подлинное внутреннее освобождение в подавляющем большинстве случаев становится возможным только тогда, когда этому предшествует освобождение внешнее; пока этого не произошло, мы должны оставить все попытки воздействовать на глупца убеждением. В этой ситуации вполне очевидна тщетность всех наших усилий постичь, о чем думает «народ» и почему этот вопрос совершенно излишен по отношению к людям, мыслящим и действующим в сознании собственной ответственности. «Начало мудрости — страх Господень» (Пс 110, 10). Писание говорит о том, что внутреннее освобождение человека для ответственной жизни перед Богом и есть единственно реальное преодоление глупости.

Кстати, в этих мыслях о глупости все-таки содержится некоторое утешение: они совершенно не позволяют считать большинство людей глупцами при любых обстоятельствах. В действительности все зависит от того, на что делают ставку правители — на людскую глупость или на внутреннюю самостоятельность и разум людей.

Презрение к человеку?

Велика опасность впасть в презрение к людям. Мы хорошо знаем, что у нас нет никакого права на это и что тем самым наши отношения с людьми становятся абсолютно бесплодными. Вот несколько соображений, которые помогут нам избежать этого искушения. Презирая людей, мы предаемся как раз основному пороку наших противников. Кто презирает человека, никогда не сможет что-нибудь из него сделать. Ничто из того, что мы презираем в других, нам не чуждо. Как часто мы ждем от других больше, чем сами готовы сделать. Где был наш здравый смысл, когда мы размышляли о слабостях человека и его падкости на соблазны? Мы должны научиться оценивать человека не по тому, что он сделал или упустил, а по тому, что он выстрадал. Единственно плодотворным отношением к людям (и прежде всего к слабым) будет любовь, то есть желание сохранять общность с ними. Сам Бог не презирал людей. Он стал человеком ради них.

Имманентная справедливость.

К самым поразительным и неопровержимым открытиям я отношу опыт, что зло оказывается на поверку (и очень часто за удивительно короткий срок) глупым и бессмысленным. Этим я не хочу сказать, что за каждым преступлением по пятам следует наказание. Я имею в виду, что принципиальный отказ от божественных установлений якобы в интересах самосохранения человека на земле идет вразрез с подлинными интересами этого самосохранения. Этот опыт можно истолковывать по-разному. Но во всяком случае одно не вызывает сомнения: в совместной жизни людей существуют законы, которые сильнее всего того, что пытается встать над ними, а потому игнорировать эти законы не только неверно, но и неразумно. Отсюда становится понятным, почему аристотелианско-томистская этика возводит благоразумие в одну из кардинальных добродетелей. Вообще благоразумие и глупость нельзя считать этически нейтральными, как это хотела бы нам внушить неопротестантская этика убеждения (Gesinnungsethik). В полноте конкретной ситуации среди содержащихся в ней возможностей умный человек сразу распознает непроходимые границы, устанавливаемые любой деятельности вечными законами человеческого общежития; распознав их, разумный человек действует в интересах добра, добрый — в интересах разума.

Естественно, что нет ни одного сколько-нибудь важного в историческом плане деяния, которое не преступило бы в свое время границ этих законов. Коренное различие состоит в том, что это нарушение установленных границ рассматривается либо как принципиальная их отмена и тем самым подается как своего рода право, либо остается в сознании как неизбежная вина, загладить которую можно лишь скорейшим восстановлением и соблюдением закона и его границ. Не всегда следует говорить о лицемерии, когда за цель политических действий выдается установление правопорядка, а не голое самосохранение. Уж так устроен мир, что принципиальное уважение последних законов и прав жизни благоприятствует и самосохранению и что эти законы допускают лишь краткое, неповторяющееся, необходимое в конкретном случае нарушение, рано или поздно карая со всесокрушающей силой того, кто необходимость возводит в принцип и таким образом утверждает собственный закон. Имманентная справедливость истории награждает и казнит только деяние, сердца же испытывает и судит вечная божественная справедливость.

О действии Бога в истории. Несколько пунктов много кредо.

Я верю, что Бог из всего, даже из самого дурного, может и хочет сотворить добро. Для этого Ему нужны люди, которые используют все вещи в благих целях. Я верю, что Бог в любой беде стремится дать нам столько силы сопротивления, сколько нам нужно. Но Он не дает ее заранее, чтобы мы полагались не на себя, а лишь на Него. Такая вера должна была бы освободить от всякого страха перед будущим. Я верю, что даже наши ошибки и заблуждения не напрасны и что Богу не сложнее с ними справиться, чем с нашими так называемыми благими делами. Я верю, что Бог — не вневременный фатум, Он ожидает искренней молитвы и ответственных дел и не остается безучастным.

Доверие.

Предательство едва ли не каждый испытывает на своем опыте. Фигура Иуды, столь непостижимая прежде, уже больше не чужда нам. Да весь воздух, которым мы дышим, отравлен недоверием, от которого мы только что не гибнем. Но если прорвать пелену недоверия, то мы получим возможность приобрести опыт доверия, о котором раньше и не подозревали. Мы приучены, что тому, кому мы доверяем, можно смело вверить свою голову; несмотря на всю неоднозначность, характерную для нашей жизни и наших дел, мы выучились безгранично доверять. Теперь мы знаем, что только с таким доверием, которое всегда — риск, но риск, с радостью принимаемый, действительно можно жить и работать. Мы знаем, что сеять или поощрять недоверие — в высшей степени предосудительно и что, напротив, доверие, где только возможно, следует поддерживать и укреплять. Доверие всегда останется для нас одним из величайших, редкостных и окрыляющих даров, которые несет с собой жизнь среди людей, но рождается оно всегда лишь на темном фоне необходимого недоверия. Мы научились ни в чем не отдавать себя на произвол подлости, но в руки, достойные доверия, мы предаем себя без остатка.

Чувство качества.

Если у нас не достанет мужества восстановить подлинное чувство дистанции между людьми и лично бороться за него, мы погибнем в хаосе человеческих ценностей. Нахальство, суть которого в игнорировании всех дистанций, существующих между людьми, так же характеризует чернь, как и внутренняя неуверенность; заигрывание с хамом, подлаживание под быдло ведет к собственному оподлению. Где уже не знают, кто кому и чем обязан, где угасло чувство качества человека и сила соблюдать дистанцию, там хаос у порога. Где ради материального благополучия мы миримся с наступающим хамством, так мы уже сдались, там прорвана дамба, и в том месте, где мы поставлены, потоками разливается хаос, причем вина за это ложится на нас. В иные времена христианство свидетельствовало о равенстве людей, сегодня оно со всей страстью должно выступать за уважение к дистанции между людьми и за внимание к качеству. Подозрения в своекорыстии, основанные на кривотолках, дешевые обвинения в антиобщественных взглядах — ко всему этому надо быть готовым. Это неизбежные придирки черни к порядку. Кто позволяет себе расслабиться, смутить себя, тот не понимает, о чем идет речь, и, вероятно, даже в чем-то заслужил эти попреки. Мы переживаем сейчас процесс общей деградации всех социальных слоев и одновременно присутствуем при рождении новой, аристократической позиции, объединяющей представителей всех до сих пор существующих слоев общества. Аристократия возникает и существует благодаря жертвенности, мужеству и ясному сознанию того, кто кому и чем обязан, благодаря очевидному требованию подобающего уважения к тому, кто этого заслуживает, а также благодаря столь же понятному уважению как вышестоящих, так и нижестоящих. Главное это расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества, главное — восстановить порядок на основе качества. Качество — заклятый враг омассовления. В социальном отношении это означает отказ от погони за положением в обществе, разрыв со всякого рода культом звезд, непредвзятый взгляд как вверх, так и вниз (особенно при выборе узкого круга друзей), радость от частной, сокровенной жизни, но и мужественное приятие жизни общественной. С позиции культуры опыт качества означает возврат от газет и радио к книге, от спешки — к досугу и тишине, от рассеяния — к концентрации, от сенсации — к размышлению, от идеала виртуозности — к искусству, от снобизма — к скромности, от недостатка чувства меры — к умеренности. Количественные свойства спорят друг с другом, качественные — друг друга дополняют.

Со-страдание.

Нужно учитывать, что большинство людей извлекают уроки лишь из опыта, изведанного на собственной шкуре. Этим объясняется, во-первых, поразительная неспособность к предупредительным действиям любого рода: надеются избежать опасности до тех пор, пока не становится поздно; во-вторых, глухота к страданию других. Со-страдание же возникает и растет пропорционально растущему страху от угрожающей близости несчастья. Многое можно сказать в оправдание такой позиции: с этической точки зрения — не хочется искушать судьбу; внутреннюю убежденность и силу к действию человек черпает лишь в серьезном случае, ставшем реальностью; человек не несет ответственности за всю несправедливость и все страдания в мире и не хочет вставать в позу мирового судьи; с психологической точки зрения — недостаток фантазии, чувствительности, внутренней отмобилизованности компенсируется непоколебимым спокойствием, неутомимым усердием и развитой способностью страдать. С христианской точки зрения, однако, все эти доводы не должны вводить в заблуждение, ибо главное здесь — недостаток душевной широты. Христос избегал страданий, пока не пробил его час; а тогда — добровольно принял их, овладел ими и преодолел. Христос, как говорится в Писании, познал своей плотью все людские страдания как свое собственное страдание (непостижимо высокая мысль!), он взял их на себя добровольно, свободно. Нам, конечно, далеко до Христа, мы не призваны спасти мир собственными делами и страданиями, нам не следует взваливать на себя бремя невозможного и мучиться, сознавая неспособность его вынести, мы не Господь, а орудие в руке Господа истории и лишь в весьма ограниченной мере способны действительно со-страдать страданиям других людей. Нам далеко до Христа, но если мы хотим быть христианами, то мы должны приобрести частицу сердечной широты Христа ответственным поступком, в нужный момент добровольно подвергая себя опасности, и подлинным со-страданием, источник которого не страх, а освобождающая и спасительная Христова любовь ко всем страждущим. Пассивное ожидание и тупая созерцательность — не христианская позиция. К делу и со-страданию призывают христианина не столько собственный горький опыт, сколько мытарства братьев, за которых страдал Христос.

О страдании.

Неизмеримо легче страдать, повинуясь человеческому приказу, чем совершая поступок, сделав свободный выбор, взяв на себя ответственность. Несравненно легче страдать в коллективе, чем в одиночестве. Бесконечно легче почетное страдание у всех на виду, чем муки в безвестности и с позором. Неизмеримо легче страдать телесно, чем духовно. Христос страдал, сделав свободный выбор, в одиночестве, в безвестности и с позором, телесно и духовно, и с той поры миллионы христиан страждут вместе с ним.

Настоящее и будущее.

Нам до сих пор казалось, что возможность планировать свою жизнь как в профессиональном, так и в личном аспекте относится к неотъемлемым человеческим правам. С этим покончено. Силою обстоятельств мы ввержены в ситуацию, в которой вынуждены отказаться от заботы о «завтрашнем дне» (Мф 6. 34), причем существенно, делается ли это со свободной позиции веры, что подразумевает Нагорная проповедь, или же как вынужденное рабское служение текущему моменту. Для большинства людей вынужденный отказ от планирования будущего означает безответственную, легкомысленную или разочарованно-безучастную капитуляцию перед текущим моментом; немногие все еще страстно мечтают о лучших временах в будущем, пытаясь отвлечь себя этим от мыслей о настоящем. Обе позиции для нас равно неприемлемы. Для нас лишь остается очень узкий и порой едва различимый путь — принимать любой день так, как будто он последний, и все же не отказываться при этом от веры и ответственности, как будто у нас впереди еще большое будущее. «Домы и поля и виноградники будут снова покупаемы в земле сей» (Иер 32, 15) — так, кажется, пророчествовал Иеремия (в парадоксальном противоречии со своими иеремиадами) накануне разрушения священного града; перед лицом полного отсутствия всякого будущего это было божественное знамение и залог нового, великого будущего. Мыслить и действовать, не теряя из виду грядущее поколение, сохраняя при этом готовность без страха и забот оставить сей мир в любой день, — вот позиция, практически навязанная нам, и храбро стоять на ней нелегко, но необходимо.

Оптимизм.

Разумнее всего быть пессимистом: разочарования забываются, и можно без стыда смотреть людям в глаза. Оптимизм поэтому не в чести у разумных людей. Оптимизм по своей сути не взгляд поверх текущей минуты, это жизненная сила, сила надежды, не иссякающая там, где отчаялись другие, сила не вешать головы, когда все старания кажутся тщетными, сила сносить удары судьбы, сила не отдавать будущего на произвол противнику, а располагать им самому. Конечно, можно встретить и глупый, трусливый оптимизм, который недопустим. Но никто не должен смотреть свысока на оптимизм — волю к будущему, даже если он сто раз ошибется; оптимизм — жизненное здоровье, надо беречь его от заразных болезней. Есть люди, которые не принимают его всерьез, есть христиане, не считающие вполне благочестивым надеяться на лучшее земное будущее и готовиться к нему. Они верят, что в хаосе, беспорядке, катастрофах и заключен смысл современных событий, и потому сторонятся (кто разочарованно и безучастно, кто в благочестивом бегстве от мира) ответственности за дальнейшую жизнь, за новое строительство, за грядущие поколения. Вполне возможно, что завтра разразится Страшный суд, но только тогда мы охотно отложим наши дела до лучших времен, не раньше.

Опасность и смерть.

Мысль о смерти за последние годы становится все более привычной. Мы сами удивляемся тому спокойствию, с каким мы воспринимаем известия о смерти своих сверстников. Мы уже не можем ненавидеть смерть, мы увидели в ее чертах что-то вроде благости и почти примирились с ней. В принципе мы чувствуем, что уже принадлежим ей и что каждый день — это чудо. Но было бы, пожалуй, неправильным сказать, что мы умираем охотно (хотя всякий знаком с известной усталостью, которой, однако, ни при каких обстоятельствах нельзя поддаваться), для этого мы, видимо, слишком любопытны или, если выразиться с большей серьезностью: нам хотелось бы все-таки узнать что-нибудь еще о смысле нашей хаотичной жизни. Мы вовсе не рисуем смерть в героических тонах, для этого слишком значительна и дорога нам жизнь. И подавно отказываемся мы усматривать смысл жизни в опасности, для того мы еще недостаточно отчаялись и слишком хорошо знакомы со страхом за жизнь и со всеми остальными разрушительными воздействиями постоянной угрозы. Мы все еще любим жизнь, но я думаю, что смерть уже не сможет застать нас совсем врасплох. Опыт, полученный за годы войны, едва ли позволит нам сознаться себе в заветном желании, чтобы смерть настигла нас не случайно, не внезапно, в стороне от главного, но посреди жизненной полноты, в момент полной отдачи наших сил. Не внешние обстоятельства, а мы сами сделаем из смерти то, чем она может быть, — смерть по добровольному согласию.

Нужны ли мы еще?

Мы были немыми свидетелями злых дел, мы прошли огонь и воду, изучили эзопов язык и освоили искусство притворяться, наш собственный опыт сделал нас недоверчивыми к людям, и мы много раз лишали их правды и свободного слова, мы сломлены невыносимыми конфликтами, а может быть, просто стали циниками — нужны ли мы еще? Не гении, не циники, не человеконенавистники, не рафинированные комбинаторы понадобятся нам, а простые, безыскусные, прямые люди. Достанет ли нам внутренних сил для противодействия тому, что нам навязывают, останемся ли мы беспощадно откровенными в отношении самих себя вот от чего зависит, найдем ли мы снова путь к простоте и прямодушию.

1942-1943

Жизнь в христианском общении

Скачать все книги автора

Библиотека Нового Завета 

Скачать эту книгу

 

Дитрих Бонхёффер Жизнь в христианском общении

©Евангелическое Лютеранское Служение, перевод (2-я редакция),

 2003 Перевод П. Ласточкина и Г. Ивановой Редактор М. Козлова

 

ГЛАВА 1. Христианское братство и общение

 

«Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» (Пс. 132:1). В этой главе мы рассмотрим указания и наставления, которые дает нам Священное Писание, чтобы мы жили в христианском общении согласно Слову Божьему.

 

Христианин совсем не обязательно живет среди других христиан. Иисус Христос жил среди врагов, а в конце земной жизни его покинули даже ученики. На Кресте Он был совершенно один, окруженный злодеями и насмешниками. Но Христос приходил именно для того, чтобы принести мир врагам Бога, и поэтому место христианина — не в затворничестве, а в гуще врагов. У него есть Поручение. «Царство Божие» — значит быть среди врагов. Тот, кто не хочет этого терпеть, не принадлежит Царству Христа. Он хочет быть в окружении друзей, среди роз и лилий, не хочет быть с дурными людьми, а только с благочестивыми. «О богохульники и предатели! Если бы Христос делал то, что вы делаете, то кто был бы спасен?» (Лютер) (1)

 

«И расселю их между народами, и в отдаленных странах они будут воспоминать обо Мне» (Зах. 10:9). Согласно воле Божией христианское сообщество — это люди, рассеянные по всей земле, «Рассеянные по всем царствам земли». (Вт. 28:25). Это и проклятие, и обетование. Божьи люди призваны жить в далеких странах среди неверующих, неся весть о Царстве Божием всему миру.

 

«Я… соберу их, потому что я искупил их: …и возвратятся» (Зах. 10:8,9). Когда это произойдет? Это уже произошло в Иисусе Христе, который умер, «чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино» (Ин. 11:52), и это окончательно произойдет видимым образом в конце времен, когда ангелы Божьи «соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их» (Мф. 24:31). Но до тех пор Божьи люди будут рассеяны по всей земле, объединяясь исключительно в Иисусе Христе. Живя среди неверующих в разных концах света, они представляют собой единое целое, благодаря тому что помнят о Нем в далеких странах.

 

Сейчас, в период между смертью Христа и Последними Днями, христиане имеют счастье жить в реальном общении с другими христианами только благодаря благодатному предвкушению Последних Времен.

 

По милости Божией христианское сообщество может видимо собираться в этом мире, проповедуя Слово Божье и принимая Причастие. Но не все христиане имеют такие благословения. Заключенные в тюрьмах, больные, одинокие люди, живущие вдали от братьев-христиан, проповедники в языческих странах находятся в одиночестве. Они знают, что реальное общение христиан — это благословение. Как и псалмопевец, они помнят, как «ходили в многолюдстве… в дом Божий с гласом радости и славословия празднующего сонма» (Пс. 42:4). Но они живут в одиночестве в далеких странах, являясь разбросанным «семенем» согласно воле Божьей. Но то, чего они лишены в жизни, они с избытком получают в вере. Например, находившийся в изгнании на острове Патмос ученик Господа Иоанн Богослов прославлял Бога вместе со своими христианскими общинами, будучи «в духе в день воскресный» (Откр. 1:10). Он видит семь светильников, семь церквей, семь звезд, ангелов семи церквей, и посреди всего этого и превыше всего — Сына Человеческого, Иисуса Христа в сиянии Его воскресения. Христос укрепляет и ободряет его Своим Словом. Это есть небесное общение изгнанника в День Воскресный.

 

Реальное присутствие других христиан является для верующего источником ни с чем не сравнимой радости и силы. Томящийся в тюрьме апостол Павел призывает своего «возлюбленного сына в вере»(2) Тимофея придти к нему в тюрьму в последние дни его жизни, потому что он хочет снова увидеть его. Павел не забыл слезы Тимофея при их расставании (2 Тим. 1:4). Вспоминая христианскую общину в Фессалониках, Павел молится «ночь и день… всеусердно, чтобы видеть лице ваше» (2 Фесс. 3:10). Престарелый Иоанн знает, что его радость не будет полной и совершенной до тех пор, пока он не придет к своим людям и не поговорит с ними наяву; это совсем другое, не то что письма (2 Ин. 12).

 

Верующий не стыдится того, что он все еще много живет во плоти, и поэтому нуждается в других христианах. Человек был создан плотским, Сын Божий явился на земле во плоти и был воскрешен во плоти. Во время Святого Причастия верующий принимает Господа Иисуса Христа во плоти, а по воскресении мертвых наступит совершеннейшее общение Божьих духовно-плотских существ. Верующий прославляет Создателя и Искупителя Бога Отца, Сына и Святого Духа за телесное присутствие брата-христианина. Заключенные, больные и изгнанники видят в общении с собратьями во Христе реальный знак благодатного присутствия Триединого Бога. Посетитель и тот находящийся в одиночестве человек, которого он навещает, узнают друг в друге Христа, присутствующего во плоти. Они встречают друг друга, как встречают Господа, — со смирением, почтением и радостью. Они принимают благословения друг от друга как благословение Господа Иисуса Христа. Но если благословение и радость присутствуют при встрече двоих христиан, то какие же неисчерпаемые блага открываются тому, кто по воле Божьей имеет счастье жить в ежедневном общении с другими христианами!

 

Однако следует сказать, что невыразимый Божий дар, драгоценный для одинокого человека, бывает пренебрегаем и попираем теми, кто имеет этот дар каждый день. Люди легко забывают, что общение братьев во Христе — дар благодати, дар Царства Божия, который может быть отнят у них в любой момент. Они забывают, что время, отделяющее нас от полного одиночества, может оказаться очень коротким. Поэтому, тот, у которого сейчас есть это счастье — жить полной христианской жизнью в общении с другими христианами, должен от всего сердца восхвалять Божью благодать. Пусть, стоя на коленях, он возблагодарит Бога и скажет: «Это — благодать и одна только благодать: мне дано жить в общении с братьями во Христе».

 

Бог наделяет людей даром реального общения с другими христианами в разной мере. Христианин, живущий в изгнании, утешается кратким визитом другого христианина, совместной молитвой и братским благословением; ему придает силы и письмо, написанное рукой христианина. Приветствия в посланиях апостола Павла, написанные им собственноручно, несомненно, являлись знаком христианского единения (3).Другим дается дар совместной молитвы по воскресеньям. Некоторым дается счастье вести христианскую жизнь в лоне своих семей. До своего рукоположения семинаристы получают дар совместной жизни с другими братьями во Христе на какой-то определенный период. В сегодняшней Церкви серьезно настроенные христиане все чаще проявляют желание проводить вместе свободное время, живя согласно Слову Божьему. Христиане нашего времени рассматривают свое общение как необычайную благодать, как «розы и лилии» христианской жизни (Лютер)(4).(top)

Через Иисуса Христа и в Иисусе Христе

 

Христианство означает сообщество христиан через Иисуса Христа и в Иисусе Христе. Любое христианское сообщество или общение таково, не больше и не меньше. Христиане в любом случае общаются друг с другом через Иисуса Христа и в Иисусе Христе — будь то единственная краткая встреча или ежедневное общение на протяжении многих лет. Мы принадлежим друг другу благодаря Иисусу Христу и в Иисусе Христе.

 

Что это значит? Во-первых, христианин нуждается в других христианах благодаря Иисусу Христу. Во-вторых, христианин приходит к другим христианам только через Иисуса Христа. В-третьих, в Иисусе Христе мы избраны от вечности, приняты во времени и объединены для вечности.

 

Христианин — это человек, ищущий свое спасение, избавление и оправдание не в самом себе, а в Иисусе Христе. Он знает, что Божье Слово в Иисусе Христе объявляет его грешным, даже если он не чувствует свою вину, и что Божье Слово в Иисусе Христе объявляет его невиновным и праведным, даже если он совсем не чувствует себя праведным. Христианин уже не живет, как раньше, своей жизнью со своими требованиями и собственным оправданием; он живет согласно Божьим требованиям и Божьему оправданию. Он полностью живет Божьим Словом, запечатленным на нем, независимо от того, объявляет его Слово Божие праведным или неправедным.

 

Смерть и жизнь христианина не определяются его собственными духовными ресурсами; то и другое он находит в Слове, приходящем извне — в обращенном к нему Слове Божьем. Реформаторы церкви выразили это следующим образом: наша праведность не есть «наша собственная праведность», она приходит к нам извне (extra nos) (5), т. к. они говорят о том, что христианин зависит от Слова Божьего, обращенного к нему. Христианин обращен вовне — к Слову, которое приходит к нему. Христианин всецело живет истиной Божьего Слова в Иисусе Христе. Если кто-нибудь спросит его: «Где твое спасение и твоя праведность?», он никогда не сможет указать на себя. Он укажет на Слово Божие в Иисусе Христе, Который дает ему спасение и праведность. Христианин чутко относится к Слову Божьему. Поскольку он каждый день алчет и жаждет правды, он постоянно стремится к искупительному Слову. Сам по себе он нищ и мертв. Помощь должна придти извне, и она приходит каждый день снова и снова в Слове Иисуса Христа, принося искупление, праведность, невинность и блаженство.

 

Бог вложил свое Слово в уста людей для того, чтобы они могли передавать его другим людям. Когда Слово Божие доходит до сердца человека, он начинает проповедовать его другим. Бог повелел, чтобы мы искали и находили Его живое Слово в свидетельствовании брата; в свидетельствовании, произнесенном устами. Поэтому христианин нуждается в другом христианине, чтобы услышать от него Слово Божие. Он нуждается в нем снова и снова в те моменты, когда он пребывает в неуверенности и унынии, ибо не может помочь себе сам, не искажая истины. Он нуждается в своем собрате- христианине как в вестнике и глашатае божественного слова спасения. Он нуждается в нем исключительно из-за Иисуса Христа. Христос в собственном сердце чувствует неуверенность, сердце его брата — уверенно.

 

Это также проясняет цель всего христианского общения: христиане встречаются, неся друг другу весть о спасении. И воля Божия — в том, чтобы они встретились и имели общение. Христианское общение основано исключительно на Иисусе Христе и на «праведности извне». Поэтому мы можем сказать лишь одно: христианская община держится на библейской и реформаторской вести оправдания человека по милости Божией, что лежит в основе стремления христиан общаться друг с другом.

 

Во-вторых, христианин приходит к другим только через Иисуса Христа. Среди людей существуют раздоры. «Он есть мир наш», — говорит об Иисусе Христе Апостол Павел (Еф. 2:14). Без Христа между человеком и Богом и между самими людьми происходит разлад. Христос сделался Посредником и примирил людей с Богом и друг с другом. Без Христа мы бы не познали Бога и не могли бы ни призывать Его, ни приходить к Нему. Без Христа мы также не смогли бы ни узнать своего брата, ни придти к нему. Путь друг к другу блокирован нашим эго. Христос проложил для нас путь к Богу и друг к другу. Теперь христиане могут жить в мире, любить друг друга и служить друг другу, могут быть единым целым. Но они могут делать это только следуя за Иисусом Христом. Мы становимся единым целым только в Иисусе Христе, мы связаны друг с другом только через Него. Он будет нашим Посредником до наступления вечности.

 

В-третьих, когда Божий Сын воплотился, Он из одной благодати всецело принял на себя наше существо, нашу природу, нас самих. Такова была вечная воля Триединого Бога. Теперь мы в Нем. Где Он, там и мы — в воплощении, на Кресте, в Его воскресении. Мы принадлежим Ему, потому что мы в Нем. Вот почему Священное Писание называет нас Телом Христовым. Но если мы были избраны и приняты вместе со всей Церковью в Иисусе Христе (не зная о том и не пожелав этого заранее), то мы также принадлежим Ему в Вечности друг с другом. Мы, живущие здесь в общении с Ним, в один прекрасный день будем иметь с Ним вечное общение. Глядя на брата-христианина, верующий должен знать, что он будет вечно связан с ним в Иисусе Христе. Христианская Община означает сообщество, существующее благодаря Иисусу Христу и в Иисусе Христе. На этой предпосылке основаны все наставления Священного Писания, касающиеся совместной христианской жизни.

 

«О братолюбии нет нужды писать к вам, ибо вы сами научены Богом любить друг друга… Умоляем же вас, братия, более преуспевать» (1 Фесс. 4:9, 10). Сам Бог взялся за то, чтобы научить нас братской любви. Единственное, что люди могут добавить от себя — это помнить Божье увещевание преуспевать в любви. Когда Бог проявил Свою благодать, явил нам Иисуса Христа как Брата, завоевал наши сердца Своей Любовью, это было началом наставления в божественной любви. Бог явил нам Свою милость, и мы научились быть милостивыми с братьями. Получив прощение вместо осуждения, мы также стали готовы прощать наших братьев. То, что Бог сделал для нас, мы должны делать для других. Чем больше мы получаем, тем больше мы способны отдавать. Чем меньше наша братская любовь, тем меньше мы живем Божьей милостью и любовью. Итак, Сам Бог научил нас принимать друг друга так же, как Бог принял нас во Христе. «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию» (Рим. 15:7).

 

Человек, которого Бог привел к совместной жизни с другими христианами, постигает, что значит быть братьями. «Братья во Христе», так называл апостол Павел свою общину (Флп. 1:14). Люди являются братьями друг другу через Иисуса Христа. Я брат другому человеку благодаря тому, что Иисус Христос сделал для меня, а этот человек стал мне братом благодаря тому, что Иисус Христос сделал для него. Тот факт, что мы становимся братьями только через Иисуса Христа, имеет неоценимое значение. Я должен пребывать в общении не только с человеком, который серьезен, благочестив и ищет братского общения со мной. Моим братом является и другой человек, который искуплен Христом, очищен от греха и призван к вере и вечной жизни. Наше христианское общение определяется не тем, что представляет собой человек как христианин, и не его духовностью или набожностью. Наше христианское братство определяется тем, кем является человек благодаря тому, что совершил Христос. Наша христианская общность друг с другом заключается в том, что Христос совершил для каждого из нас. Это верно не только в самом начале, (как если бы со временем что-то еще должно быть привнесено в наше братство), но так будет всегда и вовеки. Я соединен с другими узами братства сейчас и всегда только через Иисуса Христа. По мере совершенствования христианского сообщества, все, что еще стоит между нами и мешает нам, отступит, а Иисус Христос и то, что Он совершил, станут единственной связующей нитью между нами. Мы принадлежим друг другу только через Иисуса Христа, всецело и вечно.

 

Это устраняет любое навязчивое желание иного общения. Кто хочет больше установленного Христом, тот стремится не к христианскому братству, а к какому-то необычному общению. В этом случае христианское братство в самом начале подвергается величайшей опасности, опасности подмены его собственной идеей религиозного общения, когда естественное желание благочестивого сердца иметь общение с собратьями по вере путают с духовной реальностью христианского братства. В христианском братстве все покоится на ясном и четком понимании того, что, во-первых, христианское братство является не идеальной, а божественно реальностью, а во — вторых, христианское братство является духовной, а не душевной реальностью (6). (top)

Не идеальная, но божественная реальность

 

Существует множество примеров, когда христианские общины распадались только потому, что возникли из мечты. Серьезный христианин, впервые попавший в христианскую общину, обычно имеет собственное представление о том, каким должно быть христианское общение, и старается претворить его в жизнь. Но Божья благодать быстро разрушает мечты. Бог хочет привести нас к пониманию, что есть истинное христианское общение. Мы испытываем полное разочарование в других людях, в христианах в целом и, если повезет, — в самих себе.

 

Бог по благодати Своей не позволит нам жить в мире грёз даже малое время. Он не оставляет нас на произвол восторженных переживаний. Бог не есть Бог эмоций, Он — Бог истины. Только тот опыт общения, который сталкивается с разочарованием со всеми его неприятностями и неприглядными моментами, начинает становиться тем, чем он должен быть в Божьих очах, и начинает различать в вере то обетование, которое дано. Чем быстрее наступит это разочарование и связанное с ним потрясение, как в случае отдельного человека, так и в случае общины, тем лучше для человека и для общины. Община, которая не может пережить такой кризис и настаивает на сохранении иллюзии христианского общения, рано или поздно распадается. Любая человеческая мечта, привнесенная в христианскую общину, представляет собой угрозу для сохранения подлинной общины. Чтобы община выжила, мечта должна быть устранена. Тот, кто любит мечту об общине больше, чем реальную христианскую общину, способствует разрушению общины, даже если его намерения честны, серьезны и жертвенны.

 

Бог ненавидит нереальные мечты, которые делают человека горделивым и высокомерным. Человек, предающийся грезам об идеальной общине, требует исполнения своих мечтаний от Бога, людей и себя самого. Он приходит в христианскую общину со своими требованиями, устанавливает собственные законы, в соответствии с которыми судит братьев и Самого Бога. Он является живым упреком для остальных членов общины. Он действует так, как если бы был ее создателем, как если бы его мечта объединяла людей. Если дела идут не так, как он хочет, он говорит о провале своих усилий. Когда идеальная картина, которую он создал в своем воображении, разрушается, он считает, что община погибает. Тогда он становится сначала обвинителем своих братьев, затем обвинителем Бога и, наконец, отчаявшимся обвинителем самого себя.

 

Поскольку Бог заложил одно единственное основание нашего общения и объединил всех христиан в одном Теле, в Иисусе Христе задолго до того, как мы стали участвовать в христианской жизни, мы должны входить в эту совместную жизнь не назойливыми просителями, а благодарными получателями дара общения. Мы должны благодарить Бога за все то, что Он совершил и совершает для нас. Мы благодарим Бога за то, что Он дарует нам братьев, которые живут по Его призыву, Его прощением и Его обетованием. Мы не жалуемся, если Бог не дает нам чего-то, но благодарим Его за то, что Он дает нам каждый день. Разве нам недостаточно дано? Мы имеем братьев, которые будут с нами в борьбе с грехом и нуждой в благословении Его благодати. Разве божественный дар христианского общения меньше, чем сегодняшний или любой другой день или самый трудный и горестный день? Даже тогда, когда жизнь в общении с другими христианами отягощена грехом и непониманием, разве не является грешный брат по-прежнему братом, с которым я стою под Словом Христа? Разве не является его грех поводом непрестанно воздавать благодарение Богу за то, что мы оба можем жить во всепрощающей любви Бога в Иисусе Христе? Даже тот час, когда я испытываю разочарование в своем брате, является неизмеримо благотворным, потому что ясно показывает, что никто из нас никогда не сможет жить по своему слову и своими делами, а только по единственному Слову и Деянию, которые связывают нас друг с другом. Это прощение грехов в Иисусе Христе.

 

Когда утренний туман грез исчезает на рассвете, наступает ясный день христианского общения.

 

В христианской общине благодарность представляет собой то же самое, что и благодарность в любой другой сфере христианской жизни. Только тот, кто благодарит за малое, получает большое. Мы лишаем Бога возможности давать нам великие духовные дары, которые Он для нас сберегает, потому что не благодарим Его за каждодневные дары. Мы думаем, что не должны удовлетворяться малой толикой духовного знания, опыта и любви, которые нам даны, что мы должны постоянно и с нетерпением ждать наивысшего блага(7). В последствии мы сожалеем о том, что не имеем твердой уверенности, веры и опыта, которыми Бог наделил других, и думаем, что наше жалобное причитание есть признак благочестия. В молитве мы просим у Бога великих благ, но забываем благодарить Его за обычные небольшие (а на самом деле не такие уж небольшие) дары. Как может Бог наделить многим того, кто без благодарности принимает от Него малое? Если мы ежедневно не благодарим Бога за христианское окружение (даже такое, где нет обильных благословений, а только недостатки, слабая вера и проблемы), жалуемся, что все плохо и совсем не похоже на то, чего мы ожидали, мы не даем Богу развивать наше христианское общение в соответствии с тем, что дано всем нам в Иисусе Христе.

 

Это относится прежде всего к жалобам, которые часто слышишь от пасторов и ревностных прихожан. Пастор не должен жаловаться на приход не только другим людям, но и Богу. Приход дан ему не для того, чтобы он стал его обвинителем перед Богом и людьми. Когда человек отчуждается от своей христианской общины и начинает жаловаться на нее, он должен, прежде всего, обратить внимание на самого себя и посмотреть, не связана ли его проблема с пустой мечтой, которая должна быть развеяна Богом. Если это так, то пусть он возблагодарит Бога за эту трудную ситуацию, в которой он оказался. Если же это не так, он все равно должен воздерживаться от жалоб Богу на свою общину. Пусть лучше он обвиняет самого себя. Пусть он молит Бога о том, чтобы Он послал ему понимание своих неудач и греха и помог правильно относиться к своим братьям. Сознавая собственную вину, он должен молиться за своих братьев. Пусть он делает то, что ему поручено, благодаря за это Бога.

 

Христианская община подобна освящению христианина. Это Божий дар, который мы не можем требовать. Только Бог знает реальное состояние нашего освящения. То, что нам кажется мелким и незначительным, может быть великим в глазах Бога. Подобно тому, как христианин не должен постоянно слушать свой духовный пульс, так христианская община, данная нам Богом, не должна постоянно измерять свою температуру. Чем больше мы благодарны Богу за каждодневные даяния, тем более уверенно и надежно будет развиваться наше общение с другими христианами.

 

Христианское братство — это не идеал, каким мы его себе представляем. Это — скорее реальность, созданная Богом во Христе, в которой мы участвуем. Чем более отчетливо мы будем понимать, что основа, сила и обетование христианского общения в целом зиждется только на Иисусе Христе, тем с большим спокойствием мы будем относиться к общению с другими христианами, молиться о своей христианской общине и надеяться на нее. (top)

Духовная, а не человеческая реальность

 

Поскольку христианское сообщество основано исключительно на Иисусе Христе, оно является духовной, а не душевной (человеческой) реальностью. В этом его отличие от всех остальных сообществ. То, что создано Святым Духом, который помещает Иисуса Христа в наши сердца как Господа и Спасителя, называется в Священном Писании «духовным». «Душевное» или «человеческое» определяется в Священном Писании как всё связанное с естественными побуждениями, способностями и возможностями человеческого духа.

 

Основой любой духовной реальности является четкое и явное Слово Божие в Иисусе Христе. Основой любой человеческой реальности являются темные, неясные побуждения и расплывчатые желания человеческого ума. В основе сообщества Духа лежит истина; в основе человеческого сообщества — желание. Сутью сообщества Духа является свет, ибо «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин. 1:5), и «если же ходим во свете подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом» (1 Ин. 1:7). Суть человеческого сообщества есть тьма, «ибо изнутри, из сердца человеческого(8), исходят злые помыслы» (Мк.7:21). Глубокая ночь окутывает первопричины дел человеческих, вплоть до самых благородных и благочестивых порывов. Сообщество Духа есть общение людей, призванных Христом; человеческое общение есть общение благочестивых дел. В сообществе Духа ярким пламенем горит любовь братского служения — агапе; в человеческом сообществе тлеет темная любовь добрых и злых желаний — эрос. В первом случае мы имеем упорядоченное братское служение, во втором — беспорядочное желание удовольствий. В первом мы видим смиренное подчинение человека своим братьям; во втором — смирение, но все же высокомерное подчинение другого человека своим собственным желаниям(9). В сообществе Духа правит только Божье Слово, в человеческом сообществе наряду с Божьим Словом правит человек, наделенный исключительной властью, опытом, магическими суггестивными способностями. Там людей объединяет только Бог; здесь, помимо Слова, люди сами связывают себя друг с другом. Там вся власть, честь и господство отданы Святому Духу; здесь люди заняты поисками и созданием сфер власти и личного влияния. Справедливости ради надо сказать, что благочестивые люди делают это, исходя из наилучших и наивысших побуждений, но реальный результат их усилий сводится к тому, что Святой Дух свергается с престола и отодвигается на задний план. Фактически здесь действует только человек. В духовной сфере правит Дух; в человеческом сообществе правят психологические приемы и методы.

 

В первом случае мы имеем искреннюю, непсихологическую, неметодическую, помогающую любовь, обращенную на брата-христианина; во втором случае мы имеем психоанализ и его толкования. В первом случае служение брату является искренним и смиренным; во втором случае оно заключается в пытливом и расчетливом анализе незнакомца.

 

Возможно, следующее замечание поможет лучше понять разительный контраст между духовной и человеческой реальностью. В духовном сообществе не бывает близкой связи одного человека с другим, в то время как в человеческом обществе присутствует глубокое, стихийное, человеческое желание тесного, близкого общения с другими человеческими душами, точно так же, как плоти присуще желание физического слияния с другой плотью. Человеческая душа ищет полного слияния Меня и Тебя, будь то союз любви или притяжение другого человека в сферу своей власти и влияния, что в конце концов одно и то же. Именно в такой обстановке человек, по земным меркам сильный, находится в своей стихии, добиваясь восхищения, любви или страха более слабого человека. В этом случае человеческие связи, суггестивное влияние и узы являются всем; в тесном общении душ мы отражаем искаженный образ всего того, что изначально присуще только общению через нашего Посредника Иисуса Христа.

 

Итак, можно говорить о человеческой ассимиляции. Она проявляется всегда, когда человек сознательно или невольно злоупотребляет своей властью для того, чтобы оказать влияние на другого человека или на целое сообщество людей и подчинить их себе. Здесь одна душа непосредственно воздействует на другую душу. Сильный побеждает слабого; сопротивление слабого преодолевается влиянием сильного. Он сломлен, но не завоеван. Это становится очевидным, как только возникает потребность, чтобы «побежденный» самостоятельно действовал в сфере, в которую втянут, без человека, с которым он связан, а возможно и в оппозиции к нему. В этой ситуации подчиненный или «побежденный» человек ломается, и тогда становится ясно, что его «изменение» произведено не Святым Духом, а человеком, а потому неустойчиво.

 

То же самое можно сказать и о человеческой любви к ближнему. Эта любовь способна на удивительные жертвы. Во многих случаях она намного превосходит настоящую христианскую любовь в пылкой преданности и в видимых результатах. Она говорит христианским языком с потрясающим и волнующим красноречием. Но именно это имел в виду апостол Павел, сказать: «И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение»(10)(т.е., говоря другими словами, я объединю высочайшее проявление любви в делах с величайшей преданностью), «а любви не имею (т. е. любви Христа), нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13:3)(11). Человеческая любовь обращена на другого человека ради него самого, духовная же любовь любит другого ради Христа. Поэтому человеческая любовь ищет непосредственного контакта с другим человеком, любит его не так как свободного человека, а как человека, которого может к себе привязать. Она хочет заполучить, завоевать его любыми средствами, даже прибегая к силе. Она хочет быть неотразимой, она хочет править.

 

Человеческая любовь не очень высоко ценит истину. Она превращает истину в относительное понятие, ибо не позволяет ничему, даже истине, встать между любовью и любимым человеком. Человеческая любовь желает другого человека, его общества, его ответной любви, но она не служит этому человеку. Даже когда на первый взгляд кажется, что любовь служит другому человеку, на самом деле она только желает добиться своего. Есть два отличительных признака (являющихся по существу одним и тем же), характеризующих различие между духовной и человеческой любовью: (1) человеческая любовь не терпит, когда ставшее неискренним общение распадается ради подлинного общения; (2) человеческая любовь не может любить врага, т. е. того, кто серьезно и упорно сопротивляться ей. Причина в обоих случаях одна: человеческая любовь по своей сути является желанием, желанием общения с другим человеком. Пока это желание как- то удовлетворяется, любовь не сдается даже ради истины, даже ради настоящей любви с другим. Но когда исчезает надежда на то, что это желание исполнится, любовь обрывается и начинает видеть лицо врага. Любовь превращается в ненависть, презрение и клевету. Именно этот момент является отправной точкой для духовной любви. Вот почему человеческая любовь превращается в личную ненависть, когда встречается с подлинной духовной любовью, в основе которой лежит не желание, а служение. Человеческая любовь делает из себя самоцель, идола, которого она боготворит и которому все должно подчиняться. Она лелеет и взращивает идеал, она любит только себя и больше ничего на свете. А духовная любовь приходит от Иисуса Христа, она служит Ему одному и знает, что у нее нет непосредственного доступа к близкому общению с другими людьми.

 

Между любящим человеком и людьми, которых он любит, стоит Иисус Христос. Я не могу сказать заранее, что означает любовь других, исходя из общей идеи любви, которая вырастает из моих человеческих желаний, все это в глазах Христа может быть скорее ненавистью и коварным эгоизмом. В Своем Слове Христос рассказывает, что такое любовь. Вопреки всем моим убеждениям Иисус Христос говорит мне, чем на самом деле является моя любовь к братьям. Поэтому духовная любовь связана исключительно со Словом Иисуса Христа. Когда Христос предлагает мне общение с другими людьми во имя любви, я буду Его поддерживать. Когда Его истина побуждает меня расторгнуть nayemhe во имя любви, я расторгну его, несмотря на то, что против этого протестует моя человеческая любовь. Поскольку в основе духовной любви лежит не желание, а служение, она любит врага, как брата. Духовная любовь зарождается не в брате, не во враге, но во Христе и Его Слове. Человеческая любовь никогда не поймет духовную любовь, ибо духовная любовь дается свыше; это что-то совершенно иное, незнакомое и непостижимое для человеческой любви.

 

Поскольку между мною и другими людьми стоит Христос, я не осмеливаюсь руководить своими отношениями с ними. Христос обращается и ко мне, и к другим людям, чтобы мы могли быть спасены. Мы можем быть спасены только самим Христом. Это означает, что я не должен руководить другим человеком и подчинять его любовью. Другому человеку нужна независимость. Он хочет, чтобы его любили как человека, ради которого Христос вочеловечился, умер и воскрес, как человека, прощение грехов и вечная жизнь которого были куплены кровью Христа.

 

Поскольку Христос, несомненно, принимал участие в жизни моего брата задолго до того, как я начал это делать, я должен оставить этому человеку его свободу, чтобы он был Христов; я должен воспринимать его только как человека, каким он уже является в глазах Христа. Таков смысл предлагаемой нами позиции — мы можем воспринимать других людей только через посредничество Христа. Человеческая любовь создает свой собственный образ другого человека: кем он является и кем он должен стать. Она берет жизнь другого человека в свои руки. Духовная любовь видит и признает истинный образ другого человека, полученный от Иисуса Христа; образ, который воплотил сам Иисус Христос и который запечатлен на всех людях.

 

Поэтому духовная любовь проявляется в том, что все, что она говорит и делает, восхваляет Христа. Она не будет «давить» на других людей и грубо вмешиваться в их жизнь. Она не будет находить удовольствие в благочестивой человеческой горячности и возбуждении. Наоборот, она воспримет другого человека с чистым Словом Божиим и будет готова оставить его с этим Словом на долгое время, желая вновь отпустить его, чтобы Христос мог быть с ним. Она будет уважать черту, проведенную Христом между ним и мной; она найдет полное общение с ним во Христе, который один связывает всех нас воедино. Таким образом, духовная любовь будет говорить Христу о брате больше, чем о Христе брату. Она знает, что самый прямой путь к другим всегда лежит через обращение в молитве к Христу и что любовь других целиком зависит от истины во Христе. Именно исходя из этой любви ученик Иисуса Иоанн говорит: «Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине» (3 Ин. 4).

 

Человеческая любовь живет неконтролируемыми и неуправляемыми темными желаниями; духовная любовь живет в чистом свете служения, предписанного истиной. Человеческая любовь приводит к подчинению другого человека, к зависимости и ограничениям. Духовная любовь порождает свободу братьев согласно Слову. Человеческая любовь взращивает оранжерейные цветы; духовная любовь приносит плоды, произрастающие в соответствии с благой волей Бога и в хорошую погоду и в ненастье. Существование совместной христианской жизни зависит от того, сумеет ли она вовремя обрести способность видеть различие между человеческим идеалом и Божьей реальностью, между духовным и человеческим сообществами.

 

Жизнь или смерть христианского сообщества (общины) зависит от того, приобретет ли оно мудрость увидеть эту разницу своевременно (т. е. как можно скорее). Другими словами, жизнь в христианском общении по Слову будет устойчивой и жизнеспособной, если она не превратится в организационное движение, порядок, общество, collegium pietatis(12), а наоборот — будет рассматривать себя как часть единой,святой,кафолической Христианской Церкви(13), где она активно и пассивно участвует и в страданиях, и в борьбе, и в обетованиях Церкви в целом. Любой принцип выбора и любое разделение, связанное с ним, которое объективно не обусловлено общей работой, местными условиями или семейными связями, представляет собой величайшую опасность для христианского сообщества (общины). Когда встают на путь интеллектуального или духовного выбора, человеческий элемент всегда исподволь добивается своего, лишая христианское общение его духовной силы и благотворности для Церкви и приводя к сектантству. Исключение слабых, незначительных и вроде бы бесполезных людей из Христианского сообщества (общины) может фактически означать исключение Христа; в образе бедного брата Христос стучится в дверь. Поэтому мы должны проявлять здесь большую осторожность.

 

Непроницательный наблюдатель может подумать, что эта смесь идеального и реального, человеческого и духовного, скорее всего, присутствует там, где структура человеческих отношений имеет несколько уровней, например, в браке, семье, дружбе, т. е. там, где человеческий элемент уже узурпировал центральное место в создаваемом сообществе (союзе) и где духовное является лишь дополнением физического и интеллектуального. Согласно этой точке зрения опасность смешивания этих двух сфер (человеческой и духовной) присутствует только в таких взаимоотношениях, но она отсутствует в чисто духовном общении. Это — большое заблуждение. Весь существующий опыт говорит о том, что истина заключается как раз в обратном. В браке, семье, дружбе присутствует осознание понимания ограниченной созидательной силы, выстраивающей эти отношения.

 

Во взаимоотношениях такого рода люди очень хорошо знают (если они разумны), где кончается человеческое и где начинается духовное. Они знают разницу между физическими, интеллектуальными и духовными отношениями. Там же, где создается общение чисто духовного плана, всегда возникает опасность, что во взаимоотношения будет привнесено и перемешано с духовным все человеческое. Чисто духовные отношения не только опасны, но и совершенно анормальны. Мы должны быть особенно осторожны в тех случаях, когда духовное общение не включает наши физические и семейные отношения, а также обычное общение, т. е. все то, что возникает в повседневной жизни, предъявляя требования к людям, работающим вместе. Вот почему, как показал опыт, человеческий элемент наиболее легко проявляется во время кратковременных семинаров (когда участники вместе живут и работают). Нет ничего проще, чем вызвать восторженный энтузиазм в общении христиан за эти несколько дней совместной жизни, но нет ничего и более фатального, чем это, для продуманных здравых повседневных братских взаимоотношений.

 

Вероятно, не найдется ни одного христианина, кому Бог не дал бы воодушевляющих моментов подлинного христианского общения, хотя такие моменты — нечто дополнительное, что милостиво дается сверх «хлеба насущного» жизни христианского сообщества. У нас нет права требовать их. Мы живем вместе с другими христианами не для того, чтобы приобретать их в собственность. Не переживание христианского братства, а твердая вера в братстве сплачивает нас. Бог хочет принимать участие в жизни каждого из нас (и Он это делает). В нашей вере мы рассматриваем это как величайший дар, это наполняет нас радостью и счастьем, но одновременно подготавливает к переживаниям периодов жизни, когда Бог не дает нам братского общения. Мы объединены верой, а не жизненными событиями.

 

«Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» — так восхваляется в Священном Писании жизнь в общении с другими христианами согласно Слову Божьему. Но сегодня мы с полным правом можем истолковать слова «вместе» следующим образом: «быть единым во Христе», ибо только Иисус Христос объединяет нас. «Он — наш мир». Только через Него мы получаем доступ к общению друг с другом, находим радость друг в друге и в совместном общении. (top)

 

 

ГЛАВА 2. День в христианском общении

 

Des Morgens, Gott, dich loben wir,

Des Abends auch beten vor dir.

Unser armes Lied rьhmt dich

Jetzund, immer und ewiglich.

(Лютер, по Амвросию) (14) (top)

 

Начало дня

 

«Слово Христово да вселяется в вас обильно» (Кол. 3:16). Ветхозаветный день начинается вечером и заканчивается на закате солнца следующего дня. Это — время ожидания. День в Новозаветной Церкви начинается с рассветом и заканчивается с восходом солнца на следующий день. Это — время исполнения ожиданий, время воскресения Господа. Христос родился ночью, свет — во тьме. Когда Христос страдал и умер на Кресте, полдень стал ночью. Но на рассвете Пасхального воскресения Христос победно воскрес.

 

«До наступления рассвета на небе

Мой Спаситель Христос воскрес,

Он избавил нас от греха и ночи, и

Принес нам радость, жизнь и свет

Аллилуйя» (15).

 

Этот гимн пели в церкви Реформации. Христос — «Солнце правды»(16),восходящее над ожидающей паствой(Мал.4:2)(17),и любящие Его будут «как солнце, восходящее во всей силе своей» (Суд. 5:31). Раннее утро принадлежит Церкви воскресшего Христа. На рассвете дня она вспоминает то утро, когда смерть и грех были побеждены, и человечество обрело новую жизнь и спасение.

 

Что мы, уже не боящиеся ночи, знаем сегодня о великой радости наших праотцев и первых христиан каждое утро при наступлении света? Если мы хотим снова узнать о хвале и молитвах, подобающих триединому Богу на рассвете дня; о Боге Отце и Создателе, хранившем нас темной ночью и пробудившим нас к новому дню; о Боге Сыне и Спасителе, который превозмог смерть и ад и пребывает среди нас как Победитель; о Боге Святом Духе, изливающем яркий свет Слова Божьего в наши сердца на рассвете, прогоняющем темноту и грех и учащем нас правильно молиться, — то почувствуем радость, которую испытывают братья, живущие в христианском единстве, когда собираются рано утром для совместного поклонения Богу, слушания Слова Божьего и молитвы. Утро не принадлежит одному человеку, оно принадлежит Церкви Триединого Бога, христианской семье, братству. Существует огромное количество древних гимнов, призывающих верующих вместе поклоняться Богу ранним утром. Так, Богемские братья пели на рассвете:

 

День сменил темную ночь,

Просыпайтесь и вставайте, христиане,

Воздайте славу Богу, нашему Господу.

Помните, что Господь Бог

Создал вас по образу Своему,

Чтобы вы познали Его (18).

 

***

 

Снова сияет день широко,

Братья, вознесем хвалу Господу,

Чья милость и благодать хранила нас

Темной ночью, пока мы спали.

Сохрани нас, Боже, и в сей день,

Ибо мы бедные странники.

Будь нам Заступником, сохрани нас

От всякого зла (19).

 

***

 

Свет дня занимается.

Браться, возблагодарим благого Бога

За то, что он милостиво сохранил нас в ночи.

Приносим себя в жертву Тебе, о Боже.

Направь наше слово, дело и устремление

По Своей воле и

Обрати их во благо (20).

 

Жизнь общины по Слову Божьему начинается с совместного поклонения Богу в начале дня. Семья собирается, чтобы воздать хвалу и благодарение Богу, прочитать Священное Писание и помолиться. Тишина утра нарушается сначала молитвой, а затем песней общины. После ночной тишины гимны и Слово Божье воспринимаются особенно легко. Священное Писание учит, что первая мысль и первое слово дня принадлежат Богу: «Господи! рано услышь голос мой, и рано предстану перед Тобою, и буду ожидать» (Пс. 5:4). «Рано утром молитва моя предваряет Тебя» (Пс. 87:14). «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: буду петь и славить. Воспрянь, слава моя, воспрянь, псалтирь и гусли! Я встану рано». (Пс. 56:8, 9). На рассвете верующий человек стремится к Богу: «Предваряю рассвет и взываю; на слово Твое уповаю» (Пс. 119:147). «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62:2). В Книге Премудрости Соломона (неканонической) мы читаем: «Знаем, что должны предварять солнце, чтобы возносить тебе благодарность, и на рассвете дня мы должны молится тебе», а в Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова, так говорится о тех, кто изучает Библию: «Сердце свое он направит к тому, чтобы с раннего утра обращаться к Господу, сотворившему его, и будет молиться пред Всевышним» (39:6). В Библии также говорится об утренних часах как о времени, когда Бог особенно помогает. О Божьем граде сказано, что «Бог поможет ему с раннего утра» (Пс. 45:6). Милосердие Божье «обновляется каждое утро!» (Плач 3:23).

 

Для христиан начало дня не должно быть отягощено думами и заботами о предстоящих трудах. На пороге нового дня стоит Господь, который сотворил его. Тьма и ночные кошмары отступают перед ярким светом Иисуса Христа и Его Словом. Все беспокойство, все постороннее, все заботы и тревоги отступают перед Ним. Поэтому в начале дня пусть суетные и пустые разговоры утихнут, пусть первая мысль и первое слово принадлежат Ему — Тому, кому принадлежит вся наша жизнь. «Встань спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5:14).

 

Священное Писание очень часто напоминает нам, что Божьи люди вставали рано, чтобы искать Бога и выполнять его уставы. Так поступал Авраам, Иаков, Моисей и Иисус Навин (Ср. Бытие 19:27, 22:3; Исход 8:16, 9:13, 24:4; Иисус Навин 3:1, 6:12 и т. д. ). В Евангелии, где нет лишних слов, так говорится о самом Иисусе: «А утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место и там молился» (Мк. 1:35). Некоторые люди встают рано из-за беспокойства и волнений, Священное Писание называет это бесполезным: «Напрасно вы рано встаете… едите хлеб печали» (Пс.126:2)(21).Но можно вставать рано ради любви к Богу. Так делали библейские мужи.

 

Утреннее молитвенное время должно включать чтение Священного Писания, пение гимна и молитву. Для разных групп людей требуются разные формы поклонения. Семья, в которой есть дети, проводит утреннее молитвенное время иначе, чем группа священнослужителей, но это естественно, т. к. группа теологов не может довольствоваться содержанием детских молитв. Однако любое совместное молитвенное время должно включать чтение текста Священного Писания, пение церковных гимнов и общую молитву. Рассмотрим это более подробно. (top)

Секрет Псалтыри

 

Новый Завет подчеркивает необходимость «назидать себя псалмами» (Еф. 5:19): «научайте и вразумляйте друг друга псалмами» (Кол. 3:16). Со времен раннехристианской Церкви совместному пению (чтению) псалмов придавалось особое значение, и до сего дня во многих церквях каждое церковное богослужение начинается с псалмов. Но в наши дни раннехристианская традиция псалмопения почти утрачена, и мы должны найти способ возродить ее. Псалтирь занимает в Священном Писании уникальное место. Это — Слово Божие и, за несколькими исключениями, это и молитва верующих. Что это значит? Как Слово Самого Бога может одновременно являться и молитвой, обращенной к Богу?

 

Этот вопрос связан с открытием, которое делает каждый, кто начинает произносить псалмы как молитву. Сначала человек произносит псалмы как свою собственную молитву, но вскоре начинает понимать, что некоторые из них ему не подходят. Вспомним, например псалмы о невинности (безгрешность), мести, проклятии, а также некоторые псалмы о страданиях Мессии. Тем не менее, эти молитвы являются словами Священного Писания, которые истинный христианин не может обойти как устаревшие или как «ранний этап религии». Верующий не судит Слова Священного Писания, хотя и понимает, что не может молиться этими словами. Он может читать и слушать псалмы как молитвы другого человека, может удивляться и негодовать, но он не может ни использовать их в своей молитве, ни исключить их из Библии.

 

В подобной ситуации лучше сначала обходить необъяснимые места, вновь и вновь возвращаясь к простому и понятному. Однако именно благодаря этим «непонятным» псалмам мы начинаем проникать в секрет Псалтыри. Тот псалом, который мы не можем произнести как свою молитву, который нас ужасает и заставляет «запинаться», подсказывает нам, что здесь молится Кто-то другой, Тот, кто утверждает свою безгрешность, кто призывает Божий суд, кто достиг бесконечных глубин страдания, и этот Кто- то — Сам Христос. И Он молится не только в этих, но и во всех остальных псалмах.

 

Новый Завет и церковь с самого начала свидетельствовали об этом. Человек Иисус Христос, не понаслышке знакомый с бедствиями, болезнями и страданиями, но безгрешный и праведный, молится в псалмах устами церкви. Псалтырь — это молитвенная книга Иисуса Христа в самом подлинном смысле этого слова. Его молитвы создали Псалтирь, который стал Его молитвой на все времена. Понимаем ли мы теперь, как Псалтирь может одновременно представлять собой молитвы, обращенные к Богу, и Слово самого Бога, т. е. молящегося Христа? Через Псалтирь Иисус Христос молится в своей Церкви (общине). Его Церковь (община) также молится. Молится и каждый верующий в отдельности, но не от своего имени, а во имя Иисуса Христа. Он молится не по естественному желанию сердца, а из воплощения Христа молитвой Иисуса-человека, получая обетование, что молитва будет услышана, поскольку Христос через Псалтирь молится вместе с ним и со всей общиной пред небесным престолом Бога. Или вернее, поскольку христиане, произнося в молитве псалмы, объединяются молитвой Иисуса Христа, их молитва доходит до слуха Божьего. Христос становится их заступником.

 

Псалтирь — это заступническая молитва Христа за Церковь. Теперь, когда Христос пребывает с Отцом, новое человечество — Тело Христово на земле — продолжает молиться его молитвой, и так будет до конца времен. Эта молитва принадлежит не отдельному человеку, а всему Телу Христову. Только во Христе становится реальностью то, о чем говорит Псалтырь, и что человек никогда не сможет полностью постигнуть и назвать своим. Вот почему верующие, в молитве произнося псалмы, объединяются в особое братство. Даже если христианин в молитве пропускает какой-то стих или псалом, он есть в молитве другого члена общины, потому что является молитвой истинного Человека Иисуса Христа и Его Тела на земле.

 

В Псалтыри мы учимся молиться на примере молитвы Христа. Псалтирь — это великая школа молитвы. Мы учимся, во-первых, молиться по Слову Божьему и по обетованию. Христианская молитва стоит на прочном фундаменте явленного Слова; она не имеет ничего общего с расплывчатыми эгоистичными желаниями. Мы молимся на основе молитвы истинного Человека — Иисуса Христа. Именно это имеет в виду Священное Писание, говоря, что Святой Дух молится в нас и за нас, что Христос молится за нас, и мы можем обращаться к Богу с молитвой только во имя Иисуса Христа.

 

Во-вторых, мы узнаем, о чем нужно молиться. Хотя молитвы Псалтыри охватывают очень широкий спектр жизненных ситуаций, намного превосходящий опыт одного человека, мы с верой произносим все молитвы Христа, Который был истинным Человеком, и один испытал все, о чем говорится в молитве.

 

Итак, можем ли мы произносить в молитвах псалмы проклятия? Если исходить из того, что мы, сами грешники, связываем молитвы об отмщении со злыми мыслями, то мы не должны этого делать. Но если в нас пребывает Христос, принявший на себя отмщение Бога и подвергшийся гневу Божьему вместо нас ради искупления своих врагов, то мы, будучи во Христе, тоже можем молиться псалмами, исходящими из сердца Иисуса Христа(22).Можем ли мы вместе с Псалмопевцем называть себя безвинными, благочестивыми и праведными? Нет, не можем, оставаясь тем, что мы есть. Мы не можем говорить о своих добродетелях в молитве, исходящей из порочного сердца, но мы можем и должны говорить о них, если молитва исходит из сердца Христа, Который был безгрешен и чист, непорочность Которого частично перешла и на нас через веру. Поскольку «кровь и праведность Христа»стали«нашим великолепным облачением»(23) , мы можем и должны молиться псалмами невинности, которые есть молитва Христа за нас и Его дар нам. Через Него нам принадлежат и эти псалмы тоже.

 

Но как нам молиться псалмами, где говорится о невыразимых страданиях и несчастьях, смысл которых не доходит до нас? Мы можем и должны молиться ими, но не для того, чтобы прочувствовать то, с чем наши сердца не сталкивались или жаловаться. Мы делаем это, потому что страдания были реальны в Иисусе Христе. Человек Иисус Христос испытал болезни, боль, унижение и смерть. В его страданиях и смерти вся плоть страдала и умерла. То, что произошло с нами на Кресте Христа — смерть ветхого человека, — а также благодаря тому, что происходит и должно происходить в нас после крещения — отмирание плоти, — дает нам право молиться этими молитвами. Через Крест псалмы переданы Телу Христа на земле как молитвы, исходящие из Его сердца.

 

На этом мы закончим рассмотрение данной темы. Мы стремились показать объем и глубину Псалтыри как молитвы Христовой. На земле мы можем познавать ее смысл лишь постепенно.

 

В-третьих, псалмы учат нас молиться сообща. Молится все тело Христово, и каждый отдельный христианин понимает, что его молитва — лишь крохотная часть общей молитвы церкви. Он учится молиться молитвой Тела Христова. Это приподнимает его над личными заботами, позволяя молиться беззаветно. В ветхозаветных общинах многие псалмы, скорее всего, использовались как антифон. Так называемый parallelismus membrorum(24),повтор во второй строке стиха представляет собой не просто литературную форму. Он имеет определенное значение для церкви и теологии.

 

Было бы очень полезно основательно рассмотреть этот вопрос. Прочтите псалом 5, являющийся ярким примером антифона. Там одно и то же прошение возносят Богу два голоса. Разве это не доказательство тому, что человек, молясь, никогда не молится один? В молитве всегда присутствует другой член братства Тела Христова, — сам Иисус Христос, молящийся с верующим, чтобы его молитва могла быть истинной. Разве повторы, которым в Псалме 118, кажется, нет конца, не дают нам полное основание предполагать, что каждое слово должно проникать в глубину сердца, что достигается только бесконечным повторением? Разве это не указывает на то, что молитва — не излияние чувств в минуты горя или радости, а непрекращающееся познание, принятие и запечатление в человеческом разуме воли Божьей в Иисусе Христе?(25)Расположив псалмы в другом порядке, а именно, согласно семи прошениям Молитвы Господней, Этингер открыл глубокую истину, обнаружив, что весь спектр молитвенных прошений Псалтыри неразрывно связан с краткими прошениями Молитвы Господней(26). Во всех наших молитвах присутствует только молитва Иисуса Христа. Только она содержит обетование исполнения и освобождает нас от пустословия языческих повторов. Чем глубже мы постигаем псалмы и чем чаще мы их произносим, тем проще и богаче становятся наши молитвы. (top)

Чтение Священного Писания

 

Когда семья собирается для поклонения Богу, после молитвы, псалмов и пения гимна следует читать Священное Писание. «Занимайся чтением» (1 Тим. 4:13). Нам нужно преодолеть много предубеждений, чтобы придти к правильному чтению Священного Писания. Почти все мы выросли с мыслью, что чтение Писания — всего лишь слышание слова Божия на каждый день. Поэтому для многих чтение Писания состоит лишь из нескольких коротких стихов, формирующих основную мысль дня. Подборка стихов из Библии для ежедневного чтения, опубликованная Моравскими Братьями (27), является, конечно, настоящим благословением для всех, кто с ней знаком. Это к своему удивлению открыли многие христиане, особенно во времена испытаний. Однако эти краткие библейские отрывки не могут заменить чтения Писания в целом. Библейский стих на каждый день — еще не все Священное Писание, которое остается на все времена, до Последних Дней. Священное Писание — это больше, чем призыв, больше, чем «хлеб на каждый день»(28).Это Слово,явленное Богом для всех людей и на все времена. Священное Писание не есть совокупность отдельных отрывков; это единое целое, и именно так оно должно восприниматься.

 

Священное Писание представляет собой Слово Божье. Только в бесконечности его внутренних связей, в соединении Ветхого и Нового Завета, обетования и его исполнения, жертвенности и закона, закона и Евангелия, жизни и надежды можно постигнуть во всей полноте свидетельство об Иисусе Христе. Вот почему помимо молитвы и псалмов молитвенное время должно включать более продолжительное чтение из Ветхого и Нового Заветов.

 

Утром и вечером христианская семья должна читать вслух одну главу из Ветхого Завета и хотя бы полглавы из Нового Завета. Когда семья начинает вводить эту практику у себя дома, многим членам семьи даже такой небольшой объем чтения кажется чрезмерным. Они возражают против нового порядка, говоря, что невозможно воспринять и удержать так много мыслей и событий, что читать больше, чем можно усвоить, значит проявлять неуважение к Божьему Слову. Мы довольно охотно соглашаемся с этими возражениями и возвращаемся к старому обычаю — читать только отдельные библейские стихи.

 

Однако здесь таится большая ошибка. Если нам, взрослым христианам, действительно трудно понять даже одну главу Ветхого Завета, то нам должно быть стыдно. Что это говорит о нашем знании Писания и о нашем предыдущем чтении его? Если бы нам была знакома суть читаемого, мы могли бы спокойно прослушать целую главу, особенно если перед нами лежит открытая Библия. Приходится признаваться, что мы еще мало знакомы с Писанием. Незнание Божьего Слова заставляет нас серьезно пересмотреть отношение к чтению Библии, иначе и не может быть. И разве мы, служители церкви, не должны тут быть первыми?

 

Не пытайтесь возразить, что цель молитвенного времени гораздо глубже, чем изучение содержания Писания, что это слишком простая цель, которая достигается отдельно от поклонения. Подобное возражение связано с ошибочным представлением о «молитвенном собрании». Божье Слово должно быть услышано каждым по-своему в зависимости от меры своего понимания. Ребенок впервые слышит и постигает Библию в семейном кругу. Взрослый христианин постоянно изучает Библию, совершенствуя свои знания. Этому процессу нет конца.

 

Не только молодые, но и взрослые христиане жалуются на слишком долгое чтение Священного Писания и на то, что многое в нем они не понимают. На это можно ответить так: для зрелого христианина любое чтение Писания является «слишком длинным», даже самое короткое. Что это значит? Писание — это единое целое, каждое слово и предложение в нем настолько тесно связаны с целым, что невозможно охватить это целое, слушая отдельные отрывки. Отсюда следует, что все Писание и каждый его отрывок выше нашего понимания. Хорошо бы постоянно напоминать себе об этом факте, указывающем на Иисуса Христа, «в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения». (Кол. 2:3). Можно сказать, что чтение Писания и должно быть немного «длинным», потому что это не просто полезная мудрость, но Божье Слово, открывающееся в Иисусе Христе.

 

Поскольку Писание является corpus, живым целым, семейные общины должны придерживаться так называемого lectio continua (29), или последовательного чтения. Исторические книги, пророки, Евангелия, Послания и Откровение должны читаться как Слово Божье, в контексте. Слушая их, верующие переносятся в чудесный мир откровений израильского народа с его пророками, судьями, царями и князьями, с его войнами, праздниками, жертвоприношениями и страданиями. Община верующих становится свидетельницей рождения, крещения, чудес и речей Христа, Его страданий, смерти и воскресения. Верующие принимают участие в событиях, которые произошли на земле ради блага всего мира, получая при этом спасение в Иисусе Христе.

 

Последовательное чтение книг Библии переносит слушателя туда, где Бог когда-то раз и навсегда совершил Свое деяние ради спасения людей. Именно в богослужебных чтениях исторические книги Писания читаются как будто заново. Забывая и теряя себя, мы переходим Красное Море, бродим по пустыне и, перейдя реку Иордан, входим в обетованную землю. Вместе с Израилем мы впадаем в сомнения и неверие, но через наказание и раскаяние вновь обретаем Божью помощь и верность. Все это — не просто фантазия, а святая, божественная реальность. Мы вырваны из сегодняшнего дня и помещены в гущу событий Святой истории Бога на земле. На ней Бог занимался нами, Он по- прежнему занимается нами, нашими нуждами и грехами, наказывая и милуя. Важно не то, что Бог принимает участие в нашей жизни, а то, что мы — почтительные слушатели и участники деяний Бога в священной истории, земной истории Христа. И пока мы участвуем в этой истории, Бог пребывает с нами.

 

Здесь мы видим совершенно иной взгляд на вещи. Божье присутствие и помощь должны не в нашей жизни проявляться, а быть показаны нам в жизни Иисуса Христа. Для нас более важно знать, что Бог совершил для Израиля, для Сына Своего Иисуса Христа, чем пытается понять, что Бог намерен сделать для нас сегодня. Тот факт, что Иисус Христос умер, более важен, чем моя собственная смерть. То, что Иисус Христос воскрес из мертвых, — моя единственная надежда на воскресение в Последний День. Наше спасение находится «вне нас»(extra nos)(30),поэтому я не могу найти спасение в истории моей жизни, а только в истории жизни Иисуса Христа. Только тот, кто ищет себя в Иисусе Христе, в Его воплощении, Кресте и воскресении, пребывает с Богом, а Бог пребывает с ним.

 

Если помнить об этом, чтение Св. Писания на молитвенных собраниях становится более значимым и благотворным с каждым днем. То, что мы называем нашей жизнью, нашими бедами, нашей виной — далеко не вся реальность. Наша жизнь, нужды, вина и спасение заключены в Святом Писании. Поскольку именно в нем Богу было угодно явить Себя, только там мы будем спасены. Только в Священном Писании мы учимся познавать нашу собственную историю.

 

Бог Авраама, Исаака и Иакова — это Бог и Отец Иисуса Христа и наш Отец. Мы должны заново учиться постигать и изучать Св. Писание, чтобы знать его так, как знали его отцы Реформации и наши отцы. Мы не должны жалеть свое время и старания, затраченные на изучение Св. Писания. Мы должны знать Св. Писание прежде всего ради нашего спасения. Но помимо этого есть и другие веские причины. Например, как мы можем приобрести чувство уверенности для личной жизни и участия в церковных делах, если не имеем прочного библейского основания? Наш путь определяется не нашим сердцем, но Словом Божьим.

 

Но кто сегодня понимает, что нам необходимы библейские подтверждения? Как часто, принимая важное решение, мы слышим доводы, взятые «из жизни» и «из опыта», и забываем о доводах Св. Писания. Житейские обоснования укажут выход из затруднительной ситуации в прямо противоположном направлении. Поэтому неудивительно, что тот, кто ставит под сомнение библейскую мудрость, на поверку оказывается человеком, не знающим и не изучающим Св. Писание. Тот, кто не учится разбираться в Библии применительно к самому себе, не является евангельским христианином.

 

Далее можно задать следующий вопрос: «Как можно помочь брату-христианину решить его проблему и рассеять его сомнения, если не с помощью Слова Божия?» Все наши собственные слова оказываются несостоятельными. Но тот, кто подобно хорошему «хозяину… выносит из сокровищницы своей новое и старое» (Мф. 13:52), кто может, исходя из богатства Слова Божия, извлечь из Св. Писания много наставлений, предостережений и утешений, тот сможет с помощью Божьего Слова изгнать демонов и помочь своему брату. «Притом ты из детства знаешь священные писания, которые могут умудрить тебя во спасении…» (2 Тим. 3:15).

 

Как же мы должны читать Св. Писание? В кругу семьи лучше всего читать вслух по очереди. Вскоре члены семьи поймут, что читать Библию вслух для других не так уж легко. Чем более естественно будет относиться человек к читаемому тексту, тем больше его чтение будет соответствовать содержанию.

 

В чтении легко заметить разницу между опытным христианином и новичком. Следует принять за правило не отождествлять себя с лицом, которое «говорит» в тексте Библии. Это не я разгневан, а Бог; это не я утешаю, а Бог; это не я наставляю, а Бог в Св. Писании. Конечно, я мог бы изобразить, как Бог гневается, утешает, наставляет, как бы представив себя в описываемой ситуации и читая текст не с монотонным безразличием, а с подлинным волнением и переживаниями. Однако разница между правильным и неправильным чтением Св. Писания заключается в том, что я не должен отождествлять себя с Богом, я просто должен служить Ему. В противном случае мое чтение будет напыщенным, эмоциональным и сентиментальным или же повелительным и властным, т. е. я буду привлекать внимание слушателей к себе, а не к Слову Божьему, что является наихудшим из грехов при чтении Св. Писания.

 

Для лучшего понимания можно привести аналогичный пример из другой области. Положение, в котором находится человек, читающий Св. Писание вслух, можно сравнить с чтением письма своего друга кому-то еще (31). Ведь вы не будете читать это письмо так, как если бы вы сами написали его. При чтении письма дистанция между вами и вашим другом сохраняется. Но с другой стороны вы не можете читать это письмо другим людям так, как если бы оно было вам безразлично. Вы читаете его с интересом и уважением. Нельзя добиться правильного чтения вслух Св. Писания путем заучивания каких-то технических приемов. Правильное чтение Св. Писания может удаваться лучше или хуже в зависимости от духовного настроя. Во многих случаях не приукрашенное, неторопливое чтение Библии простыми христианами, имеющими большой опыт чтения, намного превосходит самое возвышенное чтение священнослужителя.

 

Последовательное чтение Св. Писания не означает, что верующие забываю о коротких отрывках из Библии. Их можно читать как текст на предстоящую неделю или день в начале молитвенного собрания или в других случаях. (top)

Новая песнь

 

Вслед за молитвой с произнесением псалмов и чтением Св. Писания должно следовать пение гимна. Гимн — это голос Церкви, восхваляющий Бога, благодарящий Его и молящийся Ему.

 

«Воспойте Господу новую песнь», (32) — призывает псалмопевец. Каждое утро в семейном кругу поется новый гимн — гимн Христа. Вся Божья Церковь поет этот гимн на земле и на небесах, призывая нас к единению. Бог уготовил Себе одну великую песнь хвалы на все века, и тот, кто вступает в Божье сообщество, присоединяется к поющим эту песнь. Это песнь, которую «все утренние звезды пели вместе и радовались ангелы» (Иов 38:7, современный перевод). Это победная песнь детей Израиля после перехода Красного моря(33), Величание Девы Марии после благовещения(34), хвалебная песнь Павла и Силы в тюрьме(35),хвала певцов на морской глади после спасения, «песнь Моисея, раба Божия, песнь Агнца» (Откр. 15:3). Это новая песнь небесного братства.

 

Каждый день, утром и вечером, Церковь земная возносит песнь хвалы триединому Богу и Его делам. Эта песнь имеет различное звучание на земле и на небесах. На земле это песнь верующих, на небесах это песнь тех, кто видит Его воочию. На земле эта песнь выражается бедным человеческим языком, а на небесах это «неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12:4), «новая песнь», которой «никто не мог научиться… кроме сих ста сорока тысяч» (Откр. 14:3), песнь под звуки «гуслей Божиих» (Откр. 15:2).

 

Что мы знаем об этой новой песни и гуслях Божьих? Наша новая песнь — это песнь земная, песнь странников, которым Слово Божие освещает путь. Земная песнь неразрывно связана со Словом, которое Бог явил в Иисусе Христе. Это бесхитростная песнь земных детей, призванных быть чадами Божьими; в ней нет экстаза и неистовства, только трезвое и благодарное размышление о явленном Богом Слове.

 

«Пойте и воспевайте в сердцах ваших Господу» (Еф. 5:19). Новая песнь сначала поется в сердце. Ее и нельзя петь никак иначе. Сердце поет, потому что исполнено Христом. Вот почему любое пение в церкви — духовный процесс. Верность и преданность Слову, единение в общине, большое смирение и дисциплина — вот основа совместного пения. Если сердце не участвует в пении, пение становится самовосхвалением. Где не воспевают Господа, там поют ради себя или ради музыки, и тогда новая песнь превращается в идолопоклонство.

 

«Назидайте самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными» (Еф. 5:19). Наша песнь на земле — это Слово, облеченное в музыкальную форму. Почему христиане поют, когда собираются? Прежде всего, потому что, исполняя гимны, они имеют возможность вместе произносить одно и то же Слово и молиться. В гимне все внимание и молитва сосредоточены на Слове. То, что мы не читаем гимн, а поем, показывает, что слова не могут передать все, что мы хотим выразить, потому что суть гимна превыше любых земных слов. Тем не менее, мы поем не только мелодию, но и слова хвалы и благодарения, исповедания и молитвы. Музыка здесь полностью подчинена Слову, показывая его непостижимую суть.

 

Поскольку гимн неотделим от Слова, совместное пение верующих, особенно в семейном кругу — это в основном пение в один голос. Слова и музыка сливаются в необычайной гармонии. Возвышенный тон одноголосного пения держится на словах гимна, ему не требуется музыкальное подкрепление других голосов. «Давайте петь единым голосом сегодня,из глубины души вознося Богу хвалу и молитву»(36)— так пели Богемские братья. «Единодушно, едиными устами славьте Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа» (Рим. 15:6).

 

Чистота, не приукрашенная музыкальными приемами, ясность, не замутненная стремлением придать музыке такую же важность, как у Слова, простота и скромность, человечность и теплота — все это должно быть присуще совместному пению верующих. Справедливости ради надо сказать, что красота такого пения открывается нашему слуху лишь постепенно, в результате постоянного упражнения. Воспримет община такое пение или нет, зависит от ее духовной интуиции. Это пение Господу, пение Слова, исходящее из сердца, пение в единстве.

 

У одноголосного пения есть враги, от которых следует решительно избавляться. Нигде в богослужении так не проявляется тщеславие и дурной вкус, как в пении. Речь идет, например, о добавлении второго голоса, что практикуется почти повсеместно. С его помощью одноголосному пению пытаются придать полноту звучания, что губит и слова, и мелодию. Это может быть бас или альт, обращающий на себя внимание тем, что поет на октаву ниже, или солист, поющий в полный голос, крещендо и трелями затмевая все остальное. Есть и менее опасные «враги» — «немузыкальные» люди, которые просто не умеют петь (кстати, их гораздо меньше, чем нас хотят уверить), а также прихожане, которые не в настроении, не участвуют в пении, нарушая тем самым гармоничное общение верующих.

 

При всей своей трудности одноголосное пение относится скорее к духовной области, чем к области музыки. Там, где каждый верующий настроен на совместное поклонение и дисциплину, одноголосное пение при всей своей простоте приносит особую, неповторимую радость.

 

Для овладения навыком одноголосного пения следует начинать с хоралов времен Реформации и гимнов Богемских братьев, а затем переходить к гимнам раннехристианской церкви. Тогда само собой придет понимание, какие гимны из наших сборников подходят для пения в унисон, а какие нет. Здесь любое слепое следование доктрине (с чем мы постоянно сталкиваемся) исходит от лукавого. Решение следует принимать исходя из свойств каждого конкретного гимна, чрезмерно не усердствуя в борьбе с традицией. Христианская семья должна стараться выучить как можно больше гимнов наизусть. Этого можно добиться, если каждый раз, собираясь для молитвы, петь помимо целого гимна еще несколько строф в перерыве между чтением Св. Писания.

 

В пении следует упражняться не только в определенное время дня, но и в определенные дни недели. Чем больше мы поем, тем больше радости получаем от пения. Но главное, чем больше любви, дисциплины и радости мы вкладываем в пение, тем больше благословений принесет оно общине.

 

Совместное пение — это голос церкви. Пою не я, а церковь, я же, как один из ее членов, принимаю участие в ее пении. Совместное пение должно улучшать наше духовное зрение, помогать нам ощущать свою маленькую общину частью земной христианской церкви, чтобы наш голос (слабый или сильный) радостно вливался в песнь церкви. (top)

Совместная молитва

 

Божье Слово, голос церкви и наша молитва неразрывно связаны. Поговорим же о совместной молитве. «Если двое из вас согласятся(37) на земле просить о всяком деле,то чего бы ни попросили, дано будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 18:19). Никакая другая часть молитвенного собрания не вызывает столько трудностей, как общая молитва, ибо здесь нам приходится говорить самим. Мы услышали Слово Божье, нам было дозволено объединиться в гимне церкви, а теперь мы должны всей общиной помолиться Богу, причем эта молитва должна быть действительно нашей, о нашем дне, труде, насущных потребностях и грехах, нас угнетающих, о людях, вверенных нашим заботам. Должны ли мы молиться за себя? Позволительно ли произносить общую молитву своими устами и своими словами? Что ни говори, если христиане хотят жить в единении согласно Слову Божьему, они могут и должны сообща молиться Богу своими собственными словами. У них общие прошения, общая благодарность, общая заступническая молитва; они должны молиться вместе радостно и уверенно. Надо преодолеть страх и смущение от молитвы в присутствии других, когда общая братская молитва смиренно и спокойно возносится Богу одним из нас. Когда один из братьев молится Богу за всех во имя Иисуса Христа — даже если он говорит нескладно и запинаясь — следует воздерживаться от критики. Общая молитва — самая естественная потребность христианина. Как бы ни хотелось нам сделать ее совершенной, чистой и строго библейской, не следует подавлять живую молитву, ибо Иисус связывает с ней большое обетование.

 

Желательно, чтобы живая общая молитва в конце семейного собрания произносилась главой семьи, или, по крайней мере, одним и тем же человеком. Чтобы уберечь общую молитву от субъективности, кто-то должен молиться за всех на протяжении долгого времени.

 

Чтобы один человек мог успешно молиться за общину, остальные ее члены должны помолились за него и за его молитву. Как может человек произносить молитву от лица всех, если его не укрепляют и не поддерживают? Любое критическое замечание следует превращать в более драгоценное заступничество и братскую помощь. В противном случае христианская община может очень легко разрушиться.

 

Свободная общая молитва — это молитва целой общины, а не только того человека, которому поручено помолиться за всех. Поэтому он должен участвовать в жизни общины, знать заботы и нужды, радости и надежды каждого ее члена. Он должен быть знаком с ее трудом и всем, что с ним связано. Он молится как брат среди братьев. От него требуется большое внимание, чтобы не спутать свое сердце с сердцем общины. Только в этом случае он будет хорошо выполнять поручение молиться за всю христианскую общину. Желательно, чтобы остальные члены общины помогали ему советом, сообщали свои просьбы об упоминании в молитве своих нужд и потребностей. Тогда молитва действительно будет общей для всех.

 

Хотя это молитва в свободной форме, она должна иметь внутренний порядок, не становиться хаотичным излиянием чувств, а быть молитвой сформировавшейся общины. Некоторые нужды упоминаются в молитве каждый день, с небольшими различиями. Сначала ежедневные прошения будут несколько однообразны, но в результате это поможет избавиться от чрезмерно индивидуальной формы. Если есть возможность увеличить количество ежедневных прошений, можно попробовать составлять план на неделю, если же нет — он станет подспорьем в личной молитве. Освободить молитву от субъективности поможет чтение Писания, в котором она найдет твердое основание.

 

Часто бывает, что человек, которому поручена молитва от имени общины, не в настроении и склонен передать это поручение другому верующему. Однако это нежелательно, поскольку ставит молитву в зависимость от настроений, не имеющих отношения к духовной жизни. Если человек, чувствуя внутреннюю опустошенность и усталость, либо обремененный грехом, отказывается выполнять свои обязанности, ему следует вспомнить, что значит иметь поручение в общине. Братья должны поддержать его и помочь справиться с малодушием и неспособностью молиться. Возможно, именно в этот момент он постигнет суть сказанного апостолом Павлом: «Ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим. 8:26). Главное, чтобы община воспринимала молитву брата как свою собственную и участвовала в ней.

 

Иногда общепринятые молитвы могут быть полезны и в маленьких семейных общинах, хотя зачастую это становится отступлением от настоящей молитвы. Церковные формы и глубокие мысли могут легко увести нас от собственной молитвы, наша молитва становится красивой и глубокой, но неискренней. Хотя церковные традиции полезны, так как учат нас как молиться, они не могут заменить молитву, которую я сегодня должен моем Богу. Даже самые безыскусные и невнятно произнесенные, но собственные слова бывают лучше, чем красиво составленная молитва. Нет необходимости подробно говорить о том, что церковное богослужение отличается от ежедневного богослужения в кругу семьи.

 

Иногда группа христиан чувствует потребность собираться для особой молитвы. Здесь нет никаких установленных правил, кроме одного: собираться по общему желанию и согласию. Любая личная инициатива в данном вопросе может посеять разногласия в общине. Именно здесь должна проявиться способность сильных нести бремя слабых и способность слабых не осуждать сильных(38). Новый Завет учит, что произвольная общая молитва христиан является наиболее естественной формой христианского поклонения и не должна вызывать недоверия. Но если в группе кто-то чувствует недоверие или испытывает неловкость, к нему надо отнестись с терпением. Пусть ничто не делается по принуждению, а только по желанию и в любви. (top)

Общение христиан за столом

 

Итак, на пороге каждого нового дня стоит Божье Слово, гимн церкви и общая молитва. Только когда христиане укрепятся хлебом вечной жизни, они получают от Бога земной хлеб для поддержания телесной жизни. Воздавая благодарение Богу и прося Его благословений, христианская семья получает хлеб свой насущный из рук Господа. С тех пор, как Иисус Христос воссел со своими учениками, общение за трапезой всегда благословляется Его присутствием. «И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его» (Лк. 24:30-31).

 

В Св. Писании говорится о трех видах христианского общения за трапезой, при котором присутствует Иисус: ежедневное общение за столом, Святое Причастие и, наконец, общение в Царстве Божьем. Во всех этих случаях главным является то, что «открылись у них глаза, и они узнали Его».

 

Что значит узнать Иисуса Христа в присутствии этих даров?

 

Во-первых, это значит познать Его как «подателя благ», Господа и Создателя мира вместе с Богом Отцом и Святым Духом. Поэтому христиане за столом молятся словами «Да будет благословенны Твои дары»(39),признавая тем самым вечную божественную сущность Иисуса Христа.

 

Во-вторых, это значит признать, что все земные дары даются ради Христа, так как весь этот мир сохраняется только ради Иисуса Христа, Его Слова и Евангелия. Он — истинный хлеб жизни. Он не только даритель, но и Сам дар, ради которого существуют все земные дары. Бог в Своем терпении продолжает поддерживать нас дарами, но только потому, что благая весть об Иисусе Христе должна распространяться и находить верующих, и потому что наша миссия еще не завершилась. Поэтому христиане молятся за столом словами Лютера: «О, Господи Боже, небесный Отец, благослови нас Своими дарами, которые ты по милости Своей даешь нам через Иисуса Христа,Господа нашего, аминь»(40), исповедуя тем самым, что Иисус Христос — божественный Посредник и Спаситель.

 

В-третьих, христианская община верит в то, что когда она молится о присутствии Господа, Господь всегда с ними. Они молятся так: «Господи Иисусе, приди, будь нашим гостем»(41),исповедуя тем самым милостивую вездесущность Иисуса Христа. Каждый раз, когда христиане садятся за стол, они проникаются благодарностью к присутствующему среди них живому Господу и Богу, Иисусу Христу.

 

Нельзя сказать, что молясь о присутствии Господа за столом, христиане преследуют цель «освящения» материальных даров. Наоборот, преисполненные великой радости от получения материальных благ, они признают Господа истинным подателем всех даров, подлинным Даром, истинным Хлебом жизни и, наконец, Тем, кто призывает их на пир в Царстве Божьем. Вот почему ежедневное общение за столом особенным образом соединяет христиан с Господом и друг с другом. За столом они узнают Господа, Того, кто преломляет хлеб для них, и глаза их открываются для веры.

 

Общение за столом — это праздник. Среди повседневного труда оно служит постоянным напоминанием о том, что Бог отдыхал, завершив Свою работу, о Шаббате как о смысле и цели недели, и о нашем труде. Наша жизнь — это не только труд, но и обновление сил и радость в благости Божьей. Трудимся мы, но Бог питает и поддерживает нас, и это причина, достойная празднования. Человек не должен есть «хлеб печали» (Пс. 126:2); он должен «есть с веселием хлеб свой» (Еккл. 9:7); «и похвалил я веселие, потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться» (Еккл. 8:15); но, разумеется, «кто может есть и кто может наслаждаться без Него?» (Еккл. 2:25). О семидесяти старейшинах Израилевых, которые взошли на гору Синай с Моисеем и Аароном, сказано, что «они видели Бога, и ели, и пили» (Исх. 24:11). Бог не приемлет наше непраздничное и невеселое настроение, когда мы едим наш хлеб в печали, в показной торопливой спешке или даже с чувством стыда. Бог призывает нас возрадоваться и отдохнуть посреди нашего рабочего дня, сев за стол со своими братьями.

 

Общение христиан за столом предполагает определенные обязательства.Мы едим НАШ насущный хлеб(42),а не каждый ест свой собственный. Мы разделяем хлеб друг с другом. Таким образом, мы связаны друг с другом не только в Духе, но и во всем нашем физическом существе. Один хлеб (43), который дается всем нам, связывает нас прочным заветом. Никто не должен быть голодным, если у другого есть хлеб, и тот, кто нарушает это общение материальной жизни, нарушает общение в Духе. «Раздели с голодным хлеб» (Ис. 58:7). «Не опечаль души алчущей» (Сирах 4:2), ибо это Господь приходит под видом «алчущего» (Мф. 25:37). «Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: „идите с миром, грейтесь и питайтесь“, но не даст им потребного для тела: что пользы?» (Иак. 2:15, 16). Когда мы едим хлеб наш насущный вместе, нам для насыщения достаточно даже самой малой толики. Голод наступает только тогда, когда человек заботиться о себе одном. Таков странный божественный закон. Разве история о насыщении пяти тысяч двумя рыбами и пятью хлебами (а также и другие библейские истории) не говорит нам о том же? (44)

 

Общение за столом учит христиан понимать, что они по- прежнему едят тленный хлеб своего земного странствия. Но если они разделяют этот хлеб друг с другом на земле, они все вместе будут принимать нетленный хлеб в доме Бога Отца. «Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!» (Лк. 14:15). (top)

Повседневный труд

 

От рассвета до заката день христианина проходит в трудах. «Выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера» (Пс. 103:23). В большинстве случаев молитвенное собрание христианской семьи прерывает рабочий день. Моление и работа — это две разные вещи. Работа не должна мешать молитве, а молитва не должна мешать работе. Божья была была как на то, чтобы человек работал шесть дней, а на седьмой отдыхал и освящал день в Его присутствии, так и на то, чтобы каждый день христианина состоял из молитвы и работы. Молитва имеет право на свое время. Одна, но большая часть дня принадлежит труду. И только там, где и работа и молитва получают то, что им положено, становится ясно, что они неразделимы. Без труда и бремени дневных забот молитва не есть молитва, а без молитвы работа не есть работа. Это понимает только христианин. Единство труда и молитвы становится явным, когда есть четкое разграничение между ними.

 

Работа погружает человека в мир вещей. Христианин выходит из мира братских отношений и вступает в мир безликих вещей, соприкосновение с которым помогает ему познать объективность, т. к. «неодушевленный» мир — это всего лишь орудие в руках Бога для очищения христиан от эгоцентризма и своекорыстия (45).Мирская работа может быть сделана только там, где человек забывает о себе, где он растворяется в деле, реальности, задании, в «бездушном» мире. В труде человек приучается ограничиваться только работой, работа для него становится лекарством против лености и нерадения. Страсть плоти угасает в мире вещей. Но это может произойти, только если христианин прорывается через «бездушность вещей» к «Тебе», т. е. к Богу, который дает ему работу и делает так, что работа становится средством освобождения человека от самого себя. При этом работа не перестает быть работой. Наоборот, тот, кто понимает, что для него делает работа, ищет трудную и тяжелую работу. Борьба с миром вещей по- прежнему продолжается, она ведется постоянно, но в то же время происходит «откровение»: человек открывает для себя единство молитвы и труда, единство дня. Найти, помимо бездушного мира каждодневной работы, «Тебя», т. е. Бога, означает, как оказал апостол Павел «молиться непрестанно» (1 Фесс. 5:17). Молитва христианина выходит за рамки отведенного ей времени, «прорастая» в работу. Она пронизывает весь день, но при этом не мешает работе, а наоборот помогает, придавая ей смысл и радость. Таким образом, каждое слово и каждое усилие христианина становится молитвой. Это не означает, что он постоянно отвлекается от работы. Это означает, что он пробивается через бездушность вещей к милостивому ТЫ. «И все, что вы делаете словом или делом, все делаете во имя Господа Иисуса Христа» (46) (Кол. 3:17)

 

Благодаря такой цельности дня в единении молитвы и труда в нем присутствует порядок и дисциплина. Они должны присутствовать как в утренней молитве, так и в течение всего рабочего дня. Утренняя молитва определяет день. Сожаление о бесцельно потраченном времени, одолевающие нас искушения, лень и вялость в работе, недисциплинированность и беспорядок в мыслях и отношениях с другими людьми зачастую являются причиной нашего невнимания во время утренней молитвы. Если наше время укоренено в молитве, оно будет лучше организованно, распределено и использовано. Искушения, которые нам приносит рабочий день, преодолеваются обращением к Богу. Решения, которых требует от нас работа, будут проще и легче, если мы будем принимать их, исходя не из страха перед людьми, а в присутствии Бога. «И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков» (Кол. 3:23). Даже нудная механическая работа будет выполняться с большим терпением, если человек будет делать ее, помня о Боге и Его повелениях. Сила и энергия, которые мы вкладываем в работу, возрастают, когда мы молимся Богу, прося укрепить нас для совершения повседневной работы. (top)

Полдень и Вечер

 

Если есть возможность, полдень должен стать для христианской семьи часом отдыха, прерывающим трудовой день. Полдня прошло. Семья благодарит Бога и молится о том, чтобы Он сохранил всех до наступления вечера. Она получает свой хлеб насущный и молится словами гимна Реформации:

 

«О накорми, Отец, твоих детей

Утешь нас, страдающих грешников» (47).

 

Бог дает пропитание. Мы не можем и не должны требовать наше пропитание как если бы мы имели на него право, ибо мы, бедные грешники, не заслуживаем его. Пропитание, которое дает нам Бог, становится утешением страждущих, ибо это — знак Его благодати и верности, знак того, что Бог поддерживает и направляет Своих детей. Правда в Св. Писании сказано: «…если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фесс. 3:10), т. е. «хлеб насущный» мы должны заработать. Но в Св. Писании ничего не сказано о том, что работающий человек должен требовать от Бога свой хлеб. Есть повеление, чтобы мы работали, но хлеб насущный — это милостивый дар Божий. Мы не должны воспринимать, как должное, то, что наша работа дает нам хлеб; это скорее порядок, предусмотренный Богом по Его благодати.

 

День принадлежит Богу, и в середине дня Божьи люди собираются и принимают Божье приглашение придти и сесть за стол. Полдень — один из семи молитвенных часов Церкви и Псалтири (48). В разгаре дня Церковь возносит свой голос триединому Богу, восхваляя Его чудеса и молясь о помощи и скором искуплении.В полдень,когда Иисус был на Кресте(49), и когда завершалась искупительная работа,померкло небо(50). И если христианская семья может собираться вместе в этот час на короткое время для молитвы и пения гимна, это не пройдет бесследно.

 

Рабочий день подходит к концу. Если он был трудным и напряженным, христианин поймет, что имел в виду Пауль Герхардт, говоря:

 

«Моя голова, руки и ноги

Радостно приветствуют отдых,

Зная, что их труд окончен.

Сердце мое, ты тоже должно

Успокоиться и освободиться от грешных чувств,

Перестань щемить и печалиться» (51).

 

Достаточно и одного сегодняшнего дня для укрепления веры, следующий день принесет свои заботы.

 

Христианская семья снова собирается вместе за вечерним столом на последнее молитвенное собрание. Вместе с учениками из Еммауса они молятся: «…останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру» (52) (Лк. 24:29). Замечательно, если семья собирается на вечернее молитвенное собрание действительно в конце дня и слова молитвы является последними словами перед ночным отдыхом. Когда опускается ночь, истинный свет Слова Божьего ярче сияет для Церкви. Молитва с произнесением псалмов, пение гимна и общая произвольная молитва завершают день так же, как он был начат.

 

Следует сказать несколько слов относительно вечерней молитвы. Вечер — наиболее подходящее время для молитвы за других людей. После окончания дневной работы мы молим Бога послать благословение, мир, и защиту христианам во всем мире, нашей общине, пастору нашего прихода, бедным, несчастным и одиноким, больным и умирающим, нашим соседям, нашим родным и близким. Когда, как не в тот час, когда наши руки прекращают работу, и мы отдаем себя в руки Бога, мы наиболее глубоко ощущаем Божью силу и Его деяния? Когда, как не по окончании своего труда, мы более всего готовы к молитве, прося благословения, мира и защиты? Когда мы устали, Бог совершает свою работу. «Не дремлет и не спит Хранящий Израиля» (53) (Пс. 120:4).

 

Вечерняя молитва в кругу семьи должна обязательно включать прошение о прощении за все плохое, сделанное Богу и ближнему, а также прошение о прощении для братьев за то плохое, что они совершили, и прошение о готовности охотно прощать тех, кто сделал что-то плохое нам. Существует старый монастырский обычай, когда согласно заведенному порядку настоятель монастыря просит прощения у братьев за все свои грехи и проступки, совершенные против них. После того, как братья заверяют настоятеля в своем прощении, они просят его простить их за их грехи и проступки. «Солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4:26). Любые разногласия, которые принес день, должны «залечиваться» вечером — таково непреложное правило каждой христианской семьи. Христианин не должен ложиться спать с непримирившимся сердцем, это опасно. Поэтому очень важно отводить особое место вечерней молитве о братском прощении, примирении и возобновлении братских взаимоотношений.

 

Поразительно, что во всех раннехристианских вечерних молитвах очень часто встречается прошение о том, чтобы Бог сохранил ночью от дьявола, ужасов и от внезапной злой смерти. В те времена люди очень остро ощущали человеческую беспомощность во время сна, родство сна со смертью, дьявольские поползновения соблазнить человека, когда он беззащитен. Поэтому они молились , чтобы Святые ангелы своим святым оружием защитили их и взывали к помощи небесного воинства, если сатана одержит над ними верх. Наиболее глубока и примечательна старинная церковная молитва, в которой верующие просят: «Когда во сне наши глаза закрыты, пусть Бог сделает так, чтобы сердца наши бодрствовали». Это молитва о том, чтобы Бог пребывал с нами и в нас, даже если мы не осознаем Его присутствия, хранил наши сердца в чистоте и святости, несмотря на все волнения и искушения ночи, о том, чтобы сердца наши всегда бодрствовали и слышали Его призыв, и чтобы мы, подобно отроку Самуилу, могли ответить Ему даже ночью: «Говори, Господи; ибо слышит раб Твой» (1 Цар. 3:9). Даже во сне мы либо в руках Бога и Он творит в нас Свои чудеса, либо дьявол ведет нас к погибели. Поэтому мы молимся вечером:

 

«Когда глаза слипаются от сна,

Пусть сердце бодрствует;

Огради нас, Господи, десницей Твоей,

И спаси от ужасов греха».

Лютер (54).

 

Но как говорится в Псалтыри, «Тебе принадлежат и день, и ночь» (Пс. 73:16 в совр. переводе). (top)

ГЛАВА 3. День наедине с собой

 

«Тебе, Боже, принадлежит молчаливая хвала на Сионе» (Пс. 64:2) (55). Многие люди ищут общения, потому что не выносят одиночества. Боясь одиночества, они вынуждены искать общества других людей. Среди христиан тоже есть люди, которые не выносят одиночества, одиночество плохо влияет на них. Стремясь к общению с другими христианами, они надеются, что им станет легче. Такие люди, попадая в христианскую общину (группу), обычно бывают разочарованы и обвиняют других в том, в чем на самом деле виноваты сами. Человек, который присоединяется к группе верующих только потому, что бежит от себя и надеется отвлечь и занять себя, злоупотребляет христианским общением. Хотя его участие в христианской общине может казаться духовным, на самом деле такой человек ищет не общения, а забвения своего одиночества и отчуждения от людей, грозящих ему полной изоляцией. Попытка найти панацею от одиночества в христианском общении заканчиваются распадом общения, отказом от него и в конечном итоге духовной смертью. (top)

Одиночество и тишина

Тот, кто не выносит одиночества и не может быть один, должен остерегаться общения. Такой человек причинит вред и себе, и всей группе верующих. Когда Бог призывает вас, вы стоите перед Ним один, вы один отвечаете на Его призыв, вы в одиночку должны бороться и молиться, вы будете умирать в одиночку и вы один дадите ответ Богу за свою жизнь. Вы не можете убежать от самого себя, ибо Бог выделил вас как личность. Если вы отказываетесь быть наедине сам с собой, то отвергаете призыв Христа, обращенный к вам, и поэтому не можете быть частью общины верующих, призванных Богом. «Смерть приходит ко всем, и никто не может умереть за другого. Каждый должен сам встретить смерть, один на один… В час смерти я не буду с вами, а вы не будете со мной» (Лютер) (56).

Но верно также и другое изречение: «Тот, кто избегает общения, должен остерегаться одиночества». Вы призваны участвовать в христианском общении, и этот призыв обращен не только к вам одному. В общине верующих, призванных Богом, вы несете свой крест, преодолеваете свое сопротивление, молитесь. Вы не одиноки даже в час смерти, и в Последний День будете лишь членом великой общины Иисуса Христа. Пренебрегая общением с братьями, вы отвергаете призыв Христа, и в этом случае одиночество принесет вам вред. «В мой смертный час я не буду страдать один, они (братья по общине) будут страдать вместе со мной» (Лютер) (57).

Следовательно, мы можем позволить себе быть наедине с собой только потому, что принадлежим к сообществу верующих, и только тот, кто одинок, может жить в общении с другими. Только в общении мы учимся быть наедине с собой, и только в одиночестве — правильно общаться с другими христианами в общине. То и другое происходит одновременно (а не последовательно), то и другое начинается в одно и то же время — по зову Иисуса Христа.

Жизнь только в одиночестве и жизнь только в христианском общении таит в себе много опасностей. Тот, кто хочет только общения, без одиночества, живет в вакууме слов и чувств. Тот, кто ищет только одиночества, без общения, погибает в пропасти тщеславия, самообольщения и отчаяния.

Тому, кто не выносит одиночества, следует остерегаться общения. Тому, кто избегает общения, следует остерегаться одиночества.

Наряду с днем, проведенном в общении в кругу христианской семьи, существует день одиночества. Так и должно быть. День, проведенный в общении с другими христианами, будет неполным и бессмысленным без часов одиночества. Это относится как к общине верующих в целом, так и к отдельному человеку.

Знаком общения является речь. Между молчанием и речью существует такое же внутреннее соответствие, как между одиночеством и общением. Одно не существует отдельно от другого. Хорошая речь возникает из молчания (тишины), хорошее молчание (тишина) возникает из речи.

Молчание — не бессловесность, а речь — не болтовня. Бессловесность не порождает одиночества, а болтовня не создает общения. «Молчание (тишина) — это эксцесс, опьянение, жертва речи. А бессловесность — не свята, она подобна искалеченной вещи, нечистому жертвоприношению… Захария был нем, но не молчалив. Если бы он принял откровение, то, возможно, вышел бы из храма не немым, а безмолвным» (ЭрнестЭлло)(58).Речь, Слово, которое создает общение и соединяет христиан, сопровождается тишиной. Есть «время молчать и время говорить» (Еккл. 3:7). В христианском дне должно быть определенное время, отведенное для Слова (особенно время для совместного поклонения и общей молитвы), и определенное время, отведенное тишине, — согласно Слову, тишине, исходящей от Слова (особенно время перед слушанием Слова и после него). Слово приходит не к болтуну, а к тому, кто воздерживается от речи. Тишина храма — это знак святого присутствия Бога в Его Слове.

Существует позиция безразличия и даже отрицания тишины, считающая, что тишина — это пренебрежение Божьим откровением в Слове. В этом случае тишина неправильно понимается как церемониальной жест, как мистическое желание «пробиться» за пределы Слова. Такая позиция свидетельствует о непонимании связи между тишиной и Словом. Тишина — это просто безмолвие человека согласно Слову Божьему. Мы храним молчание до слушания Слова, потому что наши мысли уже обращены к Слову — мы подобны ребенку, который умолкает, входя в комнату отца (59). Мы храним молчание после слушания Слова Божьего, потому что Оно все еще говорит и пребывает в нас. Мы храним молчание в начале дня, потому что Бог первым должен заговорить. Мы храним молчание перед отходом ко сну, потому что последнее слово дня принадлежит Богу. Мы храним молчание исключительно ради Слова Божьего. Следовательно, мы храним молчание не из неуважения к Слову, а из благоговейного почитания получаемого Слова. Молчание — это ни что иное, как ожидание Божьего Слова и Его благословения. Но каждый из нас знает, что в наши дни, когда преобладает говорливость, молчанию надо учиться и его надо практиковать. Настоящая тишина, настоящее безмолвие, настоящее сдерживание речи приходит как следствие духовной тишины.

Тишина до слушания Слова Божьего оказывает благотворное влияние на весь день. Если мы научились хранить молчание до Слова Божия, то мы также научимся хранить молчание и сдерживать свою речь в течении всего дня. Однако существует такая вещь, как запретное, надменное и оскорбительное молчание, к которому человек прибегает по своей прихоти. Настоящая тишина не должна быть такой. Молчание христианина — это молчание слушающее, смиренное, которое ради смирения может быть прервано в любой момент. Это — молчание, соприкасающееся со Словом. Именно это имел в виду Фома Кемпийский, сказав: «Никто не говорит так уверенно, как тот, кто охотно хранит молчание» (60). В молчаливости таится замечательная сила просветления, очищения и сосредоточенности на существенных вещах. Это неоспоримый, чисто мирской факт. Молчаливость же перед слышанием Слова Божьего ведет к правильному слушанию, а следовательно, и к правильному произнесению Слова Божьего в нужный момент. Не будем более распространяться на эту тему, ибо главная и существенная мысль может быть выражена немногими словами.

 

Если семья живет в стесненных жилищных условиях в обстановке, исключающей тишину, которая так необходима людям, то необходимо время от времени устраивать «тихий час» (т. е. время соблюдения тишины). После «тихого часа» мы возвращаемся к общению друг с другом обновленными и свежими. Многие семьи могут создать условия для того, чтобы каждый человек мог побыть наедине с собой. Установив в семье определенный порядок, можно избежать неприятных моментов, пагубно влияющих на семейные взаимоотношения.

 

Мы не будем обсуждать то благотворное влияние, которое тишина и одиночество оказывают на христианина, т. к. это может легко увести нас от темы. Можно также привести много отрицательных моментов, связанных с тишиной. Тишина может превратиться в жуткие муки, с присущей ей отчаянием и страхами. Тишина также может быть призрачным раем самообмана. Одно не лучше другого. Но чем бы ни обернулась тишина, не ждите от нее ничего, кроме встречи непосредственно с Божьим Словом, ради которого человек предпочел тишину. Эта встреча будет ему дана. Христианин не должен ставить никакие свои условия, связанные с тем, что он ожидает или надеется получить от этой встречи. Если он просто примет ее, его тишина будет вознаграждена с избытком.

 

Существует три причины, почему христианин должен иметь определенное время среди дня, чтобы побыть в одиночестве: размышление о Священном Писании, личная молитва и ходатайствующая молитва о других. Для всего этого необходимо найти время в течение нашей дневной «медитации» (углубленного размышления) (61). Термин «медитация» не должен пугать нас. Это понятие существовало и в раннехристианской Церкви и в период Реформации. Сейчас мы начинаем заново открывать его для себя. (top)

Медитация (углубленное размышление)

 

Можно задать такой вопрос: «А зачем мы должны выделять особое время для медитации, если мы и так предаемся углубленному размышлению во время общего молитвенного собрания?» Ответ таков: время личного размышления должно быть посвящено Священному Писанию, индивидуальной молитве и ходатайствующей молитве о других; других целей не должно быть. Здесь нет места духовным экспериментам. Но в течение дня необходимо выделить время для этих трех занятий, ибо Сам Бог требует этого от нас. Даже если на первых порах в нашем размышлении будет присутствовать только осознание того, что мы исполняем службу перед Господом, этого уже будет достаточно для начала.

 

Время уединенного размышления не ввергает нас в пропасть одиночества. Оно позволяет нам быть наедине со Словом, давая прочное основание и четкое направление нашей жизни.

 

Если на общих семейных молитвенных собраниях мы читаем длинные последовательные отрывки из Библии, то во время уединенного размышления мы ограничиваемся коротким произвольно выбранным текстом, который можем читать всю неделю. Если при совместном чтении Писания мы постигаем Библию во всем ее объеме, то при индивидуальном чтении мы проникаем в бездонные глубины каждого предложения и слова. То и другое необходимо в равной степени, чтобы «вы могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота…» (Еф. 3:18).

 

Размышляя над Библией, мы обдумываем выбранный нами текст, полагаясь на обетование, что она содержит что-то конкретное лично для нас и для нашей христианской жизни, что это не только Божье Слово для Церкви, но и Божье Слово для каждого отдельного человека. Мы вникаем в конкретное слово до тех пор, пока не начинаем понимать, что оно говорит лично нам. При этом мы делаем самое что ни на есть простое — то, что любой рядовой христианин делает каждый день: мы читаем Божье Слово как Божье Слово, предназначенное лично для нас.

 

Мы не задаемся вопросом, что данный текст говорит другим людям. Например, проповедник в такие моменты не думает о том, как он будет проповедовать или объяснять библейский текст, он размышляет лишь о том, что этот текст говорит лично ему. Для того, чтобы понять, что библейский стих дает лично нам, мы должны сначала понять его содержание. Однако мы не обдумываем его так, как если бы мы готовились к проповеди или к библейскому занятию, мы просто ждем Слова Божьего для нас самих. Но это не праздное ожидание, а ожидание, связанное с четким обетованием. Очень часто мы так отягощены и обеспокоены посторонними мыслями, заботами и впечатлением, которое производим на других, что требуется время, чтобы Слово Божье отмело все это и пробилось к нам. Оно непременно придет к нам. В этом можно быть совершенно уверенным, как и в том, что Сам Бог приходил к людям и придет снова. Именно поэтому мы начинаем наше уединенное размышление о Библии молитвой, прося Бога послать нам Святого Духа через Слово, открыть нам Слово и просветить нас.

 

Нам необязательно понимать весь библейский отрывок за один раз. Часто нам приходится останавливаться на одном предложении или на слове, потому что они приковывают наше внимание, не позволяя идти дальше. Разве такие слова, как «Отец», «любовь», «милость», «крест», «освящение», «воскресение», не заключают в себе так много, что для них недостаточно того короткого времени, которым мы располагаем?

 

Следовательно, когда мы наедине с собой размышляем о Библии, мы не должны беспокоиться о том, чтобы выразить наши мысли, нашу молитву словами. Мысль и молитва, не выраженные словами и исходящие только от нашего слышания, часто оказываются более благотворными.

 

Совершенно необязательно во время размышления открывать какие-то новые идеи. Это может увести нас в сторону и дать пищу тщеславию. Вполне достаточно, чтобы Слово, которое мы читаем и понимаем, проникало и пребывало в нас. Как Мария «сохраняла в сердце своем»(62) все то, что ей сказали пастухи, или подобно тому, как случайно услышанные слова могут занимать наш ум помимо нашей воли, волнуя, беспокоя или восхищая нас, Слово Божие проникает в нас и остается с нами во время нашего уединенного размышления. Оно старается пробудить в нас интерес и оказать воздействие, чтобы мы не отходили от Него целый день. Оно совершает в нас определенную работу, о которой мы часто не догадываемся.

 

Самое главное, чтобы в процессе размышления мы не ждали чего-то необычного. Неожиданное и необычное, конечно, может происходить. Но если оно не происходит, это отнюдь не означает, что время размышления было потрачено впустую. Не только в самом начале, но и впоследствии мы иногда будем испытывать духовное опустошение и апатию, нежелание и даже неспособность размышлять о Слове. Однако это не должно нас останавливать и мешать терпеливым и непрестанным уединенным размышлениям.

 

Поэтому мы не должны слишком серьезно относиться ко многим неприятным моментам в процессе размышления, приводящим к недовольству собой. В такие моменты наше тщеславие и несправедливые требования к Богу могут снова заявить о себе под видом благочестия, как если бы мы имели право только на возвышенные и благотворные моменты, а открытие нашей внутренней «нищеты» было бы ниже нашего достоинства. Такая позиция бесплодна. Нетерпение и самобичевание могут подтолкнуть нас к самодовольству, и мы еще больше запутаемся в сетях самоанализа. В размышлениях о Слове Божьем, как и во всей христианской жизни, нет места таким нездоровым явлениям. Мы должны сосредоточить все внимание на Слове, предоставив все Его воздействию.

 

Может быть, это Сам Бог посылает нам часы самоосуждения и слабости, чтобы мы снова стали ожидать все от Его Слова. «Ищите Бога, а не счастье»(63) — таково основное правило для размышления о Слове Божьем. Если вы ищете только Бога, к вам придет счастье, таково обетование. (top)

Молитва

 

Размышление о Св. Писании ведет к молитве. Как мы уже говорили, наилучший способ молиться заключается в том, чтобы позволить слову Св. Писания вести вас в молитве, т. е. молиться словами Св. Писания. В этом случае мы не станем жертвой нашей опустошенности. Молитва — это ни что иное, как готовность и желание получить и сохранить Слово и, что более важно, принять его в нашей конкретной жизненной ситуации с ее конкретными проблемами, решениями, грехами и искушениями. В тиши своего уединения мы можем открыть Богу то, что никогда не сможем сделать, участвуя в общей молитве. Согласно слову Св. Писания мы молимся о просветлении нашего дня, о сохранении нас от греха, о возрастании в освящении, о преданности и силах для нашей работы. Мы можем быть уверены в том, что наша молитва будет услышана, потому что она — наш ответ на Слово Божие и Его обетование. Поскольку Слово Божье исполнилось в Иисусе Христе, все наши молитвы, которые мы возносим согласно Слову, обязательно будут услышаны в Иисусе Христе.

 

Один из трудных моментов «часа углубленного размышления» заключается в том, что наши мысли уводят нас в сторону, отвлекаясь на других людей и события нашей жизни. Хотя это может сильно расстраивать нас и вызывать чувство стыда, мы не должны падать духом, тревожиться и делать вывод, что не способны к такому серьезному занятию. Не надо судорожно пытаться повернуть мысли вспять, а надо просто спокойно включить в нашу молитву тех людей и те события, на которые отвлекаются наши мысли и, проявив терпение, вернуться к исходному моменту размышления. (top)

Ходатайствующее моление о других

 

Наши ходатайствующие молитвы о других так же связаны со Священным Писанием, как и наши личные молитвы о себе. В общей ходатайствующей молитве о других, которая возносится группой верующих, невозможно упомянуть всех тех, кто находится на нашем попечении. Во всяком случае это нельзя сделать так, как мы обязаны это делать. У каждого христианина есть свой круг лиц, которые сами просят его помолиться за них и за которых он призван молиться. Это, прежде всего, те, с кем мы вместе живем. Именно в ходатайствующей молитве мы слышим, как бьется в унисон сердце всей христианской жизни. Христианское сообщество живет и существует благодаря ходатайствующей молитве христиан друг за друга, в противном случае оно распадается.

 

Если я молюсь за своего брата, я уже не могу осуждать или ненавидеть его, сколько бы неприятностей он мне ни причинял. Во время моего ходатайствующего моления его лицо, прежде чуждое и неприятное для меня, преображается в лицо прощеного грешника. Такое радостное открытие делает христианин, когда начинает молиться за других. Нет такой неприязни, напряженности в личных взаимоотношениях или отчуждения, которые нельзя было бы преодолеть при помощи ходатайствующей молитвы. Ходатайствующая молитва о других — это очищающая баня, необходимая каждому христианину и каждому христианскому сообществу (группе). Во время ходатайствующей молитвы мы можем испытывать сильное сопротивление ей, но у нас есть обетование, что цель будет достигнута.

Как это происходит? Ходатайствующая молитва означает, что мы приводим нашего брата в присутствие Бога и видим его под Крестом Христа как бедного грешника, нуждающегося в Божьей милости. Тогда все, что вызывает у нас неприязнь, исчезает, и мы понимаем все его лишения и нужды. Мы так отчетливо видим груз его проблем и грехов, что ощущаем их как свои собственные. Нам ничего не остается, как только молиться: «Господи, только Ты можешь помочь ему во всей Твоей строгости и благости». Молиться о другом означает признавать, что нашему брату дано такое же право, которое получили мы: быть пред Христом и иметь его благодать и милость (64). Тогда становится ясно, что ежедневная ходатайствующая молитва — наш долг перед Богом и ближним (65). Кто не молится за своего ближнего, тот отказывает ему в христианском служении. Ходатайствующая молитва не общая и расплывчатая, а очень конкретная молитва о конкретных людях, об их трудностях и проблемах.

Наконец, надо сказать, что каждый христианин должен выделить в своей жизни определенное время для ходатайствующей молитвы. Особенно это касается пастора, который несет ответственность за всю общину.

Если относиться к ходатайствующей молитве продуманно, она займет все время, отводимое для дневного уединенного общения с Богом. В этом случае начинаешь понимать, что ходатайствующая молитва — это дар Божьей благодати для каждой христианской общины и каждого христианина. Поскольку эта молитва является великим Божьим даром, мы должны принимать ее с радостью. Все время, которое мы уделяем ходатайствующей молитве, становится источником новой радости в Боге и в христианском сообществе.

Поскольку углубленное размышление над Священным Писанием и личная молитва за других — это наше богослужение, в котором мы находим Божью благодать, мы должны приучить себя отводить для него определенное время, точно так же, как мы находим время для всех других занятий. Это отнюдь не «законничество», а порядок и точность. Для большинства людей удобны утренние часы, до того, как другие люди начинают посягать на наше время. Это время по праву принадлежит нам.

 

Мы должны настаивать на том, чтобы ничто и никто не отвлекал нас в это время. Что касается пастора, то это его святой долг, от которого зависит все его служение. Как можно быть «верным во многом», не умея быть «верным в малом», в повседневной жизни? (top)

 

Критерий истинного размышления над Словом Божьим

 

Каждый день приносит христианину многочасовое общение в нехристианской среде. Для него это время испытания, проверка истинности его размышления над Словом Божьим и подлинности общения с другими верующими. Сделало ли оно его зрелым человеком или же он стал слабым и зависимым от других? Помогло ли оно ему научиться быть наедине с самим собой или же сделало его неуверенным и беспокойным? Это один из наиболее важных вопросов, который можно задать любой христианской общине (группе).

 

Более того, это тот момент, когда верующий определяет, не оторвало ли его от реальности углубленное размышление о Слове Божьем, от чего он, пробуждаясь, с ужасом возвращается к повседневной жизни или же оно привело его к настоящему общению с Богом, очищающему и укрепляющему. Испытывает ли он в какой-то момент духовный экстаз, который исчезает с возвратом к повседневной жизни, или же Слово Божие настолько прочно и глубоко поселилось в его сердце, что хранит и укрепляет его, побуждая к активной любви, послушанию и добрым делам? Только день может определить это.

 

Является ли невидимое присутствие христианского сообщества реальной поддержкой для верующего? Помогают ли ему ходатайствующие молитвы других верующих прожить день? Служит ли ему Божье Слово утешением и придает ли силы? Или же он злоупотребляет своим уединением в ущерб христианскому общению, Слову и молитве? Человек должен понимать, что часы, проведенные им в уединении, оказывают влияние на его общение с другими христианами. В уединении верующий может отказаться от христианского общения и опорочить его, но он также может укрепить его и свято относиться к нему. Каждое проявление выдержки со стороны отдельного христианина приносит пользу общению верующих.

 

С другой стороны, нет такого греха в мыслях, слове и деле (каким бы личным или тайным он ни был), который бы не причинял вред христианскому общению. Когда в организм проникает инфекция, возможно, никто не знает, откуда она пришла и в каком органе поселилась, однако организм заболевает.

 

Мы все члены одного Тела, но не потому, что мы так решили, а потому что такова суть нашего существования. Каждый член служит всему телу, либо его оздоровлению, либо разрушению. Это не теория, это — духовная реальность. Ее последствия, либо разрушительные, либо благотворные, часто проявляются в христианском общении.

 

Христианин, возвращающийся к христианскому общению в лоне семьи после дневной «битвы», приносит с собой благословение своего уединения, но при этом он заново получает благословение от общения с другими верующими. Благословен, кто будучи наедине собой черпает силы в христианском общении и кто, участвуя в христианском общении, черпает силы в своем уединении. Однако источником силы и одиночества и христианского общения является только Слово Божье, обращенное к христианину, живущему в христианском общении. (top)

ГЛАВА 4. Служение ближнему

 

«Пришла же им мысль: кто бы из них был больше?» (Лк. 9:46). Мы знаем, кто подкидывает такую мысль в христианское сообщество, но, пожалуй, до конца не осознаем, что эта сеющая раздор мысль не обходит стороной ни одну христианскую общину. В самом начале, когда общение верующих только зарождается, возникает невидимое, а зачастую и неосознанное, роковое соперничество. «Пришла же им мысль…»: этого уже достаточно, чтобы погубить общение верующих.

 

Поэтому очень важно, чтобы каждое христианское сообщество с самого начала открыто и смело противостояло этому опасному врагу и избавилось от него. В данном вопросе нельзя терять время, ибо с самой первой минуты, когда один человек встречает другого, он старается занять такую стратегическую позицию, которая позволит ему главенствовать над ним. Есть сильные люди и есть слабые люди. Если человек слабый, он немедленно начинает претендовать на право быть слабым и использует это право против сильного человека (66). Есть люди одаренные и неодаренные, непритязательные и неуживчивые, очень набожные и не очень, общительные и необщительные. Разве неодаренный человек не должен занимать такое же положение, как и одаренный, а неуживчивый человек такое же положение, как непритязательный? Если я не одарен, то возможно я тем не менее набожен; или если я не набожен, то это только потому, что я этого не хочу. Не должен ли общительный человек удержать свои позиции и пристыдить робкого необщительного человека? Но тогда не должен ли необщительный человек превратиться в вечного врага и, в конечном счете, стать победителем своего общительного противника? Где тот человек, который интуитивно понимает, что не может занять место, на котором мог бы твердо стоять и обороняться, но ни за что не уступит его другому и будет решительно бороться за него, руководствуясь своим инстинктом самоутверждения?

 

Все это может происходить в самой благовоспитанной и даже благочестивой среде. Но главное, христианская община должна знать, что в ней всегда будет присутствовать «мысль: кто бы из них был больше». Это борьба естественного человека за самооправдание. Он находит самооправдание, только сравнивая себя с другими, осуждая и порицая их. Самооправдание и осуждение ближнего нераздельно связаны, точно так же, как оправдание по благодати связано со служением ближнему. (top)

Обуздание своей речи

 

Во многих случаях нам удается одержать верх над грешными мыслями, если мы отказываемся выразить их словами. Известно, что дух самооправдания можно преодолеть только при помощи Духа благодати. Однако, можно обуздать и погасить некоторые отдельные мысли осуждения, не позволив себе произнести их (исключение составляет исповедание грехов, о чем мы поговорим ниже). Человек, который сдерживает свой язык, обуздывает тем самым и ум и тело (Ср. Иак. 3:2).

 

Поэтому в каждой христианской общине (группе) должно существовать непреложное правило, обязывающее каждого христианина воздерживаться от высказывания многих мыслей, которые приходят на ум(67).Этот запрет не распространяется на личные советы и наставления. Более подробно мы поговорим об этом ниже. Но нужно строго запретить говорить о своем брате с неприязнью даже под предлогом помощи и доброжелательности, так как именно под таким прикрытием проникает дух ненависти, сеющий раздор.

 

Мы не будем здесь обсуждать исключения из этого правила в зависимости от конкретной ситуации. В целом вопрос ясен и согласуется с Библией: «Сидишь и говоришь на брата Твоего, на сына матери твоей клевещешь; ты это делал, и Я молчал; ты подумал, что Я такой же, как ты. Изобличу тебя и представлю пред глаза твои грехи твои» (Пс. 49:20-21).

 

«Не злословьте друг друга, братья: кто злословит брата или судит брата своего, тот злословит закон и судит закон; а если ты судишь закон, то ты не исполнитель закона, но судья. Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить; а ты кто, который судишь другого?» (Иак. 4:11-12).

 

«Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим» (Еф. 4:29). Если такую самодисциплину сдерживания речи практиковать с самого начала, человек сделает для себя удивительное открытие. Он сможет воздерживаться от постоянного критического отношения к другому человеку, от его осуждения и порицания; от того, чтобы низвести другого человека до такого состояния, которое позволит ему самому иметь мнимое превосходство над ним, что по сути является оскорблением личности. Он сможет позволить своему ближнему быть совершенно свободным человеком, таким, каким сотворил его Бог. Его кругозор расширится, и впервые в жизни он к своему удивлению увидит все великолепие Божьей созидательной славы, сияющей над братьями. Бог создал этого человека не таким, каким бы создал его я. Бог дал его мне как брата не для того, чтобы я командовал им и подчинял себе. Он дал его мне для того, чтобы я мог увидеть стоящего за ним Создателя. И тогда тот другой человек в своей свободе, в которой он был создан, становится источником радости, хотя прежде доставлял мне только неприятности и огорчение. Бог не желает, чтобы я сформировал другого человека таким, каким хочу его видеть. Наоборот, независимо от меня Бог создал этого человека по Своему образу. Я никогда не могу знать заранее, как Божий образ проявится в других. Этот образ всегда проявляется в совершенно новой и неповторимой форме, возникающей только благодаря высшей созидательной силе.

 

Такая точка зрения может показаться мне странной, даже неприемлемой, но Бог создал каждого человека по подобию Своего Сына, распятого на Кресте. В конце концов, этот образ тоже казался мне странным и неприемлемым до тех пор, пока я не понял его.

 

Сильные и слабые, мудрые и глупые, одаренные и бесталанные, благочестивые и безбожные — все эти разные люди, образующие сообщество, уже не вызывают у меня желание обсуждать, осуждать и порицать их и тем самым найти предлог для самооправдания. Наоборот, они являются причиной для того, чтобы радоваться друг в друге и служить друг другу. В сообществе людей каждый человек занимает определенное место, но оно дано ему не для самоутверждения, а для служения. В христианском сообществе все зависит от того, является ли каждый неотъемлемым звеном в одной цепи. Цепь нельзя порвать только в том случае, если все звенья, даже самые маленькие, прочно соединены друг с другом. Община, которая позволяет, чтобы в ней были ничем не занятые люди, погибает. Поэтому необходимо, чтобы каждый человек в общине имел определенное поручение и в минуты сомнений не чувствовал себя бесполезным. Каждая христианская община должна понимать, что не только слабые нуждаются в сильных, но и сильные нуждаются в слабых. Устранение слабых из общины губит ее. В христианской общине нет места самооправданию, которое проявляется в применении силы и стремлении к господству. В ней должно царить оправдание благодатью, которое проявляется в служении другим. После того, как человек испытает в своей жизни Божью милость, он будет всегда стремиться только к служению. Роль высокомерного судьи уже не будет привлекать его. Он будет среди смиренных и нуждающихся, ибо среди них Бог нашел его. «Не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным» (Рим. 12:16). (top)

Смирение

 

Тот, кто хочет научиться служить другим, прежде всего не должен быть высокого мнения о себе. «Не думайте о себе более, нежели должно думать» (Рим. 12:3). «Себя самого вправду знать и презирать себя — вот выше всего и всего полезнее знание. Себе самому ничего не присвоивать, а о других всегда думать доброе и высокое — вот великая мудрость и совершенство»(Фома Кемпийский)(68).«Не мните о себе» (Рим. 12:16, совр. перевод).

 

Только тот, кто живет прощением своего греха в Иисусе Христе, не думает о себе слишком много. Он знает, что его собственная мудрость исчерпала себя в тот момент, когда Иисус простил его. Он помнит честолюбие первого человека на земле, захотевшего узнать, что есть добро и зло, и погибшего от своей мудрости. Первым человеком, рожденным на земле, был Каин, братоубийца. Его преступление — плод человеческой «мудрости». Поскольку истинный христианин не обольщается относительно своей мудрости (здравого смысла), он не имеет высокого мнения о своих замыслах и планах. Он знает, что если его воля, планы будут нарушены при встрече со ближним, это пойдет ему на пользу. Он готов считать волю ближнего более важной и нужной, нежели собственную. Если наши планы расстраиваются, какое это имеет значение? Разве не лучше служить ближнему, чем идти своим путем?

 

Не только воля ближнего, но и его честь более важна для меня, чем моя собственная. «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не ищете?» (Ин. 5:44). Стремление к славе препятствует вере. Тот, кто ищет славу и почести, не ищет Бога и ближнего. Что из того, что со мной поступают несправедливо? Разве я не заслужил бы худшего наказания от Бога, если бы Он не проявил Свою милость ко мне? Разве Он не проявлял справедливость ко мне тысячи раз, даже в несправедливости? Разве умение переносить несущественные неприятности спокойно и терпеливо не полезно и не ведет к смирению? «Терпеливый лучше высокомерного» (Еккл. 7:8).

 

Тот, кто живет оправданием по благодати, всегда готов без протеста принять даже оскорбление и обиду от Божьей карающей и милостивой руки. Плохо, если, услышав эти слова, мы мгновенно возражаем, приводя в качестве довода тот факт, что Св. Павел настаивал на своих правах римского гражданина (69) и что Иисус ответил человеку, ударившему его: «Что ты бьешь меня?» (70)

 

Во всяком случае никто не сможет поступить как Иисус и Св. Павел, если, подобно им, не научится хранить молчание, когда его оскорбляют. Грех обиды, который так быстро разгорается среди верующих, свидетельствует о том, насколько сильна жажда славы и почета и как много еще неверия в общинах.

 

Наконец, следует упомянуть одну крайнюю точку зрения. Преодолеть самомнение и быть среди смиренных значит объективно и здраво считать себя величайшим из грешников, что вызывает раздражение не только естественного человека, но и некоторых самонадеянных христиан. Им кажется, что это преувеличение и неправда. Однако даже апостол Павел говорил о себе, что он «первый из грешников» (1 Тим. 1:15), имея в виду апостольское служение. Истинное осознание своей греховности обязательно приводит к такому выводу, иначе не может быть. Если моя греховность кажется мне несколько меньше или менее отвратительной, чем грехи других людей, это значит, я еще не осознаю свою греховность. Я должен сознавать, что мой грех — наихудший, самый страшный, наиболее заслуживающий осуждения. Братская любовь может найти тысячи оправданий грехам других людей, но не своему греху. Следовательно, мой грех — наихудший. Тот, кто хочет служить своему брату в христианском общении, должен полностью облачиться в смирение.

 

Как я могу служить другому человеку с непритворным смирением, если я совершенно серьезно считаю, что его грехи хуже моих? Разве я не ставлю себя выше него и есть ли у меня надежда для него? В этом случае мое служение будет лицемерным. «Не думай, чтобы ты хотя мало вперед подвинулся, пока не почувствуешь себя всех ниже» (Фома Кемпийский) (71).

 

Но тогда в чем заключается истинное братское служение в христианском сообществе? В наше время мы склонны давать быстрый ответ на этот вопрос: подлинное служение — это проповедование ближнему Слова Божьего. Конечно, верно, что с этим не сравнится никакое другое служение. Более того, любое другое служение исполняется ради служения Слову Божьему. И все же христианское сообщество состоит не только из проповедников Слова Божьего. Мы не должны упускать из виду других важных вещей. (top)

Умение выслушивать ближнего

 

Первый вид христианского служения, который мы должны исполнять в христианской общине, заключается в умении выслушивать других. Точно так же, как любовь к Богу начинается со слушания Его Слова, человек начинает любить своих братьев, учась слушать их. Божья любовь к нам проявляется в том, что Бог не только дает нам Свое Слово, но и Свой дар слушания. Поэтому, когда мы учимся слушать нашего брата, это Его работа, осуществляемая через нас. Христиане, особенно священнослужители, часто думают, что находясь в обществе других людей, они всегда должны вносить свой вклад в общение, т. е. что-то делать. Они забывают, что во многих случаях, выслушивая других людей, мы исполняем более важное служение, чем когда мы говорим сами.

 

Многие люди ищут человека, который мог бы их выслушать, но не находят его среди христиан, т. к. христиане говорят сами вместо того, чтобы слушать. Но тот, кто не слушает своего брата, вскоре перестанет слушать и Бога, и будет лишь лепетать или судачить в присутствии Бога. Это начало духовной смерти, т. к. в конце концов останется лишь духовная болтовня и клерикальная снисходительность, облаченная в благочестивые слова. Тот, кто не умеет терпеливо слушать в течение долгого времени, вскоре будет сам говорить не по существу, никогда не сможет по-настоящему говорить с другими, хотя и не будет осознавать это. Тот, кто жалеет тратить свое время на молчание, у того в конечном счете не будет времени ни для Бога, ни для своего брата, а только для себя и своих прихотей.

 

Братское душепопечение отличается от проповедования тем, что задача проповедования Слова Божьего сочетается в нем с обязанностью выслушивать других. Иногда люди слушают других невнимательно, предполагая заранее, что им расскажут. Человек, который нетерпеливо и невнимательно слушает, презирает своего брата, он лишь ждет удобного момента, чтобы начать говорить самому и таким образом отделаться от собеседника. Поступая так, мы не исполняем свой долг. Наше отношение к брату в подобных ситуациях отражает наши отношения с Богом. Неудивительно, что отказываясь выслушивать других в повседневной жизни, мы теряем способность нести величайшее служение, которое Бог поручил нам — слушать исповедь нашего брата. Языческий мир признает сегодня, что часто человеку легко можно помочь, внимательно выслушав его. Исходя из этого, были разработаны методы психотерапии («терапии души»), которые находят многих последователей, в том числе и среди христиан (72). Но христиане забыли, что у них есть обязанность выслушивать других, и это поручено им Тем, Кто сам был великим слушателем. Мы должны уметь слушать Божьим слухом, чтобы уметь произносить Слово Божье. (top)

Готовность всегда помочь ближнему

 

Второй вид христианского служения, который мы должны исполнять друг для друга в христианской общине, заключается в активной помощи. Вначале это простая помощь в повседневных делах. Когда люди живут вместе, таких вещей может быть очень много. Никто не должен считать ниже своего достоинства выполнение какой-то пустяковой услуги. Тот, кто жалеет времени для оказания помощи в незначительных вопросах, обычно придает слишком много значения своей карьере.

 

Мы должны быть готовы к тому, Бог может прервать наши собственные дела. Бог постоянно загораживает наши пути и перечеркивает планы, посылая нам людей с их заботами и просьбами. Мы можем пройти мимо, считая, что у нас есть более важные дела, подобно священнику, который прошел мимо ограбленного самарянина, возможно читая в это время Библию (73). В этом случае мы проходим мимо явного знака Креста, поднятого вопреки нашим планам, чтобы показать нам, что мы должны идти не своим, а Божьим путем. Довольно странно, что христиане и даже священнослужители часто считают свою работу настолько важной и неотложной, что не желают ни на что отвлекаться. Они думают, что тем самым служат Богу, но в действительности они пренебрегают Божьим «кривым, но прямым путем»(Готфрид Арнольд)(74).Они не хотят, чтобы что-то нарушало их планы. Однако самодисциплина смирения отчасти проявляется в том, чтобы не жалеть сил, если можно оказать кому-то услугу, и в том, чтобы не считать, будто можно самим определять распорядок нашей жизни. Мы должны предоставить это Богу.

 

В монастырях монахи дают обет послушания аббату, что лишает их права распоряжаться своим временем. В жизни евангелического сообщества бескорыстное служение друг другу (оказание помощи и услуг) заменяет этот обет. Только там, где люди не считают ниже своего достоинства совершать дела любви и милосердия, помогая другим в повседневной жизни, они могут радостно и убедительно провозглашать весть о Божьей любви и милосердии. (top)

Нести бремя ближнего

 

Поговорим о третьем виде христианского служения — несении бремени ближнего. «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2). Как мы видим, закон Христа обязывает нас нести бремя своего ближнего, т. е. разделять с братом его бремя и оказывать ему поддержку. Брат — это бремя для христианина, потому что он тоже христианин. Для неверующего другой человек никогда не станет бременем. Он просто обойдет стороной все то бремя, которое другие могли бы возложить на него.

 

Но христианин обязан нести бремя своего брата. Он должен страдать вместе с братом и претерпевать вместе с ним. Для христианина человек является братом только тогда, когда он является бременем, а не просто объектом манипуляций. Бремя людей было настолько тяжелым для самого Бога, что Ему пришлось претерпеть страдания на Кресте. Бог действительно понес бремя людей в теле Иисуса Христа. Но Он нес их, как мать несет своего ребенка, как пастырь прижимает к себе потерявшуюся овечку. Бог взял на Себя бремя людей, которое своей тяжестью притянуло Его к земле, но Бог остался с людьми, и они остались с Богом. Приняв на Себя бремя людей, Бог сохранил связь с ними. Таков закон Креста, который был исполнен на Кресте, и все христиане обязаны соблюдать этот закон. Они должны страдать вместе со своими братьями. Но более важен тот факт, что сейчас, когда исполнился закон Христа, они МОГУТ нести бремя своих братьев.

 

Удивительно часто мы читаем в Библии слова «нести бремя». Все деяния Христа могут быть выражены этими словами. «Но Он взял на себя наши немощи, и понес наши болезни… наказание мира нашего было на Нем»(Ис. 53) (75). Отсюда следует, что в Библии вся жизнь христианина рассматривается как несение Креста. Христианское общение, основанное на Кресте, состоит в том, чтобы разделять со братом его бремя. Если этого не происходит, значит общение не является христианским. Если кто-то в общине отказывается нести бремя другого человека, он отрицает Христов закон.

 

Бремя христианина — это прежде всего СВОБОДА другого человека, о которой мы говорили выше(76). Свобода другого человека вступает в конфликт с нашей независимостью, тем не менее мы должны признавать ее. Можно сбросить с себя бремя другого человека, отказав ему в свободе, ограничив его, совершив, таким образом, насилие над его личностью и навязав ему тот образ, который мы хотим в нем видеть. Но если мы предоставим Богу творить Свой образ в другом человеке, мы тем самым предоставим этому человеку свободу и разделим с ним бремя его свободы, свободы другого Божьего творения. Свобода другого человека включает все то, что составляет природу человека, его индивидуальность, его способности. Она также включает его слабости и странности, которые могут испытывать наше терпение, и все то, что создает трения, конфликты и столкновения между людьми. Нести бремя другого человека означает окунуться в реальность этого человека, принять ее и участвовать в ней, и в конечном счете достигнуть такого момента, когда она будет доставлять нам радость.

 

Это может оказаться особенно трудным в тех случаях, когда люди, состоящие в общении, имеют разную степень веры: одни укреплены в вере более, чем другие. Слабый не должен осуждать сильного, а сильный не должен презирать слабого. Слабый должен остерегаться гордыни, а сильный должен остерегаться равнодушия. Никто из них не должен настаивать на своих правах. Если сильный оступится, слабый должен удержаться от злорадства. Если же упадет слабый, сильный должен помочь ему подняться. И сильный, и слабый должны проявлять терпение. «Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его» (Еккл. 4:10). Несомненно, слова Писания «снисходя друг к другу» (Кол. 3:13) подразумевают, что люди должны помогать друг другу нести бремя. «Со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг к другу с любовью» (Еф. 4:2).

 

Но наряду со свободой другого человека существует и злоупотребление этой свободой, что становится бременем для христианина. Нести бремя чужого греха, проявляя снисходительность к греху другого человека, труднее, чем признавать его свободу, т. к. в грехе нарушается связь с Богом и со своим ближним. Рвутся отношения между людьми, которые основаны на Иисусе Христе. Но и в данном случае великая Божья милость проявляется во всей полноте, если христианин проявляет снисходительность к своему брату. Не презирать грешника, а воспользоваться своим особым правом быть снисходительным означает не дать этому человеку почувствовать себя потерянным, принять его, сохранить с ним хорошие отношения, простив его. «Братия! Если и впадет человек в какое согрешение, вы духовные исправляйте такового в духе кротости» (Гал. 6:1). Как Христос был снисходителен к нам и принял нас такими грешниками, как мы есть, так и мы должны быть снисходительны к грешникам, не отказывать им в христианском общении и прощать их грехи.

 

Мы должны переживать за грехи нашего брата, а не осуждать его. В этом заключается христианское милосердие, ибо разве не случался какой грех в христианской общине, за который человек не винил бы и себя? Например, за отсутствие постоянства в молитве и ходатайстве за других, за отсутствие братского служения, наставления и ободрения, т. е. фактически за свой собственный грех и свою духовную леность, которые причинили вред ему самому и его общению с другими христианами и братьями? Поскольку каждый грех каждого верующего отягощает и обвиняет всю общину, верующий радуется тому, что наряду с болью и бременем греха ближнего у него есть счастливое право быть снисходительным и прощать своего брата. «Вы должны быть снисходительны ко всем, как все должны быть снисходительны к вам, и все у вас общее — и плохое и хорошее» (Лютер)(77).Такой вид служения другому человеку, как прощение, совершается христианином ежедневно. Это происходит без слов во время ходатайствующей молитвы христианина за других. Каждый, кто не устает делать это, может рассчитывать на то, что другие братья делают для него то же самое. Тот, кто снисходителен к другим, знает, что снисходительность проявляется и к нему, и что только укрепляясь в ней, он может продолжать относиться снисходительно к своим братьям.

 

Там, где христиане преданно несут свое служение, внимательно выслушивая других, активно помогая им, проявляя снисходительность и неся их бремя, успешно исполняется высшее христианское служение — проповедование Слова Божьего. (top)

Проповедование слова Божьего

 

Здесь мы хотим поговорить не об официальном проповедовании, связанным с определенным учреждением, местом и временем, а о свободной передаче Слова друг другу. Мы имеем в виду ту особую ситуацию, когда человек своими словами свидетельствует о Боге другому человеку, рассказывая ему о Божьем утешении, наставлении, доброте и строгости.

 

Свидетельствование о Слове Божьем сопряжено с большим риском. Если проповедование Слова Божьего не сопровождается внимательным слушанием, то как оно может быть тем самым словом, которое нужно человеку? Если при этом у того, кто проповедует Слово, отсутствует активное желание помочь другому человеку, то как оно может быть искренним и убедительным? Если слово исходит не от духа снисходительности и участия, а от нетерпения и желания навязывать его, то как оно может быть избавляющим и целительным?

 

Более того, человек, который действительно умеет выслушивать других и служить им, помогая им нести свое бремя, скорее всего не склонен что-либо говорить сам. Глубокое недоверие ко всему, что является просто словесной формой, заставляет его подавить в себе те личные слова, которые он мог бы сказать своему брату. Что могут сделать для человека малоубедительные человеческие слова? Зачем этот пустой разговор? Должны ли мы, подобно священнослужителям, обсуждать с человеком его проблемы? Есть ли что-либо более опасное, чем злоупотребление Божьим Словом, когда мы говорим о нем слишком много? Но, с другой стороны, кто захочет, чтобы его укоряли в том, что он молчал, когда он должен был говорить? Насколько легче произнести заранее подготовленную речь с кафедры проповедника, чем сказать что-то от себя, разрываясь между ответственностью за свое молчание и ответственностью за сказанное!

 

Боязнь ответственности за сказанное усугубляется боязнью другого человека. Как трудно бывает произнести имя Иисуса Христа в присутствии даже своего брата! Здесь также необходимо делать различие между тем, что правильно (или уместно) и неправильно (или неуместно). Кто осмелится навязать себя ближнему? Кто имеет право подойти к ближнему и заговорить с ним о столь важных для него вещах? Мы не проявим большого христианского понимания, если скажем, что это право имеет любой, а точнее, что это — обязанность каждого христианина. Это может стать тем моментом, когда желание возвыситься над другим человеком может снова заявить о себе самым коварным образом. Но другой человек тоже имеет право и даже обязанность защитить себя от непрошеного вмешательства. У него есть свой секрет, который не может стать достоянием другого человека, не причинив ему большого вреда; и поэтому он не может сдаться, не уничтожив себя. Этот секрет не связан с его знаниями или чувствами — он связан с его свободой, его спасением, его существом. Однако это правильное рассуждение находится в опасном соседстве с убийственным изречением Каина:«Разве я сторож брату моему?»(78) Ложное понимание свободы другого человека может подвергнуться Божьему проклятию: «Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иез. 3:18).

 

В христианской среде неизбежно наступает время, когда в трудную минуту человеку приходится рассказывать о Божьем Слове и Божьей воле другому человеку. Трудно себе представить, чтобы христиане не говорили между собой о вещах, представляющих для них первостепенную важность. Сознательно воздерживаться от оказания решительной помощи — не по-христиански. Если мы не можем заставить себя это сделать, мы должны спросить себя: боясь затронуть достоинство своего брата, не забываем ли мы о самом главном, о том, что он, несмотря на свой почтенный возраст, высокое положение или незаурядный ум, является таким же человеком, как и мы — грешником, нуждающимся в Божьей милости. Так же, как мы, он нуждается во многом — в помощи, ободрении и прощении.

 

Христиане могут говорить друг с другом, исходя из того, что каждый знает, что другой человек — тоже грешник, который при всем своем человеческом достоинстве одинок и потерян, если не оказать ему помощь. Но оказать помощь другому человеку не значит как-то умалить или принизить его, напротив, это значит вернуть ему его настоящее достоинство, т. е. понимание того, что хотя он и грешник, он может иметь Божью благодать и быть чадом Божьим. Такое понимание придает нашему братскому разговору необходимую свободу и искренность. Мы говорим друг с другом, потому что нам обоим нужна помощь. Мы наставляем друг друга, чтобы идти тем путем, каким нас призывает Христос. Мы предостерегаем друг друга о непослушании, которое ведет всех нас к гибели. Мы обращаемся друг с другом мягко и строго, так как знаем и Божью доброту, и Божью строгость (79). Почему мы должны бояться друг друга, если все должны бояться только Бога? Почему мы должны думать, что наш брат не поймет нас, если мы сами прекрасно знаем, что для нас значит, когда кто-то говорит нам о Божьем утешении и наставлении, пусть даже запинаясь и неумело подбирая слова? Разве есть на земле люди, которые не нуждаются в ободрении и наставлении? Зачем тогда Бог даровал нам христианское братство? Чем больше мы будем позволять другим рассказывать нам о Слове Божьем, чем более смиренно и благодарно мы будем принимать даже суровые упреки и замечания, тем свободнее и объективнее мы будем вести себя, сами говоря другим о Слове Божьем. Человек, чья обидчивость и тщеславие заставляют его презрительно отвергать серьезное критическое замечание брата, не может говорить другим об истине в смирении, он боится получить отпор и испытать чувство оскорбления. Обидчивый человек всегда становится льстецом, он очень быстро начинает презирать и злословить своего брата. Смиренный человек придерживается и истины и любви. Он придерживается Слова Божьего, позволяя этому Слову вести его к брату. Поскольку такой человек не ищет ничего для себя и не страшится ничего, он может помочь своему брату через Слово.

 

 

Однако без порицания тоже не обойтись. Слово Божие предписывает порицание, когда наш брат впадает в явный грех. Соблюдение дисциплины в христианской общине начинается с соблюдения дисциплины в небольших группах. Когда отступничество от Слова Божьего в христианском учении или в жизни угрожает христианскому общению в семье и в общине, следует прибегнуть к увещеванию и порицанию. Ничто не является более жестоким, чем проявление мягкости, позволяющее человеку пребывать во грехе. Ничто не является более сострадательным, чем суровое порицание, призывающее брата оставить греховный путь. Христианское служение милосердия и высшее проявление подлинного братства — позволить Слову Божьему встать между нами, осуждая и помогая. В этом случае осуждаем не мы, а Бог, и Его суд помогает и исцеляет. В конце концов, у нас нет другого поручения, как только служить своему брату, не позволяя себе возноситься над ним. Мы служим своему брату, даже когда вынуждены произнести осуждающее и разделяющее Слово Божие, даже тогда, когда, повинуясь Богу, мы должны разорвать общение с ним. Мы должны знать, что не наша человеческая любовь делает нас преданными другому человеку, а любовь Бога, которая достигает его только через осуждение. Именно осуждая, Божье Слово служит человеку. Тот, кто принимает Божье осуждение, высказанное братом-христианином, почувствует помощь. Именно здесь проявляется вся ограниченность человеческих возможностей по отношению к ближнему. «Человек никак не искупит брата своего, и не даст Богу выкупа за него. Дорога цена искупления души их, и не будет того вовек» (Пс. 48:8-9).

 

Признание собственного бессилия — это и условие искупляющей помощи, которую может дать брату только Слово Божие, и согласие на нее. Пути брата не в наших руках, мы не можем склеить то, что разбилось, и не можем поддерживать жизнь в том, чему суждено умереть. Но Бог соединяет то, что разбилось, воссоединяет людей в общении, дарует милость через суд. Он вложил Свое Слово в наши уста. Он хочет говорить Его через нас. Если мы воздерживаемся от произнесения Его Слова, кровь нашего брата-грешника будет на нас. Если мы исполняем Его Слово, Бог спасет нашего брата через нас. «Обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5:20). (top)

Духовный авторитет

 

«Кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою» (Мк. 10:43). Иисус связал духовный авторитет с братским служением. Настоящий духовный авторитет существует только там, где есть христианское служение, т. е. где выслушивают, оказывают помощь, несут чужое бремя, проповедуют Слово Божье. Любой культ личности, особо подчеркивающий выдающиеся качества, добродетели и таланты другого человека, даже если они носят вполне духовный характер, является сугубо мирским, и ему не место в христианской общине, т. к. он отравляет ее. В наши дни довольно часто приходится слышать, как люди высказывают желание иметь «выдающихся священнослужителей», «священнических людей», «авторитетных личностей». Это желание обусловлено духовно неполноценной потребностью восхищаться людьми, создавать видимый человеческий авторитет, потому что настоящий авторитет, связанный со служением, на первый взгляд не производит большого впечатления. Ничто так резко не опровергает подобное желание, как сам Новый Завет, в котором говорится, каким должен быть епископ (См. 1 Тим. 3:1). В этом описании мы не найдем ничего, что было бы похоже на мирское обаяние и блестящие качества духовной личности. Епископ — это скромный, преданный, твердый в вере и жизни человек, исправно исполняющий свои обязанности в церкви. Его авторитет заключается в исполнении своего служения. В нем нет ничего такого, чтобы он мог бы восхищать нас как человек. В конечном счете, в основе страстного стремления к мнимому авторитету лежит желание возродить более близкие отношения внутри Церкви, т. е. зависимость одних людей от других.

 

Человек, обладающий настоящим авторитетом знает, что очень близкие отношения играют пагубную роль в вопросах авторитета. Такой человек понимает, что его авторитет может существовать только в служении Тому, кто один имеет авторитет и власть. Человек, обладающий настоящим авторитетом, знает, что авторитет связан в самом строгом смысле этого слова со словами Иисуса: «Один у вас Учитель, все же вы — братья» (Мф. 23:8). Церкви не нужны блестящие личности, ей нужны преданные служители Христа и братья. Если в первых нет недостатка, то он есть во вторых. Церковь доверяет только смиренным служителям Слова Иисуса Христа, понимая, что только в этом случае она будет управляться не человеческой «мудростью» и тщеславием, а Словом Доброго Пастыря.

 

Вопрос доверия, который так тесно связан с вопросом авторитета, определяется преданностью, с которой человек служит Иисусу Христу, а не его необыкновенными талантами. Пастырский авторитет может приобрести только тот служитель Иисуса, который не ищет власти для себя, а сам является братом среди братьев, подчиняющихся авторитету Слова Божьего. (top)

ГЛАВА 5. Исповедь и Причастие

 

«Признавайтесь друг другу в проступках» (Иак. 5:16). Человек, который находится один на один со своим грехом, очень одинок. Случается, что и христиане испытывают большое чувство одиночества, несмотря на участие в молитвенных собраниях, церковных богослужениях и христианском общении. Они лишены полноты христианского общения, т. к. они общаются друг с другом как верующие и благочестивые люди, а не как слабые в вере грешники. Благочестивое общение не позволяет никому быть грешником. Поэтому каждый должен скрывать свой грех от себя и от других. Мы не осмеливаемся быть грешниками. Многие христиане бывают невероятно потрясены, когда неожиданно среди верующих обнаруживается настоящий грешник. Потому мы продолжаем скрывать свой грех, живя во лжи и лицемерии. Но факт остается фактом: мы — грешники!

 

Однако милость Евангелия, которую так трудно понять благочестивым людям, заставляет нас взглянуть в лицо истине. Евангелие говорит нам: «Ты — грешник, ты — ужасный грешник. А теперь приди, такой как ты есть, к Богу, который любит тебя. Он хочет, чтобы ты пришел к нему таким, как ты есть. Ему ничего не надо от тебя, ни жертвы, ни работы. Он просто хочет, чтобы ты пришел. „Сын мой! Отдай сердце твое мне“ (Прит. 23:26). Бог пришел к тебе, чтобы спасти тебя (грешника). Радуйся! Эта весть означает твое избавление благодаря истине. Ты ничего не можешь утаить от Бога. Маска, которую ты носишь, находясь среди людей, не поможет тебе перед Ним. Он хочет видеть тебя таким, как ты есть. Он хочет быть милостивым к тебе. Тебе не надо больше лгать самому себе и своим братьям, что в тебе якобы нет греха, ты должен осмелиться быть грешником. Возблагодари Бога за это, Он любит грешника, но ненавидит грех».

 

Христос стал нашим Братом во плоти для того, чтобы мы могли поверить в Него. В Нем к нам пришла Божья любовь. Благодаря Ему люди осознают, что они грешники, и только тогда получают помощь. Все притворство закончилось с приходом Христа. Страдания грешника и милость Бога — такова истина Евангелия в Иисусе Христе. Этой истиной должна жить Его Церковь.

 

Иисус дал своим последователям власть выслушивать исповедь грехов и прощать их во имя Его. «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20:23).

 

Дав власть выслушивать исповедь ближнего, Христос тем самым учредил Церковь и дал нам братьев, которые являются для нас благословением. Теперь мой брат служит Христу, и перед ним я не должен притворяться. Во всем мире нет никого, кроме моего брата, кому бы я осмелился признаться, что я грешник. В христианском общении правит истина Иисуса Христа и его милость. Христос стал нашим Братом, чтобы помочь нам. Благодаря Ему наш брат стал для нас Христом, получив от Христа власть и полномочия. Наш брат является для нас символом истины и Божьей благодати. Он был дарован нам Христом, чтобы помогать нам. Он выслушивает наше признание в грехах вместо Христа и прощает грехи во имя Христа. Он хранит тайну нашей исповеди так же, как хранит ее Бог. Когда я иду на исповедь к своему брату, я иду к Богу.

 

Когда в христианской общине звучит призыв к братской исповеди и прощению, это призыв к великой Божьей милости в Церкви. (top)

Обретение истинного христианского общения

 

Исповедуясь, человек обретает истинное христианское общение. Грех старается заполучить человека полностью. Он вырывает его из христианского сообщества. Чем более изолирован человек, тем разрушительнее сила его греха, тем более глубоко он погрязает в грехе и тем ужаснее его отчуждение. Грех хочет пребывать в неизвестности. Он избегает света. Во мраке невысказанности грех отравляет все существование человека. Это происходит даже в очень благочестивых общинах. При исповеди свет Евангелия врывается во мрак и отчужденность сердца. Грех необходимо озарить светом.

 

Надо открыто произнести невысказанное и признать его. Все тайное и сокрытое становится явным. Перед тем, как человек открыто признает свой грех, в нем идет внутренняя борьба. Но Бог «сокрушает врата медные и решетки железные рвет» (Пс. 106:16 в совр. переводе).

 

Поскольку признание (исповедь) в грехах совершается в присутствии брата-христианина, рушится последний оплот самооправдания грешника. Грешник сдается и отказывается от всех своих грехов. Он отдает свое сердце Богу и получает прощение грехов в общении с Иисусом Христом и своим братом. Осознанный и выраженный словами грех теряет свою силу. Грех открыто высказан и осужден. Теперь община несет бремя греха брата. Человек уже не несет свой грех в одиночестве, ибо он сбросил свой грех на исповеди, передав его Богу. Грех снят с него. Теперь он находится в братском сообществе грешников, которые живут Божьей благодатью во Кресте Иисуса Христа. Он теперь получает Божью благодать, несмотря на то, что он грешник. Он может исповедовать свои грехи, и впервые в своей жизни обретает братское христианское общение в самом акте исповеди. Скрытый, затаенный грех препятствовал братскому общению, делал его неискренним. Исповеданный грех помог ему обрести подлинное христианское общение с братьями в Иисусе Христе.

 

То, что мы сказали выше, относится исключительно к исповеди одного христианина перед другим (т. е. в исповеди принимают участие два человека). Для возобновления подлинного общения со всей общиной исповедание греха в присутствии всех прихожан не требуется. В лице одного брата-христианина, которому я исповедываю мои грехи и который прощает их, я обретаю всю общину (приход). Во вновь обретенном подлинном христианском общении с братом, перед которым я исповедаюсь, я обретаю общение со всей общиной в целом. В данном вопросе никто не выступает от своего имени, а только по поручению Иисуса Христа. Это поручение было дано христианской общине в целом, а отдельный христианин просто призван исполнить его для общины. Если христианин обрел подлинное христианское общение с другим христианином через исповедь, он никогда и нигде не будет вновь одинок. (top)

Обретение креста

 

При исповеди человек обретает Крест. Первопричиной всех грехов является гордыня, superbia(80).Я хочу быть для себя своим законом, я имею право на самого себя, на мою ненависть, мои желания, мою жизнь и смерть. Ум и плоть человека загораются от гордыни, и именно из-за своей греховности человек хочет стать подобным Богу. Исповедь в присутствии брата представляет собой глубочайшее унижение. Она причиняет боль, сражает человека наповал, наносит страшный удар по самолюбию. Предстать перед братом в качестве грешника — это почти непереносимое унижение. Признавая на исповеди свои конкретные грехи, «ветхий» человек во мне умирает мучительной позорной смертью на глазах брата. Это унижение настолько тяжело для нас, что мы постоянно что-то изобретаем, чтобы уклониться от исповеди. Мы так ослеплены, что не видим в этом унижении ни обетования, ни славы.

 

Никто иной, как сам Иисус Христос испытал позорную публичную смерть грешника вместо нас. Он не стыдился того, что был распят за нас, как злодей. Ничто иное как наше общение с Иисусом Христом ведет нас к унизительному умиранию во время исповеди, чтобы мы смогли в истине разделить его участь на Кресте. Крест Иисуса Христа разрушает гордыню. Мы не можем придти к Кресту Иисуса, пятясь назад, не желая идти туда, где мы должны его обрести, а именно, в публичной смерти грешника. Когда мы стыдимся принять позорную смерть нашего грешного «я» в исповеди, мы отказываемся нести Крест. На исповеди мы обретаем истинное общение, основанное на Кресте Иисуса Христа, заявляем о своем кресте и принимаем свой крест. В тягостных умственных и физических муках унижения перед братом — а значит и перед Богом — мы ощущаем Крест Христа как наше избавление и спасение. «Ветхий» человек умирает, побежденный Богом. Теперь мы участвуем в воскресении Христа и в вечной жизни. (top)

Обретение новой жизни

 

В исповеди человек обретает новую жизнь. Если грех становится ненавистным, если он признается и прощается, человек порывает с прошлым. «Древнее прошло». Когда человек порывает с грехом, он вновь возвращается к Богу. Исповедь — это возвращение к Богу. «Теперь все новое» (2 Кор. 5:17). Христос дал нам новое начало.

 

Так же, как первые ученики Христа оставили все и последовали Его зову, христианин, исповедуя свои грехи, отказывается от прежнего и следует за Христом. Начинается жизнь с Иисусом Христом и с общиной верующих в Него. «Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован» (Прит. 28:13). В исповеди христианин начинает оставлять свои грехи. Их владычество заканчивается. Отныне христианин начинает одерживать одну победу за другой.

 

То, что произошло с нами при крещении, вновь происходит с нами на исповеди. Мы избавляемся от мрака, вступаем в царство Иисуса Христа. Это радостная весть. Исповедь — это обновленная радость крещения. «Вечером водворяется плач, а на утро радость» (Пс. 29:6). (top)

Обретение уверенности

 

В исповеди человек обретает уверенность(81).Почему нам гораздо легче исповедовать свои грехи Богу, а не своему брату? Бог — свят и безгрешен. Он — справедливый судья зла и враг всякого непослушания. А брат наш — такой же грешник, как мы сами. На своем собственном опыте он знает «ночной мрак» тайного греха. Почему же нам труднее пойти к нему на исповедь, чем к Святому Богу? Мы должны спросить себя, не обманываем ли мы себя, исповедуя наш грех только Богу: возможно, мы исповедуем свой грех самим себе и сами прощаем. И не является ли тот факт, что мы живем в самопрощении, а не в настоящем прощении, причиной нашего бесконечного возврата к прежним грехам и нашего неполного христианского послушания? Самопрощение никогда не может искоренить грех, это достигается только осуждающим и прощающим Словом Божьим.

 

Кто может дать нам уверенность в том, что в исповеди мы обращаемся к живому Богу, а не к самим себе? Эту уверенность нам дает Бог через нашего брата. Наш брат разрывает порочный круг самообмана. Человек, исповедующий свои грехи в присутствии брата, знает, что он уже не одинок. Он находится в присутствии Бога через реальное присутствие другого человека. Когда я исповедую свои грехи наедине с самим собой, все пребывает во мраке, но в присутствии брата грех озаряется светом. Поскольку рано или поздно грех должен выйти на белый свет, лучше, если это произойдет сегодня в присутствии моего брата, чем в последний день в пронизывающем свете последнего суда.

 

Мой брат-христианин даровал мне уже здесь, и теперь я благодаря ему могу быть уверенным в реальности Божьего суда и Божьей благодати. Открытое признание своих грехов перед братом уберегает меня от самообмана. Я получаю полную уверенность в прощении только тогда, когда мой брат заверяет меня в этом от имени Бога.

 

Взаимная братская исповедь дарована нам Богом, чтобы мы могли быть уверенными в Божьем прощении.

 

Но для того, чтобы мы могли обрести эту уверенность, наша исповедь должна касаться конкретных грехов. Обычно люди удовлетворяются общей исповедью. Но когда человек осознает свои конкретные грехи, человеческая природа в нем полностью погибает. Поэтому наилучшей подготовкой для исповеди является самопроверка на основе Десяти Заповедей. В противном случае человек может по-прежнему оставаться лицемером, даже исповедуя свои грехи брату. В этом случае исповедь не принесет ему пользы. Иисус общался с людьми, у которых были явные грехи: со сборщиками налогов (мытарями) и блудницами. Они знали, почему им нужно прощение, и получали прощение своих конкретных грехов. Иисус спросил слепого Вартимея: «Чего ты хочешь от меня?» (82) (Мк. 10:51). Перед исповедью мы должны знать ответ на этот вопрос. На исповеди мы получаем прощение конкретных грехов, в которых сознаемся, и тем самым прощение всех наших грехов, осознанных и неосознанных.

 

Означает ли все это, что признание своих грехов перед братом является божественным законом? Нет, исповедь — это не закон, а предложение Божьей помощи грешникам. Бывают случаи, когда человек по Божьей благодати обретает уверенность, новую жизнь, Крест и христианское общение, не исповедуясь своему брату. Бывают случаи, когда человек не знает, что значит сомневаться в своем прощении и приходить в отчаяние от исповеди в своих грехах, он исповедуется Богу и обретает все в своей личной исповеди. Мы же здесь говорили о тех людях, о которых этого сказать нельзя. Сам Лютер был одним из тех людей, для кого христианская жизнь была немыслимой без взаимной братской исповеди. В Большом катехизисе он писал: «Поэтому, когда я напоминаю вам об исповеди, я напоминаю вам, что вы христианин» (83). Тому, кто несмотря на все свои поиски и попытки, не может обрести высшую радость христианского общения, радость Креста, новой жизни и уверенности, надо показать благословение, которое Бог дает нам в совместной исповеди. Христианин имеет свободу выбора относительно исповеди. Кто без потерь для себя может отказать в помощи, которую Бог считает необходимой? (top)

Кому исповедоваться?

 

Кому мы должны исповедоваться? Согласно обетованию Христа каждый наш брат-христианин может выслушивать исповедь другого христианина. Но поймет ли он нас? Может быть, он так недалеко ушел от нас в христианской жизни, что отвернется от нас, не поняв наших личных грехов? Каждый, кто живет под Крестом и отчетливо различает в Кресте Иисуса полную греховность всех людей, включая себя самого, понимает, что нет такого греха, который был бы ему чужд.

 

Каждый, кто однажды пришел в ужас от чудовищности своего греха, пригвоздившего Иисуса к Кресту, уже не придет в ужас от самого гнусного греха своего брата. Глядя на Крест Иисуса, он познает человеческое сердце. Он знает, как глубоко человеческое сердце погрязло в грехе и как оно блуждает на путях греха, но он также знает, что его принимают в милости и благодати. Только брат-христианин, стоящий под Крестом Иисуса, может выслушивать исповедь другого человека.

 

Христианин становится достойным слушателем исповедальных слов другого человека только благодаря опыту Креста, а не благодаря своему жизненному опыту. Самый опытный психолог и исследователь человеческой природы знает о человеческом сердце несравненно меньше, чем самый обычный христианин, который живет под Крестом Иисуса. Самая глубокая психологическая проницательность, талант и большой опыт не могут постигнуть природы грех. Человеческая мудрость знает, что такое страдание, недостатки, неудачи, но она не понимает, что такое человеческая греховность, и потому не знает, что человека губит только его грех, и что он может быть исцелен только прощением. Только христиане знают это. В глазах психиатра я могу быть только больным человеком, а перед своим братом я могу осмелиться быть грешником. Психиатр должен прежде всего исследовать мою душу, но он никогда не сможет проникнуть в ее глубины. Когда я прихожу к своему брату-христианину, он знает, что я такой же грешник, как он, и нуждаюсь в исповеди и Божьем прощении. Психиатр рассматривает меня, не принимая во внимание существование Бога (84). Брат-христианин видит меня стоящим перед осуждающим и милостивым Богом на Кресте Иисуса Христа(85). Не отсутствие знания психологии, а отсутствие любви к распятому Иисусу Христу делает нас такими несчастными и никчемными на братской исповеди.

 

Христианин, серьезно ориентирующийся в повседневной жизни на Крест Христа, освобождается и от духа критичности, и от безвольной снисходительности к самому себе, получая дух Божьей строгости и любви. Смерть грешника в присутствии Бога и новая жизнь, возникающая в результате этой смерти благодаря благодати, — ежедневная реальность христианина. Поэтому он любит своих братьев милостивой Божьей любовью, которая приводит его к обретению жизни Божьего чада через смерть грешника. Кто может выслушивать нашу исповедь? Тот, кто сам стоит под Крестом Иисуса. Там, где жива весть о распятом Христе, братская исповедь всегда приносит пользу. (top)

Два вида опасности

 

Существуют два вида опасности, которые следует иметь в виду в христианских общинах, практикующих исповедь. Одна из них касается человека, выслушивающего исповедь. Один человек не должен быть исповедником всех остальных, т. к. вскоре он будет «перегружен» признаниями, исповедь превратится в пустую формальность, а исповедальня будет использоваться в целях духовного господства одного человека над душами других. Чтобы избежать этой зловещей опасности, человек, который сам не исповедуется, должен воздерживаться от выслушивания исповеди другого человека. Только тот, который уничижил себя на исповеди, может выслушивать братскую исповедь, не принося вреда.

 

Вторая опасность относится к тому, кто исповедуется. Ради спасения своей души он никогда не должен превращать исповедь в благочестивое дело, т. к. в этом случае исповедь превратится в отвратительную, порочную, пустую и лживую болтовню. Исповедь как благочестивое дело — изобретение дьявола. Только Божья милость, Божья помощь и прощение могут помочь нам отважиться войти в пучину исповеди. Мы исповедуемся только ради обетованного прощения. Исповедь как формальная обязанность означает духовную смерть. Исповедь, надеющаяся на обетование, означает жизнь. Прощение грехов — единственная основа и цель исповеди. (top)

Радость причастия

 

Хотя исповедь сама по себе является законченным действием, совершаемым во имя Иисуса в христианских общинах так часто, как этого хотят верующие, она представляет собой особую подготовку к принятию Святого Причастия. Примиренные с Богом и людьми, христиане хотят принять тело и кровь Иисуса Христа. Иисус заповедал, чтобы никто не подходил к алтарю, не примирившись в сердце со своим ближним (86). Если эта заповедь Иисуса относится к каждому богослужению, т. е. фактически к каждой молитве, которую мы произносим, то она со всей очевидностью относится и к принятию Святого Причастия.

 

Накануне дня Святого Причастия братья-христиане должны собираться вместе и просить друг у друга прощение за все плохое, что они сделали. Кто избегает этого, тот приходит к Престолу Господа неподготовленным. Если братья хотят совместно получить Божью благодать в Святом Причастии, они должны оставить весь свой гнев, раздоры, сплетни и небратское поведение. Но попросить прощение у брата — это еще не исповедь, а только исповедь ясно и четко заповедана Иисусом.

 

Подготовка к Святому Причастию вызывает в человеке желание быть абсолютно уверенным в том, что те грехи, которые беспокоят и мучают его и которые известны только одному Богу, будут прощены. Это желание сбывается благодаря братской исповеди и отпущению грехов.

 

Если человек глубоко переживет свои грехи и ищет уверенность в прощении, он получает приглашение к исповеди во имя Иисуса. То, что навлекло на Иисуса обвинение в богохульстве,а именно прощение грешников(87), происходит сейчас в христианской братской общине властью присутствия Иисуса Христа. Христианин прощает грехи своему брату во имя триединого Бога (88), а Божьи ангелы pадуются, что еще один грешник раскаялся (89). Время подготовки к Святому Причастию должно быть заполнено братскими наставлениями, утешением, ободрением, молитвами, страхом Божьим и радостью.

 

День святого Причастия — это повод для радости в христианской общине. Примиренные в сердце с Богом и братьями, прихожане принимают дар тела и крови Иисуса Христа, получая при этом прощение, новую жизнь и спасение. Они также обретают новые отношения с Богом и людьми. Святое Причастие — это высшее проявление христианского общения. Объединяясь в теле и крови Господа нашего Иисуса Христа, христиане знают, что они пребудут друг с другом в вечности. В Святом Причастии община достигает своей цели — полноты радости во Христе и Его Церкви. В Святом Причастии жизнь христиан в единении по Слову Божьему достигает совершенства. (top)

 

1 Составная цитата (по K. Witte, Nun freut euch lieben Christen gmein, 226) из более длинного отрывка у Лютера, изложение 109 (110) Псалма. 1518 (WA 1, 696 и далее). (back)

 

2 1 Тим 1:2 в Библии Лютера звучит так: «моему истинному сыну в вере». Ср. 1938 DBW 15, 303 и далее. (back)

 

3 Ср. 1 Кор. 16:21; Гал. 6:11; 2 Фесс. 3:17(back)

 

4 Ср. сноска 1 (WA 1, 697) (back)

 

5 Лат.: «вне нас». По этому важному топосу лютеранского понимания оправдания ср. например Лютер, Disputatio de homine. 1536 (WA 39/I, 83). (back)

 

6 Пара противоположных понятий «духовный/душевный» соответствует противопоставлению Павлом Pneuma (духа) и Sarx (плоти). Речь идет о действии Божьих благодати и Духа в отличие от мнения противостоящего Богу и его порядку мира о человеческих действиях и понимании. Карл Барт своим протестом против «религии» во имя «откровения» давно восстановил это основное понятие теории об оправдании Павла и Реформации. Бонхёффер тоже сохранил эту позицию, внеся некоторые важные изменения (ср. Собрание сочинений Бонхёффера 1944 года, 8, 480). В его словах против «psyche-sarx» нет о оценки психологии и психотерапии, пока они рассматривают себя как эмпирические науки. В библиотеке Бонхёффера были книги Ц. Г. Юнга «Душевные проблемы настоящего времени» (Seelenprobleme der Gegenwart) 1931 года и «Отношение психотерапии к душепопечению» (Die Beziehungen der Psychotherapie zur Seelsorge) 1932 года. (back)

 

7 Ср. Иер. 45:5 («А ты просишь себе великого»). Для Бонхёффера это место имело очень большое значение. В Библии Лютера, в отличие от текста вокруг Иер. 45, имеется много выделений. Ср. также с 1944 ССБ 8, 542. (back)

 

8 Ср. ЛБ: «сердца людей». Множественное число соответствует греческому тексту. (back)

 

9 По парным понятиям «эрос-агапе» см. ССБ 1 (SC) 108 и 265, сноска 115. Бонхёффер в своем «Sanctorum Communio» ориентировался на К. Барта, Послание к Римлянам, стр. 479, который, ссылаясь на Сёрена Кьеркегора, понимал христианскую любовь так: «Это не эрос, который только желает, это — агапе, которая никогда не перестает». И здесь Pneuma и Sarx противопоставляются друг другу. Поэтому «Жизнь в христианском общении» можно сравнить с книгой А. Нюгрена «Эрос и агапе» (первый том вышел в 1930, а второй — в 1937 году). См. также ССБ 8, 480. (back)

 

10 1 Кор. 13:3. (back)

 

11 В Лондоне Бонхёффер прочитал много проповедей по 1 Кор. 13 в сентябре-октябре 1934 года. (ССБ 13, 378-404) (back)

 

12 Лат.: «объединение благочестия». Так назывались частные молитвенные кружки, которые Филипп Якоб Шпенер (1635- 1705), известный теолог лютеранского пиетизма, начал создавать как главное духовное лицо во Франкфурте на Майне в 1666 году. (back)

 

13 Четыре классических атрибута церкви (una, sancta, catholica et apostolica) на Константинопольском соборе в 381 году были включены в Никео-Константинопольский символ веры. Немецкие переводы староцерковного исповедания в реформаторских книгах как правило передают слово «кафолическая» (дословно «всеобщая», а по существу — «православная», «ортодоксальная») как «христианская» (ср. например BSLK, Вероисповедные книги евангелическо- лютеранской церкви). (back) 14 «Тебе — наше утреннее восхваление, Тебе — вечерняя молитва; недостойная наша песнь прославляет Тебя ныне и присно и вовеки веков». Из гимна O lux beata в немецком переводе Мартина Лютера (WA 35, 473). (back) 15 Евангелический сборник гимнов (EG, Evangelisches Gesangsbuch 1994) 111:1, с небольшими изменениями. Гимн на Мк. 16:1-6 Иоганна Хеермана (1585-1647). В EG этот гимн датирован 1630 годом. (back) 16 Ср. EG 263. Гимн Кристиана Давида (1690-1751), один из создателей братства Гернгутеров в 1741 году, похожего на Богемских братьев 1566 года. (back)

 

17 Бонхёффер перенял отсчет Лютера по Септуагинте и Вульгате (Еврейская Библия — Мал. 3:20). (back)

 

18 Номер 276 в сборнике песен Евангелического молодежного движения, «Песнь новая». (back)

 

19 Номер 277, EG 438:1 и далее. (back)

 

20 Номер 278, ср. EG 439:1-5. (back)

 

21 Ср. Библия Лютера: «рано встаете и затем долго сидите, едите ваш хлеб с заботой…». (back)

 

22 Ср. Проповедь по Пс. 59 (Право и свойства Божьего гнева) 1937 ССБ том 14, 980-988. (back)

 

23 EG 350:1 (начало). Эта строфа перекликается с Откр. 7:14, она появилась в Лейпциге в 1638 году. По EG стихи от 2 до 5 в обработке Кристиана Грегора (1739) возвращаются к Цинцендорфу (1739). (back)

 

24 Лат.: «Параллельность (содержания) (обоих) членов». (back)

 

25 Ср. фрагмент по Псалму 119 (DWB 1939/40 15, 499-537). (back)

 

26 Ср. Фр. Кр. Этингер, Псалмы Давида, семь групп в соответствии с семью прошениями Молитвы Господней, 1860 (Fr. Chr. Oetinger, Die Psalmen Davids nach den sieben Bitten des Gebets des Herrn in Sieben Klassen gebracht). (back)

 

27 «Воззвания братской общины» — это сборник историй и молитв на каждый день с кратким изречением из Ветхого Завета («воззвание») и Нового Завета («текст для поучения»), а также строчкой из песни с короткой молитвой. В 1728 году в поселке Гернгут, основанном эмигрантами в 1722 году, граф Цинцендорф положил начало традиции выкрикивать перед домами изречения из Библии в качестве «ежедневного воззвания» («parole»). Жители этих домов были потомками преследуемых «Богемских братьев», остатков возникшего в 1457 году в Богемии «Евангелического братского союза». Воззвания печатались с 1731 сроком на один год и с тех пор выходили без перерыва. В 1999 году они вышли на 46 языках. Об отношении Бонхёффера к воззваниям см. 1937 DBW 15, 14-19, 1964 DBW 16, 651-658; 1943/44 DBW 8 passim. Ср. все W. Gьnther, Dietrich Bonhoeffer und die Brьdergemeinde, 62- 70. (back)

 

28 Намек на название одного известного в то время отрывного календаря. (back)

 

29 Лат.: «непрерывное чтение». Ранее чтения во время празднования Евхаристии не соответствовали теме праздников. Книги Библии читались последовательно («Bahnlesung»), и, прежде всего, в монастырях (еще долгое время). С введением нового порядка чтений в 1969 году lectio continua было восстановлено в католической литургии. (back)

 

30 См. сноска 5. (back)

 

31 Ср. с «Финкенвальдской гомилетикой» (Finkenwalder Homiletik) Бонхёффера 1935/36 года, отрывок о причинно- следственных связях в проповеди, DBW 14, 481-486. (back)

 

32 Ср. Пс. 95:1; 97:1. (back)

 

33 Ср. Исх. 15:1-21. (back)

 

34 Ср. Лк. 1:45-55. (back)

 

35 Ср. Деян. 16:25. (back)

 

36 Новая песня, номер 74 (ср. сноска 19); EG 104. (back)

 

37 Библия Лютера здесь продолжает: «… на земле…». (back)

 

38 Указание на Рим. 14:1-15:2 и 1 Кор. 8:1-13. На заднем плане — дискуссии по отрывкам об Ариях и составе исповедующей церкви (ср. DB 338-340; 358 и далее); 1933 DBW 12, 84 и далее. (back)

 

39 Застольная молитва в начале EG BP (Евангелический сборник гимнов для Бранденбурга и Померании) 72; EG 836. (back)

 

40 EG. BP. номер 3; EG 833,27. Ср. Мартин Лютер, Enchiridion. Краткий катехизис для плохих священников и проповедников (WA 30/I, 378; BSLK 523). (back)

 

41 См. сноска 40. (back)

 

42 Ср. «Отче наш»: Мф. 6:11; Лк. 11:3. (back)

 

43 Ср. 1 Кор. 10:17 (подчеркнуто в издании Novum Testamentum Graece Бонхёффера). (back)

 

44 Ср. Мф. 14:13-21. (back)

 

45 По вопросу вещественного и лично-социального понимания бытия ср. DBW 2, 111 и далее, 116, 124. Важны также размышления Бонхёффера о судьбе и Божьем Провидении, о противлении и непротивлении. Ср. 1944 DBW 8, 333 и далее: «… Бог встречается с нами не только как Ты, но и как „закутанное“ Оно. В моем вопросе речь идет в основном о том, как в „Оно“ (Судьба) найти „Ты“, или, другими словами, как „судьба“ превращается в „водительство“». (back)

 

46 Бонхёффер исправляет Библию Лютера («словами или делами») в соответствии с Novum Testamentum Graece. (back)

 

47 EG. BP 275: гимн по Пс. 144:15 и далее Иоганна Хеермана (1585-1647). (back) 48 Имеется в виду sext. По иудейскому исчислению день начинается в шесть часов (по нашему исчислению). Бонхёффер, очевидно, знал структуру ежечасных молитв католической литургии, где время молитвы было — matutin (вначале утреня, позже — ночное бдение), laudes (утреня), terz (служба третьего часа), sext (служба шестого часа), non (служба девятого часа), vesper (вечерня), komplet (повечерие). Он располагал также «Liber usualis Missae et Officii pro Dominicis et Festis cum cantu Gregoriano» и «Повечерие по бенедиктинскому и римскому бревиарию» («Die Komplet — nach dem Benediktinischen und Rцmischen Brevier»). (back)

 

49 Ср. Мк. 15:33. (back)

 

50 Ср. Ин. 19:28. (back)

 

51 Ср. EG. BP 280,5 («Nun ruhen alle Wдlder», «Спят леса»), песня Пауля Герхардта (1607-1676), ср. EG 477,5. (back)

 

52 Ср. Лк. 24:29. (back)

 

53 Пс. 120:4. (back)

 

54 Из: Новая Песнь, номер 303. Ср. EG 469,3 (с небольшими изменениями в тексте): гимн по Пс. 120:7, перевод на немецкий язык гимна древней церкви «Christe qui lux es et dies» (до 534 года), по Эразму Альберу (1500-1553) в 1536. (back)

 

55 Бонхёффер здесь сильно отклоняется от Библии Лютера. Его лекция по христологии в 1933 году начиналась таким предложением (DBW 12, 280): мистогогическое молчание — это болтовня. Молчание церкви — это молчание перед Словом. Церковь, проповедуя Христа, в молчании падает ниц перед Несказанным. Ср. также Фома Кемпийский, «О подражании Христу», I, 20 — о любви к уединению и молчанию. (back)

 

56 М. Лютер, первая проповедь на Invocavit, 1522 (WA 10/III, 1). Ср. DBW 1 (SC), 119. (back)

 

57 М. Лютер, Проповедь о досточтимом Таинстве, 1519 (WA 2, 745). Это произведение Лютера Бонхёффер считал важным со времени защиты своей диссертации. Ср. DBW 1 (SC) 117, сноска 41, DBW 2, 117, сноска 44, 120, сноска 45), проповедь «О сущности церкви» (1932 DBW 11, 290). (back) 58 Э. Элло, Слова Божьи (Worte Gottes), 91. Очень важная для Бонхёффера цитата в начале (между «молчаливым» и «был») сильно сокращена. Элло (1828-1885) был известным религиозным писателем и борцом за Renouveau catholique (католическое возрождение). (back)

 

59 Э. Бетге в послесловии (1979) к «Жизни в христианском общении» говорит по этому поводу: «Так семьдесят лет назад дети входили в комнату Карла Бонхёффера» (отца Дитриха). (back)

 

60 Фома Кемпийский, «О подражании Христу», I,20,11. Ср. 1943 DBW 8, 246 и далее. (Перевод по нем. тексту Бонхёффера — Прим. ред.). (back)

 

61 Ср. «Указания к ежедневным размышлениям» («Anleitung zur tдglichen Meditation», 1936 DBW 14, 945-950). (back)

 

62 Ср. Лк. 2:19; 1936 DBW 14, 145 и 947. (back)

 

63 Эта формула — краткое изложение мысли Фомы Кемпийского («О подражании Христу», II, 9, 11-36) о том, что Бога нужно искать не ради своего утешения, а как Того, Кто в утешении и безутешности, во времена духовной скудости находится рядом и является нашим спасением. (back)

 

64 Ср. Рим. 11:22. (back) 65 По богословию ходатайственной молитвы ср. DBW 1 (SC) 123-126 и лекция «Сущность церкви» (Das Wesen der Kirche, 1932 DBW 11, 293 и далее). (back)

 

66 Ср. сноска 39; DBW 12, 85. (back)

 

67 По Эберхарду Бетге в Финкенвальде единственным правилом было: «Не говорить о брате в его отсутствие или, если это все же случилось, сообщать ему» (DB 491). (back)

 

68 Фома Кемпийский, «О подражании Христу», I, 2, 16 и далее. (Здесь и далее эта работа цитируется по изданию: Фома Кемпийский, «О подражании Христу» © Изд-во «Жизнь с Богом», Брюссель, 1993. — Прим. ред.) (back)

 

69 Ср. Деян. 22:25-29. (back)

 

70 Ин. 18:23; 1936/37 DBW 4, 139, сноска 7). (back)

 

71 Фома Кемпийский, «О подражании Христу», II, 2, 12. (back)

 

72 О «секуляризированном душепопечении» и его заимствовании из психотерапии и экзистенциальной философии см. в Финкенвальдской лекции «Seelsorge» («Душепопечение») (1935-1939 DBW 14, 563 и далее); см. также 1944 DBW 8, 478. (back)

 

73 Ср. Лк. 10:31. (back)

 

74 EG. BP 230, 1 («Так ты, Господи, водишь Твоих в блаженстве»): гимн к Пс. 4:4 Готфрида Арнольда (1666- 1714). (back) 75 Ср. Ис. 53:4а и 5б. (back)

 

76 Ср. стр. 12-14 (В ЭТОМ ФАЙЛЕ). (back)

 

77 М. Лютер, «Проповедь о досточтимом Таинстве» (Ein Sermon von dem hochwьrdigen Sakrament) 1519 (WA 2:745). (back)

 

78 Ср. Быт. 4:9. (back) 79 Ср. Рим. 11:22. Библия Лютера: «Увидь Божью доброту и строгость». (back)

 

80 Лат.: «гордость», «гордыня», «высокомерие». На основе Сир. 10:14 и далее («Высокомерие — начало всех грехов») по классической традиции гордость была корнем греха, возвышением против Бога (ср. также Быт. 3:5). Ср. Фома Аквинский, II-II, 162, 7. (back)

 

81 Ср. DBW 4, 287. (back)

 

82 Мк. 10:51; Лк. 18:41. (back)

 

83 Ср. М. Лютер, Большой катехизис, Краткое увещевание к исповеди. 1529 (WA 30/I, 238; BSLK 732). Ср. также DBW 4б 287; 1936 DBW 14б 751-755. (back)

 

84 Ср. 1944 DBW 8, 530: «… Г. Гроций, который свое естественное право называет правом всех народов, которое действует „etsi deus non daretur“, „даже если бы Бога не было“». (back)

 

85 Ср. сноска 7 и 73. (back)

 

86 Ср. Мф. 5:23 и далее. (back)

 

87 Ср. Мк. 2:7; Мф. 9:3; Лк. 5:21. (back)

 

88 Ср. Мф. 6:14; 18:21-35; Лк. 6:37; Иак. 5:16. (back)

 

89 Ср. Лк. 15:7. (back)

 

Источник: http://www.lcmsrussia.org/

Много шума из-за церкви Филип Янси

Все книги автора

Скачать эту книгу

Библиотека Ветхого Завета и Библиотека Нового Завета 

1

Много шума из-за церкви

 

Это большой старый корабль, Билл. Он скрипит, качается, переваливается с борта на борт. Порой так и хочется сойти на берег. Но корабль всегда плывет именно туда, куда надо. Плыл всегда, про­должает плыть, будет плыть до конца времен. Независимо от того, поплывешь ты на нем или сойдешь на берег.

 

Дж. Пауэре. «Зеленая пшеница».

 

 

вырос в штате Джорджия. Церковь опреде­ляла течение всей моей жизни. Я регулярно посещал воскресные богослужения — утром и вече­ром. Ходил в церковь по средам, бегал в библейскую школу, на собрания молодежных групп, евангелизационные собрания, миссионерские конференции. Не забывал и о любых других мероприятиях, для которых церковь распахивала свои двери. На мир я смотрел через витражи церковных окон. Церковь говорила мне, во что нужно верить, на что полагаться, как себя вести.

Учась в старших классах, я ходил в церковь, разме­щавшуюся в блочном доме на территории бывшей ко­нефермы. Неподалеку от нашего «здания» еще остава­лось несколько пустовавших заваленных сеном конюшен. Однажды в воскресенье загорелась самая боль­шая конюшня. С воем ворвались пожарные машины, дьяконы бросились разбирать завалы, отвязывать ло­шадей, а прихожане стояли и смотрели, как оранже­вые языки пламени взмывают в небо. Жар ударял в ли­ца. Когда огонь погас, мы чинно вошли в святилище, наполненное теперь запахами гари и угольев, и слуша­ли, как пастор читал импровизированную проповедь об адском пламени, которое, как он нас уверял, раз в семь горячее того, которое мы только что видели.

Этот образ надолго отпечатался у меня в памяти, потому что в тот момент наша церковь действительно пахла «адским огнем и серой». Мы казались себе ма­лым стадом, кочующим в мире, полном опасностей. Один неверный шаг — и мы, оступившись, собьемся с безопасной тропки и угодим в языки адского пламе­ни. Церковь была для нас крепостью, защищавшей от страшного внешнего мира.

Мои походы в ужасный мир, в том числе и посеще­ние государственной школы, были наполнены нелов­кими моментами. Я краснел от стыда, объясняя клас­су, почему не могу пойти вместе со всеми в кино и по­смотреть голливудскую версию «Отелло». И сегодня я помню саркастические слова учителя биологии, разъ­яснявшего классу, почему в своем двадцатистранич­ном докладе мне так и не удалось стереть в порошок 592-страничный труд Чарльза Дарвина «Происхожде­ние видов».

Однако мне и моим товарищам было приятно ощу­щать себя гонимым меньшинством. Мы радовались тому, что ухитряемся «жить в мире», будучи «не от ми­ра сего». Я чувствовал себя отважным разведчиком, который знает страшный секрет, известный лишь единицам. «Этот мир — не родной мне. Я в нем лишь странник». Так мы пели. В детстве и юности я не ис­пытывал неприязни к церкви. Она была кораблем, который нес меня по волнам бурного мира.

Моя церковь не одобряла катания на роликах (слишком похоже на танец), игры в боулинг (там пьют!), походов в кино, чтения воскресных газет. Церковь воздвигла глухую стену внешних правил, призванных защитить нас от греховного мира. На свой лад ей это удалось. Сегодня я могу предаваться любому из перечисленных «пороков» и не чувство­вать себя грешником. Тем не менее, я понимаю, что строгость фундаменталистов удерживала нас от бед: вокруг нас была очерчена граница. Например, мы могли проскользнуть в зал для боулинга, но нам и в голову не пришло бы притронуться к спиртному или наркотикам.

Постепенно я стал понимать, что многие правила безосновательны, а некоторые и совершенно невер­ны. В южных штатах расизм был одной из составляю­щих церковной субкультуры. В церкви я регулярно слышал, что черные — мы использовали более грубое слово — это «недочеловеки», необразованные, про­клятые Богом рабы. Почти все в моей церкви верили, что Мартин Лютер Кинг был «подпевалой коммуни­стов». Мы безумно радовались каждый раз, когда узнавали, что шериф избил его или запер в кутузку.

От религии, которая крепится на внешних подпор­ках, очень легко оторваться. Так со мной и случилось. Когда я вкусил жизнь в «большом мире», я уже не смог больше мириться с законничеством, окружав­шим меня в детские годы. Слова церковников тут же показались мне лживыми, похожими на «новояз» из книги Джорджа Оруэлла. В церкви говорили о благо­дати, а жили по закону. Говорили о любви — и ненавидели. К сожалению, когда я оставил южную фунда­менталистскую церковь, я отверг не только ее лице­мерную личину, но и весь свод ее верований.

Сегодня я вижу, что церковь, окружавшая меня в детские годы, представляла собой нечто большее, чем место для поклонения или духовную общину. Она бы­ла управляемой средой, своего рода субкультурой. Сегодня я понимаю, что «жесткая» церковь, в кото­рой брызжут слюной, проклиная грешников, в кото­рой нет места смирению и таинству, «заморозила» мою веру на многие годы. Скажу короче: христиан­ство помешало мне найти Христа. Я провел остаток своей жизни, стараясь вернуться обратно к вере, в церковь. Мой путь к вере — предмет долгого рассказа. Здесь вы его не найдете. В этой книге затрагивается лишь один вопрос: «Зачем нужна церковь?»

Обязан ли глубоко верующий христианин ходить в церковь? Уинстон Черчилль как-то сказал, что его от­ношение к церкви сродни отношению контрфорса к зданию — он поддерживает его снаружи. Некоторое время я тоже пытался так жить… пока искренне не поверил в церковное учение и не склонил дух свой пе­ред Богом. Я не одинок в этом. Многие называют себя христианами, но немногие ходят в церковь. Многие прошли тот же путь, что и я: они почувствовали, что церковь отвергла и предала их. Есть и другие — те, ко­торым «церковь просто ничего не дает». Следовать за Иисусом — это одно. Совсем иное — идти за верени­цей верующих в церковь воскресным утром. Почему же мы поднимаем столько шума из-за церкви? Поэ­тесса Анна Секстой написала так:

 

Гвоздями пробили руки Его.

Потом же… потом все надели шляпы.

 

Когда я размышляю о своем пути, то вижу несколь­ко препятствий, вставших между мной и церковью. Первое — лицемерие. Философа-атеиста Фридриха Ницше как-то спросили, почему он так не любит хри­стиан. Он ответил: «Я бы поверил, что все они спасе­ны, если бы они вели себя иначе… как спасенные».

Я был запуган церковью в детстве, а потому подхо­дил к церковным вратам с неохотой. В воскресное утро христиане надевают лучшие одежды, улыбаются друг другу. Но по собственному опыту я знал, что за этими улыбками порой скрывается взаимная непри­язнь. У меня возникала аллергия на любые проявле­ния лицемерия, пока однажды я не задал себе вопрос: «Во что бы превратилась церковь, если бы каждый че­ловек в ней был похож на меня?». И тут я глубоко за­думался о собственной духовности, перестав помыш­лять об остальных.

Я осознал, что судья церковного лицемерия — Бог. Я понял, что вершить суд может только Господь. «У не­го лучше получится», — подумал я. Я стал спокойнее, мягче, научился прощать. Да и что говорить: разве бы­вают совершенные мужья и жены? Родители и дети? Но ведь на этом основании мы не отменяем институт брака и семьи! Так зачем же «отменять» церковь?

Второе препятствие имеет чисто культурный харак­тер. «Церкви искателей» тогда еще не были изобрете­ны. Я же уяснил для себя, что воскресное утро в один­надцать часов сильно отличалось от всего остального времени. Ни в какой другой день недели мне не при­ходилось сидеть прямо по тридцать-сорок минут в жестком кресле и выслушивать нравоучения. Ни в ка­кое другое я не пел песни, написанные век, а то и два назад. Я чувствовал себя, как один из родственников Флэннери О’Коннор, который начал посещать церковь лишь по одной причине: «Богослужение было настолько кошмарным, что я понял: видимо, есть выс­шие причины, заставляющие людей высиживать его».

У О’Коннор было правило: садиться за письмен­ный стол каждое утро, чтобы, если придет в голову мысль, записать ее. Бывшая католичка Нэнси Мэйрс пишет в мемуарах «Простые времена», что вернулась в церковь подобным же образом. Она колебалась в ве­ре, но решила посещать мессу для того, чтобы подго­товить в душе место, «куда вера смогла бы влиться». Она узнала, что не всех ведет в церковь вера. Некото­рые идут туда «с пустыми руками». Порой церковь восполняет их пустоту.

Моей пустоте мешала заполниться сама церковная структура. Мне нравились небольшие собрания, где люди рассказывали о своей жизни, обсуждали вопро­сы веры, вместе молились. А вот формальное церков­ное богослужение с его рутиной, повторениями, тол­пами народа, объявлениями, с командами «встать — сесть» раздражало меня. Чем дольше не ходишь в цер­ковь, тем более странным все в ней кажется. Я понял, что потерял привычку к церковной жизни.

Мне стало легче, когда я прочел, что Клайву Льюи­су и другим видным христианам, которые хотели по­клоняться Богу, церковь часто не помогала, а мешала исполнить это желание. Например, лауреат Пулицеровской премии Анни Диллард так однажды описала свою церковь:

 

Неделю за неделей я умилялась от созерцания плачевного состояния линолеума на полу; никакие цветы не могли украсить помещение. Звуки ужа­сающего пения, которое я так любила, заунывное чтение Библии, пустота и отстраненность богослужения, ужасная напыщенность проповедей, ощущение бессмысленности всего происходящего — все это лишь подчеркивало: какое чудо, что мы пришли сюда. Мы возвращаемся. Мы приходим. Неделя за неделей мы выдерживаем все это.

 

Даже сейчас, когда я пишу эти слова, я качаю го­ловой в удивлении. Вспоминаю, каким был более двадцати лет назад, и удивляюсь, как страстно я тогда относился ко всему церковному. Теперь моя старая привычка вернулась ко мне. Уже многие годы эта ру­тина, которая раньше так раздражала меня, кажется мне чем-то вроде пары старых удобных тапочек. Те­перь я люблю петь гимны, знаю, когда вставать и ког­да садиться, выслушиваю объявления, потому что мне небезразлично, что происходит в церкви. Тем не менее, я заставляю себя вспоминать о своих прежних ощущениях, ибо они созвучны чувствам тех, кому трудно преодолеть культурный барьер между миром и церковью.

Почему изменилось мое отношение к церкви? Скептик скажет, что я просто перестал высоко подни­мать планку или же «попривык» к церкви, как привык после долгих мучений слушать оперу. Но я чувствую, что здесь все не так просто. Церковь дала мне то, что я не мог получить ни в каком другом месте. Святой Иоанн Креста писал: «Добродетельная, но одинокая Душа… подобна горящему угольку. Она не разгорает­ся, а лишь остывает». Я думаю, он прав.

Христианство — это не интеллектуальная личная вера. Христианин может жить только в общине. Видимо, именно по этой причине я так и не смог разочароваться в церкви. В глубине души я чувствовал, что у церкви есть что-то очень-очень нужное мне.

Стоит на время оставить церковь, как я замечаю, что мне становится хуже. Вера моя увядает, и я покрыва­юсь коркой «безлюбия». Я охладеваю, а не разгора­юсь. А потому, несмотря на все мои уходы из церкви, я неизменно возвращаюсь обратно.

В прошлом мои отношения с церковью складыва­лись не очень гладко, но я с трудом могу представить свою жизнь без нее. Когда мы с женой переехали в другой штат, то первым делом стали искать церковь. Если воскресенье проходило без похода в церковь — мы ощущали пустоту.

Как я мог из скептика превратиться в горячего по­борника церкви, из зрителя сделаться участником? Знаю ли я сам, отчего изменилось мое отношение к церкви? Отвечу так: за годы я узнал, чего нужно ис­кать в ней. В детстве у меня не было права выбора: я не мог выбрать себе приход, как не мог выбирать школу. В зрелые годы я менял церкви одну за другой. За это время я узнал: чтобы найти подходящую, нуж­но заглянуть внутрь себя. Как только я научился это­му, у меня тут же пропали вопросы, к какой деноми­нации эта церковь относится и пр.

Когда я иду в церковь, то смотрю вверх, вокруг се­бя, выглядываю за церковные стены и всматриваюсь внутрь себя. Это помогло: мне уже не приходилось терпеть церковь. Я научился любить ее.

Я обо всем этом рассказываю, зная, что немало людей — к примеру, в крохотных городках — не име­ют большого выбора. Но я верю, что многие изменя­ют свое отношение к церкви благодаря этому новому взгляду. Если мы поймем предназначение церкви, то, став ее членами, сумеем помочь ей стать такой, какой хочет ее видеть Бог.

 

Взгляд вверх

 

Раньше я подходил к церкви с чисто потребитель­скими мерками. Богослужение было для меня своео­бразным представлением: хочу увидеть то, что мне понравится, развлеките меня.

Именно о подобных мне людях Сёрен Кьеркегор сказал: «Церковь представляется нам театром, мы си­дим, внимательно наблюдаем за актером на сцене, к которому приковано внимание всех. Если нам понра­вится, мы выразим благодарность аплодисментами и одобрительными возгласами. Но церковь — полная противоположность театру. В церкви Бог — зритель, наблюдающий за нашим поклонением. Проповедник — вовсе не ведущий актер, он больше похож на суфле­ра, незаметного помощника, который сидит возле сцены и шепотом бросает подсказки».

Самое главное происходит в сердцах прихожан, а не на сцене. После богослужения мы должны уходить с одним-единственным вопросом: «Доволен ли Бог происходящим?» (хотя иногда мы спрашиваем: «Что я получил от церкви?»). Во время богослужения я ста­раюсь не отводить глаз от небес, смотреть поверх го­лов, на Бога.

Такая перемена во взгляде на церковь помогает мне спокойно относиться к бесталанности, которую я встречаю во многих храмах. Чтобы не получилось, что пастор находится в центре богослужения, многие Церкви стараются задействовать как можно больше прихожан, которые сочиняют стихи и песни, раз­ыгрывают сценки, поют дуэтами и квартетами, украшают церковь, выражают свои чувства в танце. Со­знаюсь: все эти упражнения мало помогают мне входить в молитвенное состояние или прославлять Бога.

Но постепенно до меня дошло: не прихожане, а Сам Бог главный зритель в храме.

Я стараюсь учиться у Клайва Льюиса, который как-то написал о своей церкви:

 

Мне очень не нравились их гимны, которые я считал третьесортными стихами, положенными на четырехсортную музыку. Но со временем я уви­дел их главное достоинство… Я понял, что гимны (просто четырехсортную музыку) с самоотрече­нием и пользой для своей души поет сидящий по со­седству со мной престарелый святой в калошах. А потом я понял еще одно: я не достоин мыть ему калоши. Подобные открытия выводят человека из состояния горделивого одиночества.

 

Церковь существует не для того, чтобы развлекать, делать людей нерешительными и ранимыми, разду­вать их самомнение или способствовать поиску дру­зей. Она нужна для того, чтобы поклоняться Богу. Если она этого не делает, ей не устоять. Я понял, что служители, музыка, церковные таинства и прочие «ловушки» богослужения — это лишь помощники, которые ведут богопоклонников к конечной цели — единению с Богом. Стоит мне почувствовать, что я за­бываю об этом факте, — и я тут же открываю Ветхий Завет, который в мельчайших деталях описывает бо­гослужение в скинии, не менее подробно, чем Новый Завет — жизнь Христа. Библия рассказывает нам главным образом о том, что угодно Богу, — о поклоне­нии. Вальтер Винк отмечает, что, поклоняясь Богу, мы вспоминаем о том, «кто в доме хозяин».

Сидя в церкви, я сам решаю — смотреть мне на ка­федру или же возводить взгляд к небесам. Тот же Бог, Который подробно рассказывал израильтянам, как приносить в жертву животных, потом провозгласил: «Мне не нужны ни быки из стойл твоих, ни козы из за­гонов твоих, ибо всякое животное лесное Мое, и скот на тысяче гор — Мой» (см. Псалом 49:9-10). Изра­ильтяне так старательно выполняли внешние предпи­сания, что забыли о главном: в жертву Богу нужно при­носить сердце, смиренную и благодарную душу. По­сещая церковь, я стараюсь теперь смотреть внутрь се­бя, а не сидеть, развалившись, будто театральный критик.

Я бывал в католических и православных церквях. Богослужения в них никак не соответствуют потреби­тельскому американскому мировосприятию. Католи­ческая служба не уделяет привычного внимания про­поведи, да и мало кто из проповедников смог бы за­интриговать современного прихожанина. Когда я спрашивал, почему католическая церковь так прене­брегает проповедью, в ответ служители лишь пожи­мали плечами. Для католиков таинство Святого при­частия или месса — это и есть центр богослужения. Именно они ведут к общению с Богом.

В православных церквях службы проводятся на церковнославянском языке, который прихожане по­нимают очень плохо. Литургия сосредоточена вокруг Евангелия. Многие священники здесь тоже обходятся без проповеди. Главное в православной литургии — поклонение, а священники, иконы, убранство церк­вей, благовонные курения, хор — это лишь проводни­ки к Богу.

По многим причинам я продолжаю ходить в проте­стантскую церковь, в которой огромное внимание уделяют Слову, провозглашаемому с кафедры. Но я перестал беспокоиться о музыке, порядке богослуже­ния и прочих деталях, которые так раздражали меня в период исканий. Я слишком много внимания обра­щал на внешние атрибуты, забывая о глубинном смысле поклонения. А ведь поклонение ведет к встре­че с Богом.

 

Взгляд вокруг себя

 

В самом начале своего возвращения в церковь я совершил ошибку. Я старался найти общину, в кото­рой прихожане были бы подобны мне. Хотелось, что­бы их уровень образования соответствовал моему, чтобы их богословские познания были не хуже моих, чтобы их понятия о церковной музыке и литургии по­ходили на мои. Странным образом я повторял ошиб­ки той церкви, в которую ходил в детстве; в ней стре­мились к полному единообразию. Вход чернокожим в нее был заказан. В ней смеялись над эмоциональным богослужением «черных» церквей, в ней выступали против пятидесятников и прочих деноминаций, кото­рые придерживались чуждых нам взглядов на духов­ные дары. В результате наша литургия была обеднена. Это была литургия накрахмаленных воротничков.

В 60-х годах Мартин Лютер Кинг (кстати, цитируя Билли Грэма) любил повторять, что 11 часов утра — самый сегрегированный час в Америке. Сегодня Джесси Джексон без зазрения совести может повто­рить эти же слова. В церквях мало что изменилось. Богослужения так и не стали разнообразнее. Более того, сейчас все осторожнее относятся к новшествам. В правительстве и промышленности принимают со­циальные программы, устанавливают квоты набора работников по социальным группам, всячески стара­ясь компенсировать допущенную в прошлом несправедливость. Но я ни разу не слышал, чтобы хоть одна церковь выработала подобную программу, постара­лась привлечь на свои богослужения национальные меньшинства.

За последние несколько десятилетий я посетил немало церквей, но понять, какой должна быть церковь, мне помог приход на улице ЛаСаль, что в центре Чи­каго. В нем разгораются те же самые бои из-за стилей духовной музыки. В нем так же спорят о том, на что следует использовать церковные деньги. И в нем есть христиане, живущие по своей вере, а есть и христиане номинальные. Все как в остальных церквях. Этой церкви далеко до совершенства. Но, оглядываясь на­зад на те тринадцать лет, что я провел в ней, я вижу: она показала мне, какой церковь быть может и какой быть должна.

Когда я только начал ходить в церковь на улице ЛаСаль, я как бы «приписал» себя к ней, считая посе­щение богослужений занятием обязательным и благо­честивым. К своему удивлению, я вскоре стал с нетер­пением ожидать воскресений. Я перестал их бояться. Почему? Думаю, благодарить нужно чудное смешение людей, приходящих туда вместе со мной. Именно там я научился оглядываться по сторонам… и смотреть вверх. Мне приходилось пробираться через толпу лю­дей, которые были совершенно непохожи на меня.

Эта церковь расположена между богатейшим и беднейшим кварталами Чикаго. Через два здания на восток Золотое Побережье, где среднегодовой доход жителей превышает 50 000 долларов. Два здания на запад — и там домишки для малоимущих. ЛаСаль взя­лась стать «мостом» между двумя мирами. Пастором там был человек по имени Билл Лесли — как и я, вы­ходец из церкви с расистско-фундаменталистским уклоном. Он был старостой курса в самом сегрегиро­ванном университете — Университете Боба Джонса. Его тесть активно участвовал в предвыборной губер­наторской кампании сегрегационалиста Лестера Мэддокса в Джорджии. Возможно, именно такое прошлое заставило Билла бороться за расовое прими­рение, что и стало целью его церкви.

Церковь на ЛаСаль привила мне вкус к разнообра­зию. По воскресеньям добровольцы готовили бес­платные завтраки для престарелых, многие из этих людей потом оставались и на богослужение. Среди них были и негры, и белые. Запах свежего хлеба и жа­реного бекона сильно изменяет обстановку в церкви. Холодные утренники загоняли в церковь бездомных. Некоторые из таких «гостей» потом растягивались на стульях и громко храпели на протяжении всего богос­лужения.

Состав прихожан был очень пестрым: аспиранты престижных местных университетов, доктора, юри­сты, служащие богатых компаний. Люди были такие разные, что мне приходилось рассказывать Евангель­скую весть на очень простом и доступном языке. Я го­ворю о тех случаях, когда мне доводилось вести заня­тия в воскресных классах или проповедовать. Одина­ково ли воспринимали мои слова нищенка с улицы и студент-богослов? Мне это было очень важно.

Меня поражало, что Евангелие затрагивает души как богатых и благополучных людей, так и малогра­мотных уличных попрошаек. Я привык к тому, что церковь — это место, где меня окружают не похожие на меня люди. Казалось бы, что между нами общего? Наша вера в Иисуса Христа — вот что было общим!

Однажды я посетил семинар Скотта Пека, кото­рый собрал вместе десять иудеев, десять христиан и десять мусульман, чтобы проверить свою теорию че­ловеческого сообщества. Пек считает, что большая часть человечества неправильно понимает суть «об­щинной жизни», полагая, что люди становятся еди­ными лишь после того, как перестанут конфликто­вать друг с другом. Например, на Ближнем Востоке лидеры враждующих государств собираются вместе, чтобы в ходе трудных переговоров выковать мирное соглашение, после чего граждане их стран, возможно, смогут жить в мире. По теории Пека, мирное сосуще­ствование станет естественным лишь тогда, когда ру­ководители стран научатся жить в мире и только по­сле этого приступят к урегулированию конфликтов.

Я всегда буду благодарен Скотту Пеку за этот семи­нар, потому что именно там я понял: церковная об­щина никогда не должна останавливаться на достиг­нутом. Фундамент христианской общины — всепримиряющая любовь Бога, которая ломает расовые, классовые, возрастные и половые барьеры. На первое место выходит то, что есть в нас общего. Все, что нас разделяет, — вторично.

В церкви ЛаСаль и в ряде других мест я видел про­блески грядущего и осознал, что может произойти, когда именно то общее, что есть у людей, объединяет их: появляется Божья семья. Но единство этой семьи не строится на единообразии, а различия в ней не вы­зывают противоречий.

Как легко мы забываем, что христианская церковь была первым в мире институтом, который уравнял в правах евреев и язычников, мужчин и женщин, рабов и свободных.

Первые христиане преодолевали все преграды. В отличие от большинства других религий христиан­ство радостно принимало в свои ряды как мужчин, так и женщин. Греки не считали рабов полноправны­ми членами общества — христиане принимали их в общины. В еврейском храме богопоклонники были разделены по расовому и половому признакам — хри­стиане всех собирали на вечерю Господню. В римском обществе правили мужчины аристократических ро­дов — христианскими церквями могли руководить да­же бедняки и женщины.

Апостол Павел — еврей из евреев — дивился этой «тайне, сокрывавшейся от вечности в Боге». Павел говорил: намерение Бога таково, чтобы «многораз­личная премудрость Божия» «соделалась известною через церковь начальствам и властям на небесах» (Ефесянам 3:9-10). Община складывалась из не похо­жих друг на друга членов. И уже это привлекало к ней внимание мира этого и мира запредельного.

Я прекрасно понимаю, что многообразие имеет разные формы. Даже в совсем «белых» и совсем «чер­ных» церквях прихожане отличаются друг от друга возрастом, уровнем образования и финансовым по­ложением. Церковь — это единственное место, в ко­тором встречаются представители разных поколений: младенцы тянут ручонки к груди матери, ребятишки пищат и хихикают в самые неподходящие моменты, серьезные взрослые люди всегда ведут себя подобаю­щим образом, старики так и норовят заснуть — если проповедь чуть длиннее, чем они могут вынести.

И вот смотрю я на церковь, оглядываюсь вокруг себя, гляжу на людей, сидящих на стульях. Что я ви­жу? Мне еще многому нужно научиться у чернокожих и пятидесятников: лишь они умеют так самозабвенно славить Бога. У стариков я должен перенять твердость в вере. У мамаш с целым выводком малышей — уме­ние преодолевать ежедневные трудности. Теперь я намеренно ищу такие церкви, в которых прихожане на меня не похожи.

 

Взгляд по сторонам

 

«Церковь, — сказал как-то архиепископ Уильям Темпл, — это всего лишь социальная структура, кото­рая существует для блага тех, кто не является ее чле­нами». Именно этот урок я и усвоил, глядя на церковь на улице ЛаСаль. Я с самого детства много слышал о миссионерской работе за рубежом. Я с нетерпением ждал ежегодной миссионерской конференции, на ко­торой нам показывали духовые ружья, стрелы и ша­манские маски. Но в Чикаго я понял, что миссия церкви — помогать нуждам соседних кварталов. И столь разношерстная конгрегация успешно выполня­ла свою миссию лишь потому, что всех нас объединя­ла единая цель — помочь окружающему миру. Когда ты занят служением другим, то меньше думаешь о са­мом себе.

Социальные программы церкви ЛаСаль начались с того, что учителя воскресной школы заметили: мно­гие из их учеников не умеют толком читать. После воскресного богослужения они стали проводить заня­тия с ними. Нуждающихся в этом было много, ведь семьдесят пять процентов учеников окрестных школ не попадали в старшие классы. Вскоре в церковь уже приезжали автобусы со студентами богословского Уитон колледжа — они проводили индивидуальные занятия с неграмотными. IBM и другие компании по­жертвовали нам компьютерное оборудование, и мы начали обучать желающих работе с графическими программами.

Чтобы прихожане могли противостоять произволу полиции и домовладельцев, один из них — юрист — уволился с работы и стал проводить консультации. Консультационный центр предлагал помощь, причем плату за услуги установили по скользящей шкале. В Чикаго, как и во многих других американских горо­дах, большая часть детей рождается у матерей-одино­чек. В помощь им в церкви основали специальное служение.

Возникали все новые нужды. Исследования пока­зали, что одна треть всех дешевых собачьих и коша­чьих консервов раскупается престарелыми людьми — они слишком бедны, чтобы позволить себе еду «чело­веческую». Тогда в церкви организовали игру в лото, так любимую стариками. Победителей награждали не денежными, а съедобными призами. Выходило, что старые люди получали удовольствие от игры и уходи­ли домой с пакетами, полными еды. Они не чувство­вали себя униженными — еда не была подачкой.

В течение одиннадцати лет моя жена Джэнет руко­водила церковной программой помощи престарелым. В помощниках у нее было семьдесят добровольцев. Именно от нее я узнал, как много может сделать об­щина, состоящая из обычных людей и объединенная одной общей целью — помогать нуждающимся. Веду­щий музыкальной радиопрограммы каждый день подкатывает на своей машине к какому-нибудь дому-развалюхе. Он привозит пищу старикам, которые уже не в состоянии выходить из дома. Молодой юрист со своими детьми раз в неделю навещает слепого в доме престарелых. Медсестра — прихожанка церкви — об­ходит нуждающихся в медицинской помощи. Два раза в неделю добровольцы готовят еду для стариков, для многих из которых это единственный шанс поесть горячей пищи. Почему люди становятся добро­вольцами? Сначала они делают это из чувства вины или считают такую помощь своей обязанностью. Но со временем начинают понимать: доброе дело полез­но прежде всего душе делающего добро. Жажда отда­вать ничем не слабее, чем отчаяние нужды.

Евангелист Луис Палау определил сущность церк­ви таким приземленным сравнением: «Церковь, — сказал он, — это как куча навоза. Навали навоза по­больше, и вонь его наполнит окрестности, но удобри им почву — и он обогатит ее, обогатит мир». Когда я ищу церковь, то выбираю такую, в которой понима­ют: нужно почаще выглядывать за церковные стены. Более того, я осознал, что служение миру может стать одним из важнейшим факторов достижения успеха в церковном труде.

Церквям, расположенным в богатых пригородах, приходится труднее. Но они могут стать партнерами церквей из бедных кварталов, помогать братским церквям в других странах. Подобная благотворитель­ность покажется кому-то разбазариванием энергии и ресурсов, но, по-моему, все наоборот. Парадокс веры в том и заключается, что отдающий любовь становит­ся богаче, а не беднее.

 

Взгляд внутрь себя

 

Билл Лесли — пастор церкви с улицы ЛаСаль — неустанно проповедует о благодати. Возможно, такова реакция на законнические церкви его детства: понял свою великую нужду в благодати и проповеди о благодати почти каждое воскресение. Окружающим он предлагает испытать на себе благодать в действии. Каждое воскресенье я хожу на его пропове­ди и постепенно пропитываюсь благодатью. Я твердо верю, верю искренне: Бог любит меня не потому, что я заслуживаю Его любовь. Он любит, потому что Он — Бог благодати. Божью любовь нельзя купить, Бог не манипулирует теми, кого любит. Что бы я ни сде­лал, Бог не будет любить меня меньше или больше.

Благодать. Именно этого не хватало церкви моего детства. Если бы только церкви смогли донести мысль о благодати до мира, в котором правит конку­ренция, осуждение, табель о рангах, — мира неблаго­дати! Вот тогда-то церковь и стала бы местом, куда люди стекаются с желанием, с радостью, как путники к оазису в пустыне. Когда я иду в церковь, я загляды­ваю внутрь себя и прошу Бога очистить меня от не­приязни к людям, от жажды первенства, прошу на­полнить меня благодатью. И я ищу церковь, испол­ненную благодати.

Что такое благодать в действии, я узнал, увидев ре­акцию своей церкви на поведение Адольфа. Адольф — молодой чернокожий человек с диким злобным взглядом. Он воевал во Вьетнаме. Видимо, с этого и начались его беды. Ему не удается удержаться ни на одной работе. Из-за приступов ярости и безумия его порой помещают в психиатрическую лечебницу.

Если в воскресенье Адольф принял свое лекарство, он вполне сносен. Если нет — то в церкви будет шум­нее, чем обычно. Он может войти через задние двери и с грохотом проложить себе путь к алтарю. Во время пения он способен поднять руки над головой и делать неприличные жесты или надеть наушники и слушать свой любимый рэп вместо проповеди.

Часть богослужения в церкви ЛаСаль — молитва о нуждах людей. Мы все встаем и совершенно спонтанно возносим молитвы Богу: о мире на земле, об исце­лении больных, о социальной справедливости. «Гос­поди, услышь наши молитвы!» — отвечаем мы хором после каждого ходатайства. Адольф очень быстро со­образил, что молитвенное время — идеальная воз­можность рассказать о том, что его волнует.

«Господи, спасибо Тебе за то, что Ты создал Уитни Хьюстон, спасибо за ее великолепное тело!» — закри­чал он как-то утром. После минуты мертвой тишины раздались слабые голоса: «Господи, услышь наши мо­литвы!»

«Господи, спасибо за огромный контракт, который я подписал на этой неделе со звукозаписывающей фирмой! Спасибо Тебе за мою рок-группу!» — молил­ся Адольф. Те, кто его знал, поняли: он просто фанта­зирует, остальные же грянули радостным хором: «Гос­поди, услышь наши молитвы!»

Постоянные прихожане привыкли ожидать от Адольфа самых неожиданных молитв. Пришедшие впервые не знали, что и думать. Они выворачивали шеи и раскрывали пошире глаза, чтобы увидеть, кто выкрикивает такие странные благодарения.

Адольф призывал Божий гнев на головы белых при­хожан, которые довели чернокожего мэра Гарольда Вашингтона до сердечного приступа. Он нападал на президента Джорджа Буша, пославшего войска в Ирак, в то время как на улицах Чикаго нет никакого порядка. Он регулярно сообщал об успехах своей музыкальной группы. Некоторые его молитвы встречала мертвая ти­шина. Однажды Адольф помолился так: «Пусть у всего этого белого сброда — пасторов этой церкви — сгорят Дома на этой неделе». Никто не поддержал его молитву.

Адольфа уже выгнали из трех церквей. Он же лю­бил ходить в церкви, которые посещали и белые, и черные прихожане; так интереснее было насмехаться над белыми. Однажды он встал во время занятий вос­кресной школы и громко произнес: «Если бы у меня был автомат, я бы всех вас перестрелял».

Среди прихожан нашей церкви есть врач-терапевт и врач-психиатр. Они считают Адольфа своим специ­альным пациентом. Каждый раз после его очередного срыва они отводят его в сторонку и ведут с ним бесе­ды, в которых чаще всего звучит слово «неуместно». «Адольф, возможно, у тебя есть повод для гнева. Но есть приемлемые и неприемлемые способы выражать свой гнев. Совершенно неуместно молиться о том, чтобы сгорел дом пастора».

Мы узнали, что порой Адольфу приходится идти пешком пять миль до церкви — нет денег на билет. Тогда прихожане стали подвозить его. Некоторые приглашали его к себе в гости. Рождество он обычно отмечает с семьей помощника пастора.

Адольф любит хвастать своими музыкальными та­лантами. Попросился он и в музыкальную церковную группу. Оказалось, что у него нет ни голоса, ни слуха. После прослушивания решено было пойти на компро­мисс. Адольфу разрешили петь вместе со всеми, ему даже дали электрогитару — при условии, что она не бу­дет включена в сеть. Каждый раз во время выступления группы Адольф пел, играл на гитаре, которая — слава Богу — не издавала ни единого звука. Этот компромисс пришелся Адольфу по душе. Неприятности начина­лись лишь тогда, когда он забывал принять лекарство. Тогда он мог изображать из себя Джо Кокера, в то вре­мя как остальные чинно шли к причастию.

Наступил день, когда Адольф попросил принять его в члены церкви. Старейшины расспрашивали о его верованиях. Расспросы их не удовлетворили.

Решено было дать ему испытательный срок. Он смо­жет стать членом церкви, если покажет, что понимает, что такое быть христианином, и научится вести себя в церкви.

Как ни странно, история с Адольфом имеет счаст­ливый конец. Адольф успокоился. Чувствуя прибли­жение приступов безумия, он звонит кому-нибудь из прихожан. Он даже женился. После третьей попытки его приняли в члены церкви.

Благодать приходит к людям, которые ее абсолют­но не достойны. Адольф стал для меня символом бла­годати. Никто и никогда не заботился и не беспоко­ился о нем. У него не было ни семьи, ни работы, ни стабильности в жизни. Единственным островком ми­ра стала для него церковь. В церкви приняли его, хотя он делал все, чтобы люди от него отвернулись.

Церковь не поставила крест на Адольфе. Ему дали один шанс, другой, третий… Христиане, на себе ис­пытавшие действие Божьей благодати, явили благо­дать Адольфу. Эта упрямая, неистребимая благодать показала мне, с чем приходится сталкиваться Богу, Который добровольно решился любить мне подоб­ных. Теперь я ищу церкви, которые излучают подоб­ную благодать.

 

Пляж

 

«Есть две вещи, которые нельзя делать в одиночку, — сказал Поль Турнье. — Нельзя в одиночку жениться и нельзя в одиночку быть христианином». Мое хожде­ние в церковь показало: церковь жизненно важна, необходима, ибо она новое общество, основанное Бо­гом на земле.

Я с болью понимаю, что описанная мной церковь, та идеальная церковь, которую я ищу, — это исключе­ние, а не правило. Очень многие церкви развлекают прихожан, вместо того чтобы вести их к поклонению Богу; в них больше единообразия, чем разнообразия; они похожи не на протянутую руку помощи, а на за­крытый клуб; в них господствует закон, а не благо­дать. Ничто так не провоцирует неверия, как разоча­рование в существующей церкви.

Но я постоянно напоминаю себе о словах, сказан­ных Иисусом ученикам: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал». Бог пошел на риск — и создал церковь. Греховное человеческое начало, которое просвечива­ет и в церквях, служит для меня — как это ни парадок­сально — лучиком надежды. Бог сделал человечеству комплимент — Он согласился жить в глиняных сосу­дах, т. е, в нас.

Я несколько раз прочитывал Библию от корки до корки — от Бытия до Откровения. И каждый раз меня поражало: ведь церковь — это кульминация Божьего плана! Именно ее Он и задумал создать от начала вре­мен! Тело Христово — это мост, новое естество, кото­рое ломает все разграничения по расовому, государ­ственному, половому признакам. Появляется новое общество, у которого нет географических рамок. Прочтите первые стихи из каждого послания апостола Павла. Он обращался к общинам, разбросанным по всей Римской империи. Обо всех верующих он гово­рил: «во Христе». Принадлежность ко Христу важнее, чем принадлежность к какой-то расе, или социальной группе, или к любой изобретенной людьми категории. Я во Христе, и это важнее, чем моя принадлеж­ность к американской нации, чем цвет моей кожи, чем мое протестантское вероисповедание. Именно в церкви я могу невозбранно радоваться своему новому естеству, проявлять его среди чрезвычайно разных людей. Но всех этих людей объединяет одна задача. Мы призваны создать альтернативное общество на глазах у мира, который неуклонно движется по пути размежевания и вражды.

Каждое лето наша церковь проводила крещение в вечно холодном озере Мичиган. Я вспоминаю один чудесный солнечный день. Жители Чикаго выбрались на пляж: ребятишки на роликовых коньках, закован­ные в пластиковые шлемы и наколенники, велосипе­дисты сигналят прохожим, намазанные маслом люди лежат на песке.

И вот на фоне этой пляжной сцены выстроились в линеечку тринадцать человек, принимающих креще­ние. Они заявили, что всем готовы показать свое еди­нение со Христом. Кубинка, одетая в белое, говорила на испанском. Высокий, загорелый мужчина, сказал, что был агностиком, но шесть месяцев назад уверо­вал. Начинающая оперная певица призналась, что ре­шила креститься лишь сегодня утром, и просила мо­литься за нее — уж очень она не любит холодной во­ды. Восьмидесятипятилетняя негритянка умоляла окрестить ее в озере, несмотря на запрет лечащего врача. Продавец недвижимости, беременная женщи­на, студент-медик — все они по очереди объясняли, почему решили креститься на пляже, расположенном почти на самой Пятой авеню.

Они быстро окунулись в воду. Каждый из креще­ных — дрожащий, покрытый гусиной кожей, с бле­стящими, расширенными от холода глазами — выле­зал из воды. Мы на берегу обнимали их. Скоро и наша одежда промокла. «Добро пожаловать в Тело Христо­во», — говорили мы.

Во время крещения я наблюдал за чикагскими зеваками. Несколько недовольных «солнцепоклонников», ворча, переместились подальше. Остальные были более снисходительны — смотрели на нас, удивленно улыбались. «Небось, секта какая», — думали они.

Через час мы ушли. То место, которое занимала наша маленькая группа на чикагском пляже, тут же заполнили отдыхающие. Наши следы смыли волны. На песок положили большие махровые полотенца и ле­жаки.

Эта маленькая группа на пляже, представшая перед глазами любопытной толпы, стала для меня символом альтернативного общества, давным-давно утвержден­ного Иисусом на земле. На чикагских пляжах есть свои неписаные правила: испаноязычное население располагается в северной части, избалованные клерки — ближе к вышке спасателей, геи — на каменистой ча­сти. А вот в нашем небольшом сообществе были и биржевые клерки, и оперная певица, и кубинцы, и восьмидесятипятилетняя правнучка рабов.

Мы собрались не просто так, а чтобы заявить о своей принадлежности к иному царству. И царство это для нас важнее беззаботных пляжных прелестей, За каждого принимавшего крещение человека молил­ся кто-то из прихожан. Молился громко, вслух. Мо­лился, благословляя новую жизнь этого человека — жизнь в Боге. В одной из молитв прозвучали слова Иисуса Христа, Его обетование: небеса радуются, когда кается даже один грешник.

С точки зрения спасателей, наблюдавших за всем с вышки, в воскресный день на пляже не произошло ничего особенного. Но взгляду с высоты небес откры­лась бы иная картина, достойная вечной радости.

Мне очень нравится определение, которое дал церкви известный немецкий богослов Карл Барт: «Церковь существует, чтобы указать миру новый путь, который радикально отличается от пути мирского и противоречит ему, но в противоречии этом заключена надежда». Церемония, проходившая на берегах Ми­чиганского озера, ничем не напоминала мирское дей­ство. В Чикаго не принято так себя вести. И время, проведенное мною в церкви ЛаСаль, показало мне: церковь на самом деле умеет противоречить миру, и в этом противоречии содержится надежда.

Тем же утром наши добровольцы готовили завтрак: варили яйца, жарили бекон, пекли хлеб, чтобы накор­мить всех голодных, которые придут в церковь. Таков уж XX век — век пособий и государственных дотаций, которых, увы, не хватает. Политики голосуют за фи­нансирование новых тюрем — так они борются с пре­ступностью. А адвокаты из церкви ЛаСаль дают бес­платные консультации малолетним преступникам, учителя бесплатно учат их читать. Психологи думают, как бы пристыдить матерей, рожающих детей вне брака. Церковь помогает этим женщинам справлять­ся с ежедневными трудностями — последствиями их решения не делать аборт. Строительные фирмы раз­рушают дешевые дома, строят вместо них особняки для зажиточных людей. Церковные старейшины ду­мают, как помочь старикам с жильем. Все это мы де­лали из-за того, что произошло воскресным утром на озере Мичиган: крещение соединило нас во Христе Иисусе. Христос сломал все преграды между нами.

Мы на себе испытали Божью благодать. Мы хотим нести ее другим, нести даром, ничего не требуя вза­мен. Именно такова она — благодать. Я теперь знаю: Церковь может быть новым путем, радикально отличающимся от мирского, противоречащим мирскому, но несущим надежду. Именно поэтому церковь стоит любых наших усилий.

 

 

Глава 2

Каков же был Божий замысел?

 

Со святыми всех времен на небесах

Не славно ль пребывать?

С собратьями-святыми на земле

Куда труднее жить…

.

Неизвестный автор

 

 

чень скоро я заметил, что церковь ЛаСаль — церковь непростая. Придя в самый первый раз, я нашел свободное местечко рядом с чернокожей женщиной средних лет. Она была с тринадцатилетней дочкой. Когда мы встали, чтобы петь гимны, девочка оглянулась вокруг, широко улыбаясь. Мы вежливо улыбнулись в ответ. Она не сводила с нас взгляда — улыбка протянулась от уха до уха. Это была странная девочка. Возможно, не совсем здоровая. На четвертом куплете гимна она нагнулась, ухватилась за подол сво­его платья и подняла его высоко над головой, показав всем, что под ним было. Добро пожаловать в церковь! В течение следующих нескольких лет мы привыкли к неожиданностям. Однажды во время богослужения какой-то мужчина профессиональным крученым ударом послал мяч прямо в пастора, который молился над хлебом и вином причастия. Хорошо, что пастор вовремя открыл глаза и успел увернуться от удара. В другое воскресенье какой-то пьяница осушил всю ча­шу для причастия, видимо, не подозревая, что в ней виноградный сок, а не вино. На причастии мы ис­пользуем сок вместо вина. А как-то уличная нищенка — на ней, как на капусте, было надето множество юбок — забрела во время проповеди на сцену и начала громко рассказывать священнослужителю о том, что в магазинах обнаружили партию отравленного молока. Как-то в церкви рядом со мной уселась женщина лет пятидесяти, одетая в красивую шелковую блузу и юбку из жатого вельвета. В ушах у нее были брилли­антовые сережки, волосы гладко зачесаны назад. Мне и в голову не пришло, что с ней что-то не в порядке. И вдруг она разразилась смехом. Был адвент — шли че­тыре предрождественские недели. Каждую неделю мы зажигаем в церкви по свече. Оказалось, что стари­чок случайно зажег не ту свечу! Он, должно быть, услышал смех и обернулся.

—  Простите сердечно, — пробормотала дама. — Я тут увидела хорошенькую розовенькую свечечку и глаз от нее не могла оторвать, — я сущее дитя!

Дама нагнулась ко мне и попросила объяснить смысл полусгоревшей фиолетовой свечи. Я тщетно попытался рассказать ей о традиции предрождествен­ских свечей.

— Нет, так нельзя, — уверяла она меня. — Обгорев­шие свечи нужно сразу выбрасывать!

Во время богослужения женщина не переставая делилась со мной своими впечатлениями. Она рас­хохоталась, когда пастор преломил хлеб причастия:

— Неужто он не знает, что вафли вкуснее!

Она отпускала шуточки о людях, шедших к прича­стию:

— Идут вереницей, как зомби. Почему они так на­пряжены?

Когда врач-прихожанин объявил об организации группы помощи больным СПИДом, дама возмутилась:

— Отвратительно — говорить о СПИДе в церков­ных стенах!

А когда пастор во время проповеди упомянул одно из имен Бога — Яхве, моя соседка совсем разволнова­лась:

— До чего старомодно звучит! Неужели он сам это­го не понимает!

После богослужения, запахивая норковую шубу, дама представилась:

— Вики. — И добавила: — Ни разу в жизни не была в такой смешной церкви. Здесь у вас так весело! Толь­ко почему никто не смеется?

Я постарался рассказать ей о нашей церкви. Но лишь позже я понял, что вопрос Вики был очень уме­стен.

 

 

Когда Павлу не хватило слов

 

Церковь ЛаСаль стоит в центре города. Из нее не прогоняют бедняков, бездомных, психически боль­ных. В ней не боятся людей, которые могут помешать богослужению. За годы ее посещения я понял: Божье присутствие в этом хаосе чувствуется ничуть не сла­бее, чем в церквях богатых кварталов, где все расписа­но и просчитано. Юджин Петерсон как-то заметил: чтобы создать церковь, нужно смешать таинство и су­мятицу в равных частях.

Читая послания апостола Павла коринфской цер­кви, я думаю о городских церквях, подобных ЛаСальской. В Коринфе тоже царил хаос. Из писем ста­новится ясно, кто ходил в ту церковь: еврейские куп­цы, цыгане, греки, проститутки, идолопоклонники. Ни одна другая книга Библии не отражает столь резких перепадов в настроении автора. Павел высту­пает против раскола в церкви, клеймит инцест, тре­бует, чтобы вечеря Господня не превращалась в пи­рушку. Читаю о Коринфе — и моя церковь кажется мне скучной.

Многие ученые сходятся во мнении, что 1 Посла­ние к Коринфянам — самая ранняя по времени напи­сания книга Нового Завета. Первые несколько глав показывают: апостол старается понять, что такое цер­ковь. Павел никогда не задавал себе подобного во­проса об иудаизме: культура, религиозная традиция, национальность верующих, даже порядок богослуже­ния — все это придавало религии четкие формы. Но что такое христианская церковь?

Какой представляет ее Бог? Ответ на такой вопрос нелегко найти, особенно если перед глазами — не­управляемая коринфская церковь. Прошло двадцать веков. Ответ на этот вопрос до сих пор неясен.

1 Послание Павла к Коринфянам отражает неуве­ренность апостола. Чувствуется, что ему не хватает слов. «Вас возрастил Бог», — говорит апостол в главе 3 и поясняет свою мысль: «Я, Павел, всего лишь сея­тель. Поливать будет другой. Но вы все же — Божье строение. Точно, Божье строение. Я положил основа­ние, кто-то другой возведет стены — Нет, лучше будет сказать, что вы — храм. Вы — здание, вмещающее Бога. Да-да! Только подумайте: Бог живет в вас, Сво­ем священном храме!»

«Поле, строение, храм… Павел, реши же, наконец, что ты хочешь сказать!». Именно такая мысль прихо­дит мне в голову, когда я читаю вереницу сравнений, приведенных апостолом. В этом же ключе он пишет вплоть до главы 12. И наконец-то в ней он находит то сравнение, которое так напряженно искал. Церковь — Тело Христово! Тут тон автора меняется. Это уже не личное письмо. Глава 13 — это шедевр художествен­ной прозы.

Мне кажется, что 1 Послание к Коринфянам пока­зывает ход мыслей Павла. Он думал вслух, стараясь рассказать всем, что это за вещь такая странная — церковь. Каждое новое сравнение помогает увидеть церковь в ином ракурсе. Последнее сравнение — Тело Христово — оказывается самым точным. В течение целой главы Павел размышляет о параллелях между телом физическим и духовным строением. В своих посланиях он более двух десятков раз возвращается к этому сравнению.

Я писатель. Мне близок и понятен стиль, в кото­ром Павел писал эти главы. Мне самому часто прихо­дится искать нужное слово, сравнение. Я экспери­ментирую, отсеиваю ненужное, ищу и вдруг нахожу слово, которое подходит идеально. Какое чувство об­легчения я при этом испытываю!

Прошли годы. Не все придуманные Павлом обра­зы церкви понятны современному человеку. Истины, которые за ними скрываются, ничуть не изменились —          изменилось мировосприятие читателя, Возьмите, к примеру, сельскохозяйственные образы. Каждый ко­ринфянин знал, что за ними стоит. Поля, виноград­ники окружали город, урожай свозили на местный ба­зар. Сегодня нужно проехать много километров, прежде чем доберешься до вспаханного поля. Продукты люди покупают в магазинах. Все упаковано, го­тово к употреблению. Для городского жителя сель­скохозяйственные образы потеряли свою истинность.

То же произошло в строительстве. В Коринфе I ве­ка можно было купить обтесанные камни и заложить из них основание дома. Этот процесс требовал не больше сноровки, чем рытье канавы. Сегодня нам нужно получать разрешение на строительство. Про­кладывать водопровод и канализацию, тянуть элек­трическую линию, вызывать экскаватор для рытья фундамента, нанимать бригаду строителей… До обра­зов ли тут? А возведение храмов? Кто из нас когда-ни­будь возводил храмы?

Как бы написал Павел — мастер сравнений, если бы писал свои послания сегодня? Если бы писал их не коринфской церкви, а, скажем, пресвитерианской, епископальной церкви или церкви с улицы ЛаСаль? Какие словесные картинки будут понятны нам, со­временным людям? Какой же замыслил церковь Бог?

Не могу представить, что написал бы Павел. Но я стал думать, что в сегодняшнем мире могло бы послу­жить образом церкви. Я спросил себя: «Что такое цер­ковь? Какой она должна быть?»

Мне довелось побывать во многих церквях. Ни од­на не показалась мне идеальной. У спортсменов-олимпийцев есть такое упражнение: перед соревнова­нием они стараются мысленно представить себе все этапы гонки. Когда я учился кататься на горных лы­жах, друг одолжил мне «кибер-видео» о горнолыжном спуске. Существует теория, что можно приготовить свой мозг к спуску, просматривая такие фильмы. Сначала ты смотришь, как лыжники отрабатывают повороты, изменяя при этом положение тела. Я ста­рательно пытался овладеть теорией горнолыжного спуска еще до первого своего лыжного похода. Но, оказавшись на склоне горы, я ничуть не походил на ловких атлетов из фильма. Я падал, смешно дергался, не вписывался в поворот, не вовремя переносил вес тела с одной ноги на другую. Но фильм помог мне: в мозгу отпечатался идеальный образ, к которому я стремился, спотыкаясь и падая на склоне. По край­ней мере, я знал, какие именно ошибки совершаю.

Образы, использованные Павлом, могли сослу­жить подобную же службу коринфянам. Компании «лыжников-неумех» Павел рассказывал, как «катают­ся мастера». То, что вы прочтете дальше, — мои по­пытки обрисовать современную церковь. Я использо­вал примеры тех церквей, которые посещал. Каждая из них стремилась к совершенству, но ни одна не была такой. Однако если представляешь себе идеал, то зна­ешь, к чему надо стремиться.

 

Группы поддержки, созданные Богом

 

Как-то я побывал в «церкви», у которой не было ни собственного помещения, ни платных работников. Каждую неделю ее посещают миллионы преданных прихожан. Она называется «Анонимные Алкоголики» и во всем мире известна под аббревиатурой АА. Я по­шел туда по приглашению друга, который признался, что пытается бросить пить. «Пошли со мной, — ска­зал он мне. — По крайней мере, ты поймешь, как вы­глядели первые христианские церкви».

В двенадцать часов ночи в понедельник я вошел в обшарпанный дом, в котором до этого уже прошли шесть подобных собраний. Клубы едкого сигаретного Дыма висели в комнате, словно облака слезоточивого газа. От них ело глаза. Но очень скоро я понял, поче­му мой друг сравнил это собрание с раннехристиан­ской церковью.

Известный политик, несколько миллионеров бол­тали с безработными и парнями с исколотыми рука­ми. Представлялись друг другу очень просто: «Привет. Меня зовут Том. Я алкоголик и наркоман». И в ответ раздавалось дружелюбное: «Привет, Том!»

Время общения проходило, как на собраниях до­машних церковных групп. Одни рассказывали о себе, другие с состраданием слушали, давали советы, под­бадривали, обнимали друг друга. Каждый рассказы­вал о своих успехах — о том, как борется со своим по­рочным пристрастием. Мы много смеялись, много плакали. Большинству нравилось быть среди людей, которые хорошо понимали их эмоции и внутреннюю борьбу. Здесь можно было оставаться абсолютно чест­ным. Все плыли в одной лодке.

У АА нет ни собственности, ни руководящих ор­ганов, ни платных консультантов. Есть только жур­нал «Виноградная лоза», в котором собраны расска­зы алкоголиков и информация о группах. Отцы-основатели АА построили работу так, что в органи­зации не может быть никакой бюрократической прослойки. Они верили, что программа станет эф­фективной, если будет простейшей по сути своей: один алкоголик исправляет свою жизнь, помогая другим алкоголикам. Но результаты АА настолько велики, что со временем возникли 250 других разно­видностей групп поддержки, пользующихся той же самой программой из двенадцати шагов, начиная от Анонимных Шоколадоголиков и заканчивая группа­ми раковых пациентов. Все они строятся на одних принципах.

Многочисленные параллели с ранней церковью — это не простое совпадение. Основатели АА были хри­стианами. По их настоянию обязательной частью программы является зависимость от Бога. В тот вечер, когда я был с ними, все хором повторяли «Двенадцать шагов». Звучали слова о том, что они полностью по­лагаются на Бога, дарующего прощение и силу. (Аг­ностики могут вместо слова «Бог» говорить «Высшая Сила», но через некоторое время даже им эти слова начинают казаться безликими и неуместными. Обыч­но и они начинают произносить слово «Бог».)

Мой друг заявляет, что АА заменили ему церковь. И это его несколько волнует.

— Группы АА переняли социологию церкви, неко­торые термины и концепции, но у АА нет никакой ду­ховной доктрины, — говорит он. — Мне не хватает учения, я просто пытаюсь выжить, и АА помогают мне в этом лучше, чем церковь.

Другие анонимные алкоголики рассказывают, что не хотят ходить в церковь, потому что церкви осудили их, отвернулись от них. В поместной церкви они не могут позволить себе роскошь встать и во всеуслыша­нье заявить: «Привет. Меня зовут Том. Я алкоголик и наркоман».

Для моего друга знакомство с «Анонимными Алко­голиками» означало спасение в самом буквальном смысле. Он знает: стоит ему хоть раз оступиться — он окажется в могиле. Его партнер по АА не раз отвечал на телефонные звонки моего друга в четыре часа утра. А тот в это время сидел в ночном ресторане и, как школьник, снова и снова писал на листке бумаги: «Боже, помоги мне продержаться еще пять минут».

Это «полуночная церковь» произвела на меня большое впечатление. Но я был и обеспокоен: АА помогают нуждам людей так, как не может помочь по­местная церковь. По крайней мере, она не смогла по­мочь моему другу.

Я попросил его сказать, что такого есть в АА, чего не хватает церкви. Он долго молчал. Я думал, он ска­жет что-нибудь о любви, сострадании. Скажет, что в церкви им не интересуются, что церковь — слишком жесткая структура. Но он произнес лишь одно слово: «зависимость».

— Никто из нас не может выжить в одиночку. Не за этим ли пришел Иисус? — начал объяснять мой друг. — Но посмотришь на людей церковных — они само­довольны, набожны, считают себя выше всех. У меня нет ощущения, что они не могут прожить без Бога или друг без друга. Кажется, все в их жизни хорошо. Посе­щающий церковь алкоголик чувствует себя низшим существом, недоделанным каким-то.

Он немного посидел молча. Потом улыбка начала расплываться по его лицу.

— Смешно, — промолвил он наконец. — Больше всего я ненавижу алкоголика в себе. Но именно мой алкоголизм Бог использовал для того, чтобы привести меня к Себе. Я — алкоголик, и поэтому знаю, что не могу выжить без Бога. Каждый день я живу только благодаря Ему. Возможно, именно в этом искупитель­ный смысл алкоголизма. Может, Бог призывает нас, алкоголиков, показать святым, что значит зависеть от Бога, от общины Божьей.

Посетив «полуночную церковь» своего друга, я по­нял, как нам не хватает смирения, кристальной чест­ности, полной зависимости от Бога, от общины со­страдательных друзей. Я много размышлял об этом. Именно о таких людях и думал Иисус, когда основал Свою Церковь.

Историк Эрнст Куртц рассказывает, что «Аноним­ные Алкоголики» родились благодаря встрече Билла Уилсона с доктором Бобом Смитом. Билл только уси­лием воли воздерживался от выпивки шесть месяцев. Потом ему пришлось поехать в командировку. Сделка сорвалась. Унылый, он шатался по холлу гостиницы и вдруг услышал знакомые звуки — смех и позвякивание льда в стаканах. Он тут же направился в бар с мыслью: «Надо выпить».

И вдруг совершенно иная мысль вытеснила первую: «Нет, не надо мне пить, мне нужно найти другого алко­голика!». Он бросился к телефону, сделал несколько звонков и наконец соединился с доктором Смитом, который и стал впоследствии со-основателем АА.

Церковь — это место, где я могу без стеснения за­явить: «Не надо мне грешить, мне нужно найти друго­го грешника. Вот тогда-то вместе, помогая друг другу, мы сможем удержаться на узкой тропке».

 

Водительские права

 

Честно говоря, большую часть времени я провожу с подобными мне людьми. Мои друзья одного со мной возраста, уровня образования. Мы придерживаемся общей системы ценностей, ездим на одинаковых ма­шинах. Нам нравятся одни сорта кофе, один тип книг, музыки. В моей стране живет множество этнических групп — поляки, испаноязычные… Но я мало с ними общаюсь. Я попытался делать покупки в магазинчике для испаноязычных — и тут же потерялся среди полок, уставленных одной лишь фасолью разных сортов.

Каждые три года мне приходится переоформлять водительские права. Иногда при этом нужно держать письменный экзамен, иногда бывает достаточно за­полнить бланк и сдать фотографии. Но каждый раз приходится как минимум по часу проводить в очере­ди в окружении совершенно разных людей. Этот час служит для меня школой жизни.

«Как много тучных людей вокруг! Интересно, по­чему мои друзья такие тощие? — спрашиваю я себя. — Где живут все эти толстяки? Кто дружит с ними?»

Сколько стариков вокруг! Я читал в журналах о «се­деющей Америке», но общаюсь в основном с людьми своего возраста. Как многие носят джинсы и ковбой­ские сапоги! Как мало людей знают, что такое дезодо­рант! Почему люди так редко ходят к зубному врачу?!

В очереди за водительскими правами — реальный мир.

Мои удивленные вопросы лишь показывают, на­сколько я далек от этого реального мира. И все пото­му, что я инстинктивно тянусь к себе подобным. Я редко выхожу из своего мирка — если только что-то вынуждает меня это сделать. Например, нужно полу­чить водительские права или пойти в церковь.

Я уже рассказал, какими разными людьми окру­жен в церкви на улице ЛаСаль. Я с удовольствием вспоминаю двух наших прихожан. Они по очереди присматривали за мной на богослужениях, когда ма­ма вела занятия в воскресной школе. Я очень любил сидеть с миссис Пэйтон, потому что вокруг ее шеи всегда болтались «животные». У нее было меховое боа — две норки, сшитые так, что они как бы кусали друг друга за хвост. Во время богослужения я играл с бле­стящими глазками зверьков, трогал их острые мелкие зубки, гладил мягкую шерсть, пушистые хвостики. Норки миссис Пэйтон помогли мне пережить не одну скучную проповедь.

С мистера Понса не свисало никаких «животных». Но он был добрейшим человеком. У него было шесть собственных детей, и он чувствовал себя счастливым лишь тогда, когда на коленях у него сидел ребенок. Это был огромный мужчина. А потому я мог сидеть на его коленях всю службу, и ноги у него не затекали. Ему очень нравилось, как я разукрашивал церковные программки, как рисовал смешные мордочки на сво­их ладошках: я двигал ладонью — и мордочки улыба­лись и подмигивали.

Мистер Пенс запомнился мне своей добротой и целым пуком волос, торчавшим у него из носа. Воло­сы лучше всего было видно, когда я сидел у него на коленях. Спроси меня тогда, кто мне больше нравит­ся — миссис Пэйтон или мистер Понс, — я б затруд­нился ответить. Но, наверное, победил бы мистер Понс. Мой отец умер, когда мне был всего год. Мис­тер Понс стал для меня образцом большого и сильно­го мужчины, с которым я чувствовал себя уверенно и спокойно.

Я подрос, больше узнал о мире и больше понял о миссис Пэйтон и мистере Понсе. Миссис Пэйтон бы­ла богата, поэтому и могла позволить себе носить «животных» вокруг шеи. Ее семья владела компанией по продаже Кадиллаков. А мистер Понс был водите­лем мусороуборочной машины, ему еле-еле хватало денег, чтобы прокормить большую семью. Зная все эти факты, со стыдом могу сказать: будучи взрослым человеком, я бы вряд ли подружился с мистером Понсом. Мне было бы неловко говорить с ним — неловко, да и не о чем. У нас, видимо, не нашлось бы общих интересов.

Я рад, очень рад, что в церковь Иисуса Христа, ко­торую я посещал в детстве, ходили и эти двое моих друзей. Теперь-то я понимаю: церковь должна быть тем местом, где одинаково рады миссис Пэйтон с во­лосатыми зверьками на шее и мистеру Понсу с воло­сатым носом. Чтобы почувствовать, что такое реаль­ный мир, мне ни к чему ждать по три года — достаточ­но сходить в церковь.

Джон Говард Йодер сказал:

 

Церковь — не просто носитель вести о прими­рении. Даже газета, даже телефон могут доне­сти до людей любую мысль! Но церковь не являет­ся и плодом существования некоей вести, как, на­пример, толпа в кинотеатре является плодом ре­кламы фильма. В церкви мужчины и женщины сливаются в новую социальную структуру. Это дело рук Бога, и в этом суть всей истории челове­чества…

 

Божий травмопункт

 

Травмопунктов становится все больше. Их можно найти в «спальных» районах, в больших магазинах — где их только ни открывают. Это такой же травмо­пункт, как и в больнице, только находится он вне ее стен. Это очень удобно: если что-то произошло, не нужно разыскивать больницу, заполнять какие-то бу­мажки, ждать в очереди — вперед все равно пропустят тех, чье состояние тяжелее твоего. Проще обратиться в местный травмопункт: там зашьют рану на пальце, вправят вывихнутый коленный сустав, выяснят при­чину желудочных колик.

Мне нравится думать о церкви, как о таком трав­мопункте: она всегда открыта, ее легко найти, она служит людям, которые испытывают неотложную нужду.

Раньше я ощетинивался, стоило кому-нибудь на­звать христианство религией увечных, верой, которая привлекательна только для бедных и немощных, для тех, кто не может прожить в одиночку. Но чем больше я читаю Евангелия и пророческие книги, тем больше убеждаюсь: христианство — действительно религия слабых. Те, кто говорит об этом с презрением, — са­моуверенные, удачливые люди, добившиеся всего в жизни самостоятельно, всегда стремившиеся к пер­венству, не ждавшие чужой помощи.

Честно говоря, Евангелию нечего сказать людям, которые не признаются в своих нуждах. «Блаженны нищие духом, — говорил Иисус, — блаженны плачу­щие, блаженны гонимые». Покаяние в том и состоит, что я падаю ниц перед Богом и признаю: только Бог может сказать мне, как следует жить. Сам я этого не знаю. Наверное, именно поэтому Иисус говорил, что богатым труднее всех попасть в Царствие Божие.

Но на самом деле людей, много добившихся всего в жизни своими силами, не так уж и много в этом грустном мире, полном боли и страданий. Даже думая о своих соседях, я могу составить огромный список нужд: в одной семье — умственно отсталый ребенок; в другой молодая женщина завела любовника, в итоге — скандальный развод с мужем; где-то страдает гомо­сексуалист из-за собственной развратности; кто-то заболел раком; кто-то потерял работу. Нужды людей нарастают, словно снежный ком. Каждый из нас зна­ет, что такое одиночество, гордыня, депрессия, страх, испорченные отношения с близкими. Где нам зале­чить свои «царапины» и «порезы»? Кто наложит гипс на наши переломы, зашьет глубокие «раны»?

Можно пойти в церковь. Я снова перечитываю письма, адресованные коринфской церкви. Помимо упреков, увещеваний в них звучат и слова любви, нежности, Я подозреваю, что о коринфской церкви Павел молился и беспокоился гораздо больше, чем о церквях стабильных и успешных, немало которых он основал в Средиземноморье. Коринфская церковь была своеобразным травмопунктом. Павел страстно хотел, чтобы все в ней наладилось именно потому, что прихожанами ее были самые что ни на есть «труд­ные» люди.

Я думаю об истории христианской церкви. Со сты­дом и грустью я вижу страшные веши, которые проде­лывали во имя Христово: инквизиция, погромы, ку­пающееся в роскоши священство. Но в области помо­щи нуждающимся людям церковь сделала много хо­рошего. В названиях крупнейших больниц Америки часто фигурируют слова «баптистская», «методист­ская» или имена святых — Луки, Иоанна. Многие больницы уже больше не находятся под покровитель­ством церкви, но названия их свидетельствуют о том, что они были основаны в результате миссионерской работы церквей, которые хотели помочь страдающе­му миру.

В других частях света эта тенденция прослеживает­ся еще четче. В Индии только три процента населения называют себя христианами. Но почти треть всех ме­дицинских учреждений страны создана христианами. Спросите женщину Индии, как она представляет себе христианина. Возможно, она ответит, что это такой же человек, как и тот, кто спас ее ребенка или выле­чил членов ее семьи. Приведу лишь один пример: прорыв в исследованиях причин возникновения и ле­чения проказы совершили именно христианские врачи-миссионеры. Почему? Потому что только они за­хотели посвятить свои жизни работе с отвергнутыми, неприкасаемыми людьми.

Мы все не можем стать врачами и медсестрами. В развитых странах нужды здравоохранения совершен­но иные. Например, нужно побольше вот таких рай­онных травмопунктов. Но человеку в боли и нужде требуется любящее окружение, которым может стать церковь. Неудивительно, что система «хосписов» — медицинских учреждений, заботящихся о смертельно больных, — была основана врачом-христианином по имени Дэйм Сисли Саундерс. Вполне естественно, что большинство хосписов опекают те или иные ре­лигиозные группы.

Я видел, как таким травмопунктом стала одна ма­ленькая церквушка. В ней не было ничего необычно­го. На богослужении все очень обыденно, пастор чи­тает посредственные проповеди. Но для Деборы Бейтс церковь стала настоящим спасательным кру­гом, травмопунктом.

Муж Деборы ушел к другой женщине, оставив ее с четырьмя детьми в доме-развалюхе и минимальными средствами на содержание детей. Долгие месяцы чле­ны церкви утешали Дебору как могли. Ее мучила оби­да и чувство вины. Было у нее и немало чисто матери­альных проблем: протекала крыша, засорился унитаз, сломалась машина. О Деборе нужно было позабо­титься.

Почти двадцать человек из этой небольшой церк­вушки помогали Деборе: сидели с детьми, красили дом, помогали чинить машину. Один человек дал ей работу, послал на курсы переподготовки, чтобы она могла эту работу выполнять. Богатая прихожанка предложила платить за обучение ее детей. Почти пять лет Дебора с трудом шла по жизни. Единственной поддержкой в эти годы ей была церковь.

Коринфская церковь была таким же травмопун­ктом. Павел даже рассказывает о человеке, который обрел исцеление в церкви. В 1 Послании к Коринфя­нам апостол с возмущением и негодованием пишет о романе одного из прихожан с собственной мачехой: «О таком блудодеянии не слышно даже у язычников» (см. 5:1). Павел готов был проклясть этого человека. Но многие исследователи Писания считают, что во 2-й главе 2 Послания к Коринфянам речь идет об этом же самом блуднике. Церковь наказала его и теперь гото­ва простить и принять обратно. Лечение дало свои ре­зультаты.

Несколько раз мне довелось помогать в подготовке Господней вечери. Прихожане группами подходили к алтарю и преклоняли колени в молитве. Я отламывал кусочек хлеба и подавал его подошедшему со словами: «Сие есть тело Христово, за вас ломимое». Я не знал лично всех прихожан. Но в глазах каждого собрата по церкви я видел нужду в утешении и исцелении. Под­ходили женщины, которых, подобно Деборе, бросил муж. Джуди почти всю зарплату отправляет на родину в Индию, чтобы содержать большую родню. Джош до сих пор не может найти работу; он уволился из типо­графии, потому что не хотел печатать порнографию. Сара — еще молодая женщина, но она серьезно боль­на: она не может ходить, ее выносят к алтарю.

Подошла мать с младенцем, который звучно сосал ее грудь. Для меня это послужило образом передачи духовной пищи во время причастия. Пища попадает в организм матери, перерабатывается и поступает но­ворожденному, который без матери не сможет вы­жить. «Тело Христово, за вас ломимое» — эти слова обретали для меня все новый и новый смысл, когда я отламывал кусочки хлеба и вкладывал в руку каждого прихожанина. Церковь — это то место, куда можно прийти со своей болью, ибо основано оно Тем, Чье тело было ломимо за нас. Его тело было изувечено, чтобы мы обрели жизнь.

 

Божья электричка

 

Несколько лет я посещал курс для писателей в Чи­кагском университете. Университет находится в юж­ной части города. Добирался я туда электричкой и ав­тобусом.

В электричке можно познакомиться с представи­телями всех социальных групп в городе. На моей остановке английскую речь заглушали испанские, польские и греческие слова. В толпе я ехал в центр го­рода. Там к нам подсаживались хорошо одетые клер­ки. Но и клерки, и остальные «народы мира» покида­ли вагон еще до того, как я доезжал до своей останов­ки. В вагоне начинали появляться черные лица. Вместе с чернокожими я пересекал сначала зажиточ­ные районы, потом районы бедные и, наконец, «пояс нищеты».

Я смотрел на церкви, мелькавшие за окном элек­трички. В районах, где жили иностранцы, преоблада­ли католические церкви. Это были мини-соборы, по­строенные в европейском стиле с островерхими купо­лами и колокольнями. В афро-американских районах церкви носили экзотические названия — Современ­ная миссионерская церковь земли Беула, Церковь Божия Святого Духа и братства во Христе, Баптист­ская церковь «Имени Воды из камня». Недалеко от Чикагского университета я видел величественный го­тический собор, построенный семьей Рокфеллера.

В университете я изучал творчество Элиота, Одена, Сёрена Кьеркегора, Джона Донна, японского новел­листа-христианина Шусако Эндо. После занятий я выходил из-под внушительных серых сводов и пу­скался в обратный путь. Сначала через трущобы… и дальше.

Снова и снова меня поражала широта христиан­ской веры. В ней достаточно величия и глубины, что­бы вдохновить такие умы, как Джон Мильтон и Джон Донн, Лев Толстой и Томас Элиот, чтобы заинтересо­вать студентов-агностиков, которые и по сей день из­учают творчество этих великих писателей. Но перво­начально Евангелие было дано простым крестьянам. Похоже, что некоторые из основателей нашей рели­гии не умели читать и писать. Сам Иисус не оставил нам ни единой строчки, написанной Собственной

рукой.

Путь в университет и обратно открыл мне две гра­ни церкви. И они обе нужны мне. Баптистская цер­ковь «Имени Воды из камня» показывает мне про­стую красоту Евангелия, которое доступно понима­нию каждого мужчины, каждой женщины. Я учусь искать Духа Святого, Который до сих пор пребывает на земле. В то же время я вижу великую тайну, кото­рую пытались разгадать Кьеркегор и Эндо, но сми­ренно признали, что ни один из нас не может до кон­ца постичь весть о кресте и Божьей благодати.

Эту истину признавал и Блез Паскаль:

 

Прочие религии, религии языческие, более попу­лярны, ибо они состоят из внешних проявлений. Они хороши для необразованных людей. Чисто интеллектуальные религии подходят для образован­ных, но бесполезны людям простым. Только хри­стианская религия годна для всех, ибо состоит из проявлений как внешних, так и внутренних. Она возвышает простых людей до внутренних истин и смиряет гордых через внешние свои проявления. Она не будет совершенна без этих двух своих сто­рон, ибо простые люди должны понимать дух бук­вы, а образованные — подчинять свой дух букве.

 

Можно сказать словами апостола Павла: «Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить силь­ное» (1 Коринфянам 1:27). Несомненно: Бог избрал несколько редчайших людей, таких, как сам апостол Павел. Но даже этот величайший интеллектуал сми­рился, встретившись лицом к лицу с Богом. Церковь, Божья церковь, достаточно велика и достаточно мала для того, чтобы вознести смиренных и смирить воз­гордившихся.

 

Божья семья

 

Об этом образе церкви мне говорить легко, потому что он не раз упоминается в Библии. Я думаю, что представление о церкви как о семье имеет в наши дни даже более глубокий смысл, чем во времена библей­ские. И все потому, что наше общество сильно изме­нилось.

Прочтите книгу Бытия. Это история семьи. Она начинается с Адама и Евы. У них один сын хороший, а другой — плохой. Читая дальше, вы узнаете о семье Авраама. На обзаведение семьей этому человеку понадобилось немало лет. Далее следует история семьи Исаака и Иакова. Затем говорится только о семье Иакова, ибо Ветхий Завет рассказывает историю «на­рода Израилева», а Израиль — новое имя Иакова.

Сравните это повествование с подходом современ­ных учебников по истории, в которых написано о рас­цвете и падении цивилизаций. В газетах вы читаете о странах и городах, об университетах и правитель­ственных органах, о промышленных компаниях. В фокусе нынче не семья, а учреждения. Тем не менее Новый Завет упрямо представляет нам церковь боль­ше похожей на семью, чем на предприятие.

Организация строится на том, что в ней есть «та­бель о рангах». Каждый солдат в армии знает свое ме­сто в строю, нашивки показывают звания. Школьные отметки говорят об успехах учащегося. В мире бизне­са существуют должности, зарплаты и прочие показа­тели «значимости» того или иного индивидуума. В Центре международной торговли в Нью-Йорке, про­сто переходя с этажа на этаж, по меблировке офисов можно сразу понять: чем выше этаж — тем крупнее начальство.

В организации статус человека зависит от качества исполнения им своих обязанностей. В мире бизнеса известно, что люди стараются подняться по долж­ностной лестнице, чтобы получить большее возна­граждение. В семье же статус каждого члена опреде­ляется несколько иначе. Как? Ребенок «завоевывает» право было членом семьи в момент рождения. Ребен­ка-неудачника никто не выгоняет из семьи. Наобо­рот, больной ребенок часто получает больше внима­ния со стороны остальных членов семьи, чем его здо­ровые братья и сестры. Джон Апдайк писал: «Семьи учат нас тому, что любовь выше слов «нравится» и «не нравится». Она может сосуществовать с равнодуши­ем, ревностью, даже антипатией».

Так обстоит дело и в Божьей семье. В ней нет «ни иудея, ни грека, ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни свободного». Все эти искусственные разграниче­ния тают в лучах солнца Божьей благодати. Мы усы­новлены Богом. Мы обретаем те же самые права — причем совершенно незаслуженно, — которые есть у Самого Иисуса Христа. Послание к Ефесянам снова и снова подчеркивает эту удивительную истину.

И поэтому мне грустно видеть, что церкви стано­вятся больше похожи на общества с ограниченной от­ветственностью и перестают быть похожими на се­мью. Рассуждая о духовных дарах, апостол Павел пре­достерегает: нельзя одного члена церкви ставить вы­ше другого:

 

Не может глаз сказать руке: «ты мне не на­добна»; или также голова ногам: «вы мне не нуж­ны». Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам ка­жутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения; и неблагообразные наши бо­лее благовидно покрываются, а благообразные на­ши не имеют в том нужды. Но Бог соразмерил те­ло, внушив о менее совершенном большее попече­ние, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, стра­дает ли один член, страдают с ним все члены; сла­вится ли один член, с ним радуются все члены (1 Коринфянам 12:21-26).

 

В этом отрывке Павел развивает свою любимую идею — о сходстве между церковью и человеческим телом. Эта истина воплощается в группе людей, напри­мер, в семье, собравшейся за праздничным столом.

В каждой семье есть и преуспевающие члены, и жалкие неудачники. На рождественском обеде тетуш­ка Мария — вице-президент крупной фирмы — сидит рядом с дядюшкой Чарльзом, который, как всегда, много пьет и в очередной раз уволен с работы. За сто­лом собрались люди умные и глупые, уродливые и привлекательные, здоровые и инвалиды. Но в семье все эти различия стираются. Кузен Джонни старается держаться ото всех в стороне, но это ему плохо удает­ся. Он, как и мы все, — часть семьи. У нас общие предки, в наших клетках — общие гены. Неудачника не выбрасывают из семьи. «Семья, — сказал Роберт Фрост, — это такое место, в которое тебя обязаны впустить, если ты пришел».

Иногда я думаю, что Бог изобрел семью в каче­стве учебного полигона. Именно там мы учимся об­щаться с людьми в рамках других общественных ин­ститутов. Семья становится крепче, когда ее члены не спорят из-за того, что они не похожи друг на дру­га, а просто радуются этому. В здоровой семье под­держивают слабых членов, не унижая при этом силь­ных. Мать Джона Уэсли говорила так: «Кого из детей я больше всех люблю? Я люблю больного сильнее других. И так, пока он не поправится. Я люблю путе­шественника крепче других. И так, пока он не вер­нется».

Семья — это единственный социальный институт, в отношении которого у нас нет права выбора. Мы попадаем в него просто по праву рождения. В резуль­тате, сами того не желая, мы оказываемся в одном со­обществе со странными и не похожими друг на друга людьми. Церковь же призывает нас сделать следующий шаг: добровольно стать членом еще более стран­ного окружения лишь потому, что составляющие его индивидуумы веруют в Иисуса Христа. Я обнаружил, что подобные общества напоминают семью больше, чем все остальные общественные институты. Генри Нувен как-то сказал, что общество — это «то место, где ты всегда оказываешься рядом с человеком, с ко­торым тебе меньше всего хочется быть рядом». Его определение можно отнести как к группе людей, ко­торая собирается на Рождество за одним столом, так и к группе людей, которая встречается по воскресеньям в стенах церкви.

 

Божья раздевалка

 

В течение всего года я довольно успешно борюсь со своей страстью к телепередачам. Но каюсь: ближе к весне меня охватывает таинственная сила, извест­ная в Америке под названием «мартовское безумие». Она заставляет меня уткнуться носом в телеэкран. Речь идет о баскетбольном турнире студенческих ко­манд. Этому искушению я противиться не в силах.

Ни одному человеку не приходится так трудно, как этим молодым спортсменам. Им по 19 — 20 лет, и они уже сражаются перед тридцатью миллионами теле­зрителей за честь своего университета, своего штата. На карту поставлена их профессиональная карьера. Каждый прыжок, каждый бросок имеют значение. В финале последние минуты игры бывают самыми на­пряженными. И кажется, что все сезоны заканчива­ются одной и той же картиной: восемнадцатилетний паренек стоит на линии штрафного броска, в руках у него — мяч, до конца игры — одна секунда.

Он стоит на линии, нервно играя мячом, — нужно, чтобы рука не подвела… И тут тренер противника бе­рет тайм-аут, потому что понимает: это помешает на­падающему сосредоточиться.

Следующие две минуты игрок проведет рядом с наставником, будет слушать его советы, стараясь не думать о том, о чем кричат двадцать тысяч болельщи­ков, — о броске. Товарищи по команде треплют его по плечу, но не говорят ничего. За сезон на тренировках он сделал несколько тысяч штрафных, добрые три четверти из них попали в цель. Но это бросок отлича­ется от других.

Если штрафной будет удачным, паренек станет ге­роем всего университета. Его фотография появится на первых страницах газет — хоть в губернаторы баллоти­руйся! Если же он промажет, то станет козлом отпуще­ния. Как после этого смотреть в глаза товарищам по команде? Как жить после этого? Через двадцать лет он окажется в кабинете психотерапевта и все свои жиз­ненные неудачи будет объяснять вот этим неудавшим­ся броском… И вот он возвращается на площадку. От этого мгновения зависит все его будущее.

Как-то во время одного такого матча я напряжен­но наблюдал за игрой. Лоб мальчишки был сосредо­точенно наморщен, он кусал нижнюю губу, левая нога дрожала. Двадцать тысяч болельщиков орали, разма­хивали флагами, носовыми платками, мешали ему со­средоточиться.

Вдруг у меня раздался телефонный звонок — мне пришлось выйти в другую комнату. Когда я вернулся, картина была совершенно иной. Тот же самый па­рень, но уже успевший забить мяч в корзину, вылил бутылку минеральной воды себе на голову, чтобы остыть, и восседал на плечах своих друзей: они держали его, а он срезал баскетбольную сетку — таково пра­во победителя. Он был счастлив и беззаботен. Улыбка его заполнила экран — он попал в кольцо!

Эти две картинки — паренек, сжавшийся у линии штрафного броска, и он же, празднующий победу на плечах товарищей, — стали для меня символами зако­на и благодати. Если я под законом, я получаю только то, что заслужил. Чтобы угодить толпе, тренеру, пар­тнерам, чтобы угодить Богу — мне нужно попасть в кольцо. От этого зависит моя судьба, моя вечность. Если я промажу, я погиб навсегда. Мне нужно по­пасть в цель. Я не имею права на ошибку.

Царствие Иисуса Христа открывает нам другой путь. На этом пути все зависит не от нашей удачливо­сти, а от свершенного Им труда. Нам не нужно ничего зарабатывать, достаточно следовать за Иисусом. Он уже заработал для нас победу, дорогой ценой купил Божье расположение. Следовательно, церковь — это не место для конкурентной борьбы, здесь никто ни­кого не будет оценивать. Когда победитель возвраща­ется в раздевалку, там разворачивается торжество. Церковь — это «раздевалка победителя». Там мы воз­даем благодарение, празднуем великую весть о про­щении грехов, о Божьей любви, об одержанной побе­де. Церковь — это маяк благодати, освещающий путь миру, а не цитадель законничества.

По крайней мере, именно такой описывает ее Биб­лия.

 

Последнее сравнение

 

Разум мой ищет сравнения, чтобы описать совре­менную церковь. И сравнений может быть много.

Церковь — это Божья социальная служба, это учреждение, призванное исцелять слепых, освобож­дать пленников, кормить голодных, нести Благую весть бедным. Именно так описывал Свою миссию Иисус Христос.

Церковь — это как кухня в квартире друзей, кото­рые все о тебе знают. Знают о твоем самодуре-началь­нике, о больной матери, о взубнтовавшемся ребенке-подростке. Здесь ты можешь излить душу, рассказать о наболевшем, встретить сочувственный взгляд друга. Здесь тебя не осудят.

Я перебираю сравнения, но постоянно возвраща­юсь к тому, которое Павел счел наиболее точным и подходящим: церковь — Тело Христово. В 12 — 14 гла­вах 1 Послания к Коринфянам апостол начинает раз­мышлять над темой, которая чуть позднее всплывет в Послании к Ефесянам. «Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и мно­го, составляют одно тело, — так и Христос», — говорит Павел (12:12). Глаз, рука, почки, нога, нос — тело ра­ботает согласованно, когда достигается полное един­ство противоположностей, когда пребывают в согла­сии люди всех цветов кожи и всех размеров одежды, становясь единым телом во Христе. Я не буду говорить здесь обо всех удивительных параллелях, вытекающих из этого великого образа. В сотрудничестве с докто­ром Полом Брендом мы написали на эту тему целых две книги: «Ты дивно устроил внутренности мои» и «По образу Его». Но из этой аналогии я делаю для себя один самый главный вывод: мы — я и ты — представ­ляем собой суть Божьего присутствия в мире.

Каков Бог? Где Он живет? Как может мир познать Бога? Господь больше не пребывает в скинии, на Си­нае или в Иерусалимском храме. Бог сделал Свой выбор: Он пребывает в простых, даже неказистых лю­дях, таких, как ты и я. Когда кто-нибудь, стараясь сделать приятное нашему пастору, говорит: «Какая у вас красивая церковь», тот неизменно отвечает: «Спа­сибо за комплимент. Я последнее время сидел на дие­те — хорошо, что вы это заметили». Своими словами он хочет сказать, что Божья церковь — это люди, а не здания.

Воскресным утром я обвожу взглядом прихожан церкви и вижу, как рисковал Бог. По какой-то причи­не сегодня Бог являет Себя миру не столпом дыма и огня и даже не в теле Сына Своего, а в толпе чудных людей, наполняющих церковь, в любой толпе, соби­рающейся во имя Его.

Мир свернул с истинного пути, мирские дороги вводят в заблуждение, и мы призваны показать миру, каков Бог, сделать Бога видимым для мира. Мартин Лютер Кинг называл нас «масками Бога». Он сказал, что мир не вынес бы прямого воздействия — вида славы Божьей, а потому Бог показывает Себя через людей.

Похоже, апостолу Павлу так и не удалось до конца оправиться от шока, вызванного этой истиной. Он так серьезно относился к бытовым проблемам корин­фян, потому что верил: все происходящее сказывает­ся не только на репутации самих коринфян, но и на репутации Бога в мире. Мир наблюдает за нами. Толь­ко мы можем показать ему, что Бог жив. Мы телесно показываем, каков Бог.

Когда я смотрю на тела окружающих меня верую­щих, я редко радуюсь: чаще всего мы вводим мир в заблуждение, показывая Бога не Таким, Какой Он в действительности. Но стоит мне открыть 1 Послание к Коринфянам, как я вижу проблеск надежды. Кому адресовал Павел возвышенные слова из глав 12 — 14? Сборищу коринфян — идолопоклонников, прелюбо­деев, скандалистов…

Ни одна из известных мне церквей не походит пол­ностью на все приведенные мной образы. Но каждая из церквей хотя бы частично напоминает один из этих образов. Это внушает надежду. Даже в несовершен­стве своем мы показываем миру определенные черты Божьего естества. Что думает Бог о церкви, которая так неточно отражает Его образ? На этот вопрос мож­но ответить словами Малькольма Маггериджа: «Ког­да Бог глядел на творение Свое, то в сердце Его бес­конечное разочарование боролось с безграничной любовью».

Мы причиняем Богу великую боль, тем не менее, Бог страстно любит нас. Не следует ли нам хотя бы ча­стично испытывать те же самые чувства по отноше­нию к церкви?

 

 

Глава 3

 

За стенами церкви

 

Милостивым взглядом Своим Бог видит тебя не таким, каким ты был в прошлом, не таким, какой ты сейчас, а таким, каким ты хочешь быть.

 

«Облако неизведанного»

 

 

одной из своих притч Сёрен Кьеркегор рас­сказывает, как стая домашних гусей посеща­ла церковь. Каждую неделю они приходили в церковь и слушали речь пастора о том, как чудесно летать. «Зачем просто ходить по земле? Вы можете улететь отсюда!» — увещевал он их. «Мы можем подняться в воздух, мы можем парить, можем улететь в теплые страны. Мы способны летать!». Прослушав пропо­ведь, гуси дружно крякали «аминь», бросались тол­пой к двери и ковыляли по домам, чтобы заняться своими делами. А ведь им стоило только взмахнуть крыльями и…

Честно говоря, многие церкви даже близко не под­ходят к выполнению тех обетовании, которые даны нам в образах церкви. Они похожи на закрытые клубы, организованные только для своих членов. Но но­возаветная модель церкви иная: она существует боль­шей частью для блага людей посторонних. Что меша­ет нам стать такой церковью, какую задумал Бог?

Я не раз видел одну и ту же схему: церковь создает­ся, чтобы служить высоким идеалам, разворачивает бурную деятельность, потом постепенно теряет свое видение, успокаивается, забывает о своих идеалах. Когда я смотрел на церковь со стороны, у меня возни­кало много претензий к ней. Но стоило мне стать ее членом, как я понимал: поддерживать церковь в том виде, который описан в Новом Завете, очень трудно. Когда я стал одной из причин церковных неудач, то и относиться к этим неудачам начал более сочувствен­но. Церковь «доводит нас до святости», как сказал Ричард Pop, который сначала показал нам сияющий идеал, а потом предложил стать частью более серой реальности.

Я испытал на себе, как сильно снижается планка, когда сам начинаешь заниматься служением. Сначала испытываешь прилив энергии, потом накатывает волна усталости и разочарования, и возникает ис­кушение сдаться. Служение невозможно без стрессо­вых ситуаций и самопожертвования, а это выматыва­ет даже самых преданных делу служителей. Конечно, отдавать блаженнее, чем брать, но как же при этом устаешь!

Каждый из нас призван к служению. Если же мы не понимаем всех связанных с этим трудностей — священники ведь тоже находятся в «группе риска», — то церковь неизменно начнет отступать: постепенно главной ее целью станет служение самой себе, а не миру. Если такое произойдет, то мы перестанем отличаться от всяких мирских организаций. Уникальное призвание церкви канет в небытие.

Я наблюдал за христианскими служителями, раз­мышлял о собственной жизни и понял, как важно найти золотую середину между сверхчувствительнос­тью и черствостью. Некоторые христианские служи­тели так близко к сердцу принимают проблемы дру­гих людей, что чужая боль ломает их. Иные же разви­вают в себе определенную духовную черствость, и при этом служение становится всего лишь работой, рядом трудных поручений, за выполнение которых они по­лучают награды. Ни тот ни другой служитель не смо­гут долго трудиться в церкви. Я очень хорошо осознал это, когда наблюдал за Телом Христовым и за своим собственным телом — особенно своей левой ногой.

 

Разросшаяся косточка

 

У меня есть дефект — разросшаяся косточка на большом пальце ноги. В основном у людей большие пальцы ног расположены параллельно остальным или наклонены к остальным пальцам под углом в пят­надцать градусов. У меня на левой ноге (на правой уже сделали операцию) большой палец располагается под совершенно неприличным сорокапятиградусным углом, сдавливая остальные пальцы. По мере дефор­мации сустава этот палец просто-напросто ляжет по­верх следующего за ним и мне снова придется согла­шаться на операцию.

Чем сильнее искривлялся палец, тем больше ста­новилась шишка на правой стороне ступни. Шишка болезненна, из-за нее трудно покупать обувь: произ­водители обуви не делают ботинки со специальными выступами для шишек. В результате мне приходится покупать обувь на размер больше, чтобы шишка мог­ла сама придать нужную форму левому ботинку. Мороки с этим очень много.

Я бегаю трусцой уже более двадцати лет и очень хо­рошо изучил, как проходит процесс адаптации моих ног к новой паре ботинок. Я надеваю новые ботинки и бегу. Левая ступня ощущает, что ей не хватает опоры для большого пальца — он расположен под углом к подошве ботинка, — и вот этот палец сам создает себе необходимую точку опоры. При этом я неизменно на­тираю ногу, возникает наполненный жидкостью вол­дырь, из-за боли трудно бегать. Но я не сдаюсь. По­степенно на ноге образуется более твердое уплотне­ние, состоящее из нескольких слоев затвердевшего креатина, — твердая мозоль, которая продавливает се­бе выпуклость в ботинке. Некоторое время я бегаю с относительным комфортом.

Но в итоге мозоль так разрастается, что из-за нее создается дополнительное трение между ногой и бо­тинком, и под ней образуются болезненные крово­подтеки. Тогда я беру маникюрный набор и срезаю твердые слои мозоли, пока не дохожу до слоя розовой кожи. Затем весь процесс начинается снова.

Я ненавидел свою шишку, и ненависть возрастала по мере образования твердых слоев: я уже предчув­ствовал, что скоро придется их срезать и снова стать беззащитным перед болью. И вот однажды доктор Пол Брэнд, с которым мы написали три книги о чело­веческом теле, помог мне изменить отношение к соб­ственному увечью. Он сказал мне:

— Как-то я и сам столкнулся с подобной пробле­мой. Будучи еще студентом-медиком, я лето пропла­вал на шхуне в Северном море. В первую неделю мне приходилось таскать тяжелые канаты, подушечки пальцев так стерлись, что начали кровоточить. Ноча­ми я не мог заснуть от боли. К концу второй недели стали образовываться мозоли. Вскоре кончики паль­цев затвердели. Больше этим летом боль меня не бес­покоила — твердые мозоли защищали меня. Но когда два месяца спустя я вернулся в медицинскую школу, то, к своему ужасу, обнаружил, что потерял способ­ность делать сложные операции. Из-за мозолей мои пальцы стали менее чувствительными — я с трудом ощущал инструмент в руке. Несколько недель меня преследовал страх, что я своими руками разрушил собственную карьеру хирурга. Но постепенно мозоли исчезли — такова была реакция на мой оседлый образ жизни. Прежняя чувствительность вернулась. Каж­дый раз тело находит способ приспособиться к меня­ющимся внешним условиям.

И я увидел: мое собственное тело тоже постоянно борется, стараясь найти золотую середину между сверхчувствительностью и бесчувственностью. По­добно пальцам Пола Бренда, моя нога теряет чувстви­тельность к боли, когда на ней вырастает твердая мо­золь. Некоторое время такая ситуация сохраняется — значит, нога приспособилась к моим пробежкам. Но через некоторое время мудрость организма берет верх. Нельзя допустить, чтобы нога вообще потеряла чувствительность. Чтобы помешать мне мучить соб­ственную ногу, организм создает кровяные мозоли, из-за них я становлюсь сверхчувствительным к боли и вынужден менять свое поведение.

С тех самых пор я испытываю не ненависть, а бла­годарность при любых попытках моего тела заявить о себе. Я понимаю: иногда мои поступки требуют, что­бы тело реагировало как сверхчувствительное, иногда — как бесчувственное. Не скажу, что мне нравится эта цепочка: волдырь, твердая мозоль, кровоподтек, сре­зание твердых слоев. Но теперь я, по крайней мере, по­нимаю, что за ней стоит, и ценю все усилия собствен­ного организма, направленные на то, чтобы приспо­собиться к моему поведению.

И еще одна вещь произошла во время моего разго­вора с доктором Брендом: я понял, как происходит служение в Теле Христовом. Подобно «коже» тела, служители беззащитны перед стрессами. Порой слу­жителю нужна чувствительность хирурга: чтобы зала­тать человеческую душу, нужна большая чувствитель­ность, чем для ремонта человеческих тел. В другой раз служитель, уставший от нехватки сил и средств, мно­жества неразрешимых проблем, просто-напросто не может выжить без твердой мозоли. Без преувеличе­ния скажу — жизнь священнослужителя чаще всего напоминает жизнь моряка, который хватается натер­тыми руками за канаты, натягивая паруса при бушую­щем шторме.

Христианское служение — как моя нога, как паль­цы доктора Бренда — это постоянные перепады от сверхчувствительности к бесчувственности.

 

Глотая слезы

 

Вначале моя мысль была предельно простой. Я стал добровольно работать в палатах, где лежа­ли смертельно больные дети, ожоговые больные. Просто хотелось их немного подбодрить, вызвать улыбку на их лицах. Потом я решил, что буду при­ходить в клоунском наряде.

Кто-то подарил мне красный резиновый нос, который я тут же пустил в дело. Я стал накла­дывать простейший грим, у меня появились жел­тый, красный и зеленый клоунские костюмы и, наконец, пухлые, громадные туфли с зелеными кончиками, каблуками и белой серединой. Они до­стались мне от вышедшего на пенсию клоуна — он считал, что его ботинки еще могут поработать.

 

Сначала было трудно. Очень трудно. В этих палатах на такое насмотришься… Никого не оставит равнодушным вид умирающего или изуве­ченного ребенка. В обществе нас не учат, как по­могать страдающим. Мы никогда не говорим о страдании, пока оно не коснется нас.

 

Мы решили показать «Годзиллу» в палате для больных лейкемией. Я разрисовывал лица ребяти­шек, чтобы они походили на клоунов. Один паренек был совершенно лысым после химиотерапии. Я рас­красил его лицо, а другой мальчишка предложил: «Нарисуй ему что-нибудь и на голове». Лысому па­реньку мысль понравилась. Когда я закончил рабо­ту, медсестра сказала: «На голове Билли можно фильм показать». Мы запустили кинопроектор — Билли выставил голову. Он был счастлив, а мы все радовались за Билли. Ребята притихли, смотрели фильм. Потом пришли доктора…

 

Детишки с обожженной кожей, выпавшими волосами — чем им помочь? Здесь нужно не пря­таться от действительности — детям больно, им страшно, они, скорее всего, умрут. Сердце раз­рывается при виде такого. Смотрите в лицо действительности, смотрите, что будет дальше, ищите, чем можно помочь.

 

Я стал ходить по палатам с попкорном. Если какой-нибудь ребенок плачет, я промакиваю его соленые слезы попкорном и отправляю попкорн в рот — себе или ребенку. Так мы сидим вместе и глотаем слезы. (Из книги «Чем помочь?» Рэма Дасса и Пола Гормана).

 

В служении сверхчувствительность — это когда чувствуешь чужую боль, когда глотаешь чужие слезы.

Я помню, как сидел и глотал слезы за столом в на­шей чикагской квартире. Жена рассказывала мне о Джордже, с которым познакомилась в больнице, куда он попал с гангреной. У Джорджа не было дома, он спал, где придется, часто на улице. Однажды зимой он отморозил ноги. В Чикаго бывает холодно. Он пе­рестал приходить в церковь на завтраки. Кто-то из стариков заметил его отсутствие, жена сделала не­сколько телефонных звонков и отыскала его.

Моя жена Джэнет — социальный работник. Она чувствует, что совершенно беспомощна перед наплы­вом бед: бездомные, преступность, отвратительная система бесплатного здравоохранения. Днем она ста­рается сделать все, что от нее зависит, а вечером пла­чет. Несколько раз я слышал от нее слова: «Нужно уходить с этой работы. У меня ничего не получается. Смотри — сижу здесь и реву, а старик умер… Так же нельзя. Я не умею справляться с болью».

Я в таких случаях отвечаю: «Джэнет, ты единствен­ный человек в мире, который плачет из-за смерти Пола. Ты думаешь, тот, кто не умеет плакать, будет лучше тебя служить старикам?»

Мы переехали в Колорадо, и жена стала работать капелланом в хосписе при православном приходе, там каждый месяц умирало человек по сорок пять. Почти каждый день Джэнет видела смерть. Мы глотали все больше слез.

Кому это нужно — глотать горькие слезы? Стоит ли сверхчувствительным людям намеренно обнажать себя для чужой боли? Я думаю, что стоит. Я считаю, что человек, который надевает красный резиновый нос, огромные клоунские туфли, чтобы принести ра­дость больным лейкемией детям, который заедает попкорном слезы вместе с этими ребятишками, дей­ствительно помогает им. И мне кажется, что для бро­дяги с обмороженными ногами очень важно знать, что один человек — пусть один-единственный во всем мире — чувствует его боль, носит ее в своем сердце.

Генри Нувен написал небольшую книжечку с уди­вительным названием — «Раненый целитель». Он пи­шет об одиноких, брошенных людях, которых никто не любит. Он рассказывает о молодом священнике, которому нечего предложить ложащемуся на опера­ционный стол старику, кроме своей доброты и забо­ты. «Ни один человек не выживет, если его никто не ждет, — пишет Нувен. — Каждый, кто возвращается из длительного, трудного путешествия, ищет взглядом того, кто бы ждал его на вокзале или в аэропорту. Каждый хочет рассказать о себе, о своей боли, о своей радости тому, кто оставался ждать его дома».

Порой мы, служители, можем сделать лишь одно для страдальцев — показать им, что их страдание, при­чин которого они не понимают, нам небезразлично.

 

Выросший на слезах

 

Но порой, несмотря на все наши усилия облегчить страдания, мы видим человеческую боль, которая полностью лишена видимого смысла. В такие момен­ты бесполезно глотать слезы. Я вспоминаю об одном больном. У него болезнь Альцгеймера. Его дочь уха­живает за ним, но каждый день сердце ее разрывается — перед ней лишь жалкая телесная оболочка того, кто раньше был ее отцом.

Мне на память приходят несколько умственно от­сталых детишек. Такой ребенок может жить очень долго, но всю жизнь он проведет в кровати. Он никог­да не научится говорить, не будет понимать проис­ходящего, на всю жизнь останется предметом забот врачей и медсестер.

В чем смысл страданий таких взрослых и детей? Какой смысл глотать за них слезы? На этот вопрос мне помог ответить один врач из Восточной Герма­нии. В те годы работа церкви там была строго ограни­чена. Ей разрешали заботиться лишь о самых «мало­ценных» и «бесполезных» членах общества.

«Какой смысл в их жизни? Есть ли он вообще?» — спрашивал себя педиатр Юрген Трогиш, посвятив­ший жизнь работе с умственно отсталыми детьми.

Долгое время Трогиш не находил ответа на эти во­просы. Он каждый день ходил на работу, выполнял свои обязанности, но ответа не было. Как-то он читал вводный курс для новых сотрудников медицинского центра. По истечении года занятий он попросил но­вых помощников заполнить вопросник, где был и та­кой вопрос: «Какие перемены произошли в вашей жизни с тех пор, как вы начали работать с калеками?». Он получил следующие ответы:

• Впервые в жизни я почувствовал, что делаю важное дело.
• Я чувствую, что теперь могу делать то, на что никогда не считал себя способным.
• За этот год я заслужил расположение Саби­ны. Я впервые работал с умственно отсталым че­ловеком, но теперь я больше не думаю о ней, как об умственно отсталой. Она — человек.
• Я стал более чувствительным к человеческо­му страданию, у меня появилось желание помо­гать.
• Я задумался над тем, что же самое главное в действительной жизни.
• Работа обрела для меня новый смысл. Я чув­ствую, что нужен другим.
• Я научился терпению, научился радоваться даже незначительным улучшениям.
• Наблюдая за умственно отсталыми, я лучше понял себя.
• Я стал более терпимым. Мои мелкие проблемы не кажутся мне больше такими серьезными, я на­учился принимать себя со всеми своими недостат­ками. Но главное — я научился ценить маленькие жизненные удовольствия. Больше всего я благода­рен Богу за то, что Он показал мне: любовью мож­но добиться большего, чем ненавистью и силой.

 

Доктор Трогиш прочел их ответы и понял ответ на собственный вопрос. Смысл страдания этих детишек — перемены в жизни тех, кто с ними работает, кто по­знаёт истины, которым не может научить ни одно учебное заведение мира. Где еще подростки и студен­ты могут получить такие неоценимые уроки жизни?

Доктор Трогиш занимался тем, что зачастую явля­ется побочным продуктом деятельности церкви, ко­торому не придают особого значения. Мы сосредото­чиваем свое внимание на целях служения. Нам важно приводить души ко Христу, латать браки, кормить бедных, посещать стариков, работать с подростками. Но я читаю Новый Завет и понимаю: Иисусу очень важно видеть, как служение влияет на жизнь самих служителей.

Когда вернулись с радостными рассказами о своих успехах семьдесят два ученика, Иисус порадовался с ними, но тут же сказал: «Но не радуйтесь, что духи по­коряются вам, а радуйтесь тому, что имена ваши запи­саны в книгу жизни». Совершенно очевидно: то, что происходило в душах учеников, было Иисусу не ме­нее дорого, чем их явные успехи в служении.

Глотать слезы полезно прежде всего тому, кто до­бровольно соглашается их глотать. Не менее полезно, чем тому, кто эти слезы проливает. Я интроверт, а по­тому мне всегда очень трудно предлагать себя в добро­вольные помощники в каком-либо деле. Мне прихо­дится долго набираться храбрости, прежде чем отпра­виться готовить рождественский обед в ночлежке или пойти в больницу. Но каждый раз, когда я отважива­юсь на нечто подобное, я чувствую, что сам получаю от этого огромную пользу. Меня обогащает общение с людьми, трогают их истории, поражает их мужество. Я возвращаюсь к своему писательскому труду с новым чувством благодарности и решимости служить людям той малостью, какой я могу послужить им. Я на себе испытал пользу от глотания чужих слез.

 

Сила в слабости

 

Вот парадокс: когда церковь избегает служения, приносящего боль и трудности, она сама начинает страдать. Она останавливается в своем развитии, пе­рестает возрастать в зрелости.

Во время Последней вечери Иисус показал нам модель служения церкви. Ученики говорили об орга­низации, о необходимости избрать главных, создать церковную иерархию, работать профессионально. А Иисус тихо взял полотенце, таз с водой и стал мыть им ноги. «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам», — сказал Он (Иоанна 13:15). Со временем я понял: этот дух служения — единствен­ный признак церкви, исполняющей Божью волю.

Здания, имущество, солидные бизнесмены в цер­ковном совете — все это облегчает работу церкви. Но главное — понять, что это за работа. Я буду искать та­кую церковь, в которой не боятся быть сверхчувстви­тельными к боли. Мы будем отводить взгляд от бездо­мных, качать головой и идти дальше своей дорогой, а слуга скажет, что нельзя отворачиваться от боли, что бездомные несут на себе отпечаток Божьего образа. Мы обязаны служить им, как служил бы Иисус, как если бы они были Иисусом.

Размышляя о стиле служения Иисуса, Павел ска­зал: «Ибо в вас должны быть те же чувствования, ка­кие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба…» (Филиппийцам 2:5-7). Библейская схема служения предполагает, что путь к силе лежит через слабость.

Павел и сам трижды молил, чтобы Бог освободил его от жала в плоть. Мы можем лишь догадываться, что это было за жало и как он молился. Возможно, так: «Господи, подумай только, насколько больше я при­нес бы пользы без жала! Оно мешает мне служить Тебе. Я бы многое мог совершить, если бы Ты избавил меня от жала, вернул бы мне силу». Ответ на молитву Павла был отрицательным.

Почему Бог позволил Павлу страдать? Апостол сам отвечает на этот вопрос: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений…». Так ответил Бог, «Сила моя совершается в немощи», — вторит ему апо­стол. Павел выстрадал правильный ответ: «И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благо­душествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа: ибо, когда я немощен, тог­да силен» (2 Коринфянам 12:7-10).

На собраниях «Анонимных Алкоголиков» я слышал душераздирающие истории о том, как люди учились жить со своими слабостями, «дойти до крайней грани­цы собственного «я», как часто они говорят. Алкого­лики рассказывают о мучительном процессе, который приходится проходить, прежде чем человек сознается в собственной слабости. Он видит, что лишен сил и мо­жет жить, только будучи зависимым от Высшей Силы — внешнего источника сил. Есть и более легкий путь постичь те же самые уроки — можно добровольцем участвовать в одном из церковных служений.

На примере собственной жены я увидел, как мно­гое дает такое служение. Каждый день она отправляется на работу. Целые дни проводит среди людей, ко­торые очень редко говорят ей «спасибо». Ей самой приходилось просить о повышении зарплаты, и ей было стыдно. Но я смело могу сказать: готовность от­крыться для чужой боли дала ей не меньше, чем ее по­допечным. Со всей объективностью, которая очень трудно дается мужу, сообщаю, что она стала гораздо сильнее, обрела внутреннюю красоту. Она не получа­ет особой награды за свой труд — награды в мирском понимании. Награда рождается в ее душе.

Служители получают возможность научиться со­страданию, смирению, терпимости и другим каче­ствам, которые никогда не ценились и не будут це­ниться в бизнесе. Нельзя забывать о тех наградах, ко­торые дает нам Бог. Они дороги Господу, они дороже денег, которые можно заработать, занимаясь любой другой работой. Чаще всего Иисус в евангелиях по­вторяет, что мы обретаем свою жизнь, теряя ее. Что ж, лучше потерять жизнь, служа другим.

Сверхчувствительность к боли может быть даром, даром неожиданным. Слезы, от которых разрывается сердце, могут оказаться живой водой, помогающей душе стать угодной Богу.

 

Жесткая мозоль

 

Однажды я решил бежать в чикагском марафоне. К тому времени я уже пробегал от двадцати до двадцати пяти миль в неделю, но из спортивных журналов я узнал: чтобы подготовиться к марафону, эту дистан­цию нужно увеличить вдвое. Я воспринял этот совет буквально — стал пробегать в два раза больше. Меня порадовало, что тело мое спокойно адаптировалось к увеличению нагрузки. Легкие выдерживали, сердце справлялось, мышцы сначала болели, но потом тоже приспособились. Все бы хорошо — если бы не моя ко­сточка!

После нескольких недель нового режима кожа во­круг большого пальца левой ноги стала сверхчувстви­тельной. Я с трудом ходил — куда уж там пробегать по десять миль! Мне пришлось на время прекратить тре­нировки, пока на ноге не образовалась — слой за сло­ем — твердая мозоль.

Нечто подобное происходит и со служителями. Сострадательные люди, призванные служить другим, могут неожиданно испытать на себе совершенно но­вый уровень стрессовой нагрузки: друг заболел СПИДом, супруга подала на развод, в церкви пополз­ли слухи… И вот они вдруг чувствуют себя совершен­но незащищенными. Раньше сверхчувствительность была их силой — теперь она превратилась в их врага. Кожа на моей ноге воспалилась в ответ на нагрузки, я стал почти калекой, пока не выросли новые слои ко­жи, не образовалась жесткая мозоль. То же проис­ходит со служителями. Боль, которая раньше была источником духовного роста, вдруг обернулась угро­зой. Если проглотить очень много слез, можно отра­виться солью.

В 1970-х годах на экраны вышел фильм под назва­нием «Воскресение», в котором рассказывалось, как после автомобильной катастрофы главная героиня чудесным образом обрела дар исцеления. Она в Бога не верит и не может объяснить, что с ней случилось. «Позвольте рассказать вам, что произошло, — гово­рит она собравшейся толпе страждущих. — Я вижу пе­ред собой больного израненного человека. Не спра­шивайте меня, как я это вижу, я как будто сама заболеваю, как бы становлюсь тем человеком… Я не знаю, откуда берется эта сила, но откуда-то она приходит».

Героиня отправляется в Калифорнийский инсти­тут психологии, где ее хотят обследовать ученые. Вы­катывают больничную каталку, на которой лежит мо­лодая женщина, больная церебральным параличом. Героиня подходит к искореженному телу женщины, останавливается, а потом забирается на кровать и ло­жится рядом с ней.

Проходят минуты — и вдруг целительницу начина­ет трясти. Лицо ее превращается в гримасу, ноги коре­жит внутрь, руки становятся жесткими клещами. Она буквально берет чужую болезнь на себя, вытаскивая ее из тела больной. Пациентка встает и идет. Ее ко­нечности распрямились. Целительницу на кресле ве­зут для обследования.

В фильме карьера целительницы оборвалась до­вольно быстро. Ей тяжело принимать на себя чужую боль. Это непосильная ноша. Она переезжает в ма­ленький городок в пустыне Невада и работает там на автозаправке. Посетителей мало. Никто не знает о ее чудодейственной силе.

Как сделать, чтобы раненые целители не стали смертельно раненными целителями? Можем ли мы в жизни посвятить себя чужой боли, не повредив себе? Что делать, когда служителям нужны дополнитель­ные защитные слои кожи?

Признаюсь: я не компетентен в подобных вопро­сах. Мне самому очень трудно заметить признаки усталости в себе. Я не могу с ней справиться без помо­щи жены и нескольких доверенных друзей. Но я же­нат на женщине, находящейся на переднем крае слу­жения, а потому узнал несколько принципов, кото­рые помогают увидеть симптомы разрыва мозоли на ранних этапах. Я представлю их в виде нескольких во­просов, ответив на которые, вы сможете определить, не подвергаетесь ли вы опасности.

1) Что меня больше волнует — боль человека или сам человек? Кто-то дал такое определение медсестрам: «Тифозная Мэри, переодетая Белоснежкой. У нее комплекс — помогать другим. Она одержима борьбой с болью, потому что сама не любит боли. В результате от нее больше шуму, чем помощи».

Я научился различать один из ранних признаков душевной усталости: ощущение огромной личной от­ветственности, как если бы судьба церкви, общества, всей страны, да и всего мира лежала на плечах само­отверженного служителя.

Юджин Петерсон противопоставляет Августина и Пелагия — двух богословов IV века. Пелагий — чело­век городской, воспитанный, умеющий убеждать, всеобщий любимец. Августин в молодости гулял направо и налево, у него были очень странные отно­шения с матерью, много врагов. Тем не менее, Августин начал с Божьей благодати и был абсолютно прав. Пелагий начал с человеческих заслуг и оказал­ся неправ. Августин страстно стремился к познанию Бога, Пелагий, не торопясь, старался угодить Богу. Августину отчаянно нужен был Бог, и он это знал. И вот Петерсон говорит, что христиане часто оказыва­ются последователями учения блаженного Августи­на в теории и пелагианами на практике. Они слиш­ком полагаются на свои жалкие усилия — церковные советы, благие труды. Они одержимы чужими про­блемами.

Но, когда служишь нуждающимся людям, порой необходимо почувствовать некую отрешенность. Нужна твердая мозоль, которая послужила бы защитой от чужой боли. Фридерик Бухнер в книге «Рас­крывая секреты» описывает, как он выучил этот урок:

 

Любите ближнего, как самого себя. Это часть великой заповеди. Можно сказать иначе: любите себя, как своего ближнего. Любите себя не как эго­исты, не как любители доставить себе удоволь­ствие. Любите себя, как любили бы друга. Заботь­тесь о себе, питайте себя, старайтесь понять се­бя, утешайте себя, укрепляйте себя. Служители — люди, по долгу службы заботящиеся о других, — очень часто пренебрегают собой. В результате они сами становятся в некотором смысле бес­помощными калеками, такими же, как те, о ком они призваны заботиться. И вот они уже стали бесполезными для окружающих. Если ваша дочь борется за жизнь, стараясь выплыть из водоворо­та, вы не сможете ее спасти, кинувшись в этот водоворот. Так вы погибнете вместе. Вам нужно остаться на твердой земле — вы обязаны сохра­нить присутствие духа, остаться самим собой, остаться сильным — и оттуда, с берега, протя­нуть руку помощи. «Не лезь в чужие дела» — это значит «Не лезь в чужую жизнь», ведь каждый че­ловек отвечает за себя сам. Но это значит и дру­гое: «Смотри, как сам живешь, следи за здоро­вьем». Это нужно тебе самому и в конечном итоге тем, кого ты любишь. Заботься о себе, чтобы ты мог позаботиться о них. Кровоточащее сердце ни­кому не поможет, если умрет от потери крови.

 

А потом Бухнер, который здесь рассказывает о сво­ей дочери, добавляет одну фразу: «Как легко писать та­кие слова. Как же невозможно жить по написанному!»

Спокойствие Бухнера состояло в согласии дочери на лечение от анорексии. А жила она в трех тысячах миль от него. Он не мог оказаться рядом с ней, про­жить жизнь за нее. Рядом с ней были другие люди, врачи, сестры, социальные работники, даже судья, который выписал ордер на принудительную госпита­лизацию. «Эти люди не разрывались на части, не пе­реживали, не мучались от любви, как я. Они были ре­алистами, людьми решительными, четко знающими свое дело. Сами они никогда бы так не сказали, но они любили мою дочь такой любовью, которая похо­дила на Иисусову гораздо больше моей».

Синдром «болезненного самопожертвования», когда больше печешься о боли, чем о самом человеке, порой называют «комплексом спасителя». Ирония же заключается в том, что Сам Спаситель был совершен­но лишен подобного комплекса. Он уплывал на лодке от толп людей. Ему нужно было побыть в одиноче­стве. Он принял дар, который остальным казался «выброшенными на ветер деньгами». Ведь, как резон­но заметил Иуда, сосуд с благовониями можно было продать, а деньги пустить на борьбу с нищетой.

Иисус исцелял каждого, кто просил Его об исцеле­нии, но не каждого встречного. Он обладал удиви­тельной, редкой способностью — позволял людям са­мим выбрать себе боль. Он разоблачил Иуду, но не по­пытался предотвратить его предательства. Он осудил фарисеев, но не постарался убедить их в Своей право­те. Он однозначно ответил на вопрос богатого вель­можи и позволил ему уйти. Марк намеренно добавля­ет очень важную деталь того случая: «Иисус, взглянув на него, полюбил его» (Марка 10:21).

Короче говоря, Иисус выказывает удивительное уважение по отношению к свободе совести каждого человека. Он не пытался обратить весь мир за Свою земную жизнь или исцелить людей, еще не готовых к исцелению. Нам, служителям, нужен именно такой «комплекс спасителя», которым обладал Иисус.

Генри Нувен жил среди миссионеров в Перу. Он пришел к выводу: два самых губительных движущих мотива — это чувство вины и желание спасать. «Чув­ство вины, — отмечал он, — плохо тем, что оно не по­кидает тебя, даже когда ты делаешь добрые дела. Кор­ни вины очень глубоки, до них не докопаться, совер­шая добрые дела. С другой стороны, желание спасать людей от греха, нищеты, эксплуатации не менее раз­рушительно: чем сильнее стараешься, тем четче по­нимаешь собственную слабость. Очень многие трудо­любивые люди сталкивались с тем, что их миссионер­ская деятельность шла по убывающей. Если они по­лагались только на осязаемые результаты своего слу­жения, то быстро теряли ощущение собственной зна­чимости».

Нувен приходит к выводу: «Когда мы начинаем по­нимать, что вину нашу Бог простил, что только Бог спасает, мы обретаем свободу в служении и можем смиренно жить». Бог же больше всего может сделать через тех, кто смирен и благодарен.

Да, сверхчувствительность к боли может являться даром. Но если позволить ей, как и любому другому дару, взять над вами верх, контролировать вас, то она вас уничтожит. Меня сильно беспокоит, когда помощ­ники выглядят более болезненными и нуждающими­ся, чем те, кому они стараются помочь. Поэт Джон Донн сказал: «Чужие кресты — это не мой крест».

2) Есть ли вокруг меня люди, которые ценят мой труд? Как-то я провел некоторое время в Центре под­готовки переводчиков имени Уиклифа. Он расположен в Таксоне в Аризонской пустыне. Я и там совер­шал пробежки, правда, делать это приходилось с утра пораньше, пока не палило солнце. Чтобы не насту­пить на змею или скорпиона, приходилось присталь­но следить за дорогой. Однажды утром, отбежав уже две мили от базы, я увидел шикарные здания одной из знаменитейших клиник страны — специальной кли­ники для людей, страдающих расстройствами пище­варения и избыточным весом. Сначала мне показа­лось, что я наткнулся на пятизвездочную гостиницу. Завсегдатаями здесь были кинозвезды и спортсмены. На территории клиники находился плавательный бассейн, беговой трек, баскетбольная площадка и теннисные корты, конная тропа, тенистые поляны для пикников. Современные стеклянные помещения сияли на солнце.

Я не мог удержаться и начал сравнивать Центр пе­реводчиков с роскошной клиникой. Здания Центра функциональны, лишены каких-либо архитектурных украшений, построены из бетонных блоков. Многие его работники живут в передвижных домиках-трейле­рах, разбросанных среди холмов. Меня поразило то, что контраст между двумя комплексами ярко иллю­стрирует одну из особенностей служения: мир всегда больше радуется материальным ценностям, а не ду­ховным. Чтобы избавиться от лишних жировых кле­ток, люди платят тысячи долларов и настаивают на том, чтобы лечение проходило в максимально ком­фортных условиях. А вот те, кого Иисус призвал вести борьбу с гордыней, алчностью, похотью, насилием, завистью и несправедливостью, должны к тому же еще и бороться за выживание.

В следующие несколько дней я понял, насколько высока нравственность среди переводчиков. И причиной тому была взаимная поддержка. Миру важнее вылечить тело, а не душу. У миссионеров своя система ценностей. Они вместе молятся, поклоняются Богу, они с уважением относятся друг к другу, ибо понима­ют, насколько благородно их призвание.

Многим пасторам недостает такого дружеского участия. Один из них рассказывал мне:

— У меня такое чувство, что мой труд никто не це­нит. Церковный совет постоянно стремится урезать расходы, любая просьба о финансах оборачивается неприятным разговором. Разве кто-то уважает мой труд? Любимое занятие прихожан — критиковать все, что я делаю.

Побороть подобные чувства служители смогут только вместе. Дружеская поддержка значит много. Это становится понятно, если сравнить две повести о вьетнамской войне — «Кэч-22» и «Госпиталь». Первая из них написана Джозефом Хеллером. В ней летчик — шизофреник и параноик — приходит к выводу, что весь мир обратился против него, и испытывает отчая­ние от абсурдности жизни. Герои повести «Госпиталь» сталкиваются со сходными проблемами, но где-то в горах Кореи формируется группа чудаков, которые поддерживают друг друга. Когда вертолеты привозят в госпиталь раненых, врачи и медсестры пожимают плечами, отпускают несколько шуток и берутся за ин­струменты.

Создать общину — группу людей, поддерживаю­щих друг друга, — иногда достаточно для того, чтобы служение выжило в трудных условиях. «Как бы мне хотелось знать, сколько вшей тревожат моих братьев по ночам», — говорил Игнатий Лойола, стараясь по­казать, насколько тесно связаны между собой члены ордена иезуитов.

Время от времени кто-то из прихожан берет на се­бя инициативу и старается финансами помочь служи­телям церкви. В церкви ЛаСаль была состоятельная пара, которая оказывала материальную поддержку служителям. Как-то они пожертвовали деньги, чтобы служители церкви использовали эту сумму, устроив себе настоящий новогодний праздник. Было решено заказать обед в дорогом ресторане, а потом пойти в театр. Меня как мужа одной из служительниц церкви тоже пригласили принять участие в торжествах. По лицам этих людей было видно, как много значил для них этот вечер. Им редко выпадала возможность так отдохнуть. По всему городу большие компании устра­ивали роскошные обеды для своих сотрудников. Но когда церковь могла себе позволить устроить нечто подобное для своих верных служителей?

Моя жена работала с беднейшими жителями Чика­го. Страдания и несправедливость, с которыми ей приходилось сталкиваться каждый день, было тяжело выносить. Вскоре я понял: я должен решать сам, ког­да нужно устроить Джэнет передышку — отвести в те­атр или на концерт. Ей было неловко оттого, что я тратил на нее такие деньги, потому что никто из ее подопечных стариков не мог позволить себе подобно­го. Но я знал: если она будет только глотать слезы, то вскоре потеряет способность помогать людям. Я был для нее поддержкой, мне нужно было заботиться о ее духовном состоянии, чтобы она не потеряла силы и могла трудиться на передовой.

3) Не путаю ли я Бога с жизнью? Эту фразу я услы­шал от человека по имени Дуглас. Я брал у него ин­тервью, когда писал книгу «Разочарование в Боге». Жизнь Дугласа была очень похожа на жизнь Иова. Он принял трудное решение: служить в беднейших районах города. И в это миг его мир стал распадаться на части: его служение потеряло источник финансиро­вания, жена заболела раком, пьяный водитель врезал­ся в его машину — сам Дуглас и его двенадцатилетняя дочь получили тяжелые увечья. Вскоре жена умерла. Во время разговора я попросил Дугласа описать свое разочарование в Боге, но, к моему удивлению, он от­ветил, что ничего подобного не испытывал.

«Очень давно я понял — понял, пережив все эти трагедии, — что нельзя путать Бога с жизнью. Я не стоик. Я не меньше других печалюсь из-за того, что произошло. Я могу проклинать несправедливость жизни, изливать свой гнев и горечь. Но я твердо верю: Бог испытывает то же самое, что и я: гнев и горечь. Я не виню Его за то, что произошло. Я научился загля­дывать за рамки физической действительности — ви­деть реалии духовные. Мы часто думаем: Бог справед­лив, а значит, и в жизни все должно быть справедливо. Но Бог — это не жизнь. Если наши отношения с Бо­гом не будут зависеть от того, как складываются жиз­ненные обстоятельства, то мы сможем выстоять даже тогда, когда жизнь станет рушиться на глазах. Мы способны научиться доверять Богу даже тогда, когда все в жизни несправедливо».

Многие библейские персонажи — Авраам, Иосиф, Давид, Илия, Иеремия, Даниил — прошли через мно­гие испытания, подобно Иову (и Дугласу). Для каж­дого из них на определенном этапе жизнь складыва­лась так, что Бог казался им чуть ли не врагом. Но каждый из них продолжал доверять Богу, несмотря на все трудности. При этом вера их из «веры по контра­кту» (я следую за Богом, когда Он ко мне хорошо от­носится) превратилась в связь с Богом, способную пережить любые испытания.

Я заметил, что находящиеся в служении люди – чаще, чем все остальные, — живут с «верой по контра­кту». Помимо всего прочего они тратят свои силы и время, работая на Бога. Неужели они не заслуживают особого отношения с Его стороны?

Моя жена сердится, если, забирая машину со сто­янки, она находит на лобовом стекле штрафной та­лон. Как можно? Ведь она покупала продукты для стариков или навещала их в больнице. Оплаченное время истекло лишь потому, что она почувствовала: нужно потратить больше времени на Божий труд. И какова же награда? Штраф в 25 долларов и потерян­ные полдня, ведь еще придется ехать в суд!

Бад, один из «святых» нашего городского служения, чуть не отрезал себе руку, показывая добровольцам, как нужно обращаться с электрической пилой. Он учил их строить дома для бездомных. Какая богослов­ская схема может объяснить такой поворот событий?

Но я снова и снова вспоминаю слов Дугласа: «Не путайте Бога с жизнью». Когда меня начинают одоле­вать сомнения, я открываю главу 8 Послания Павла к Римлянам. Многие из нас знают стих 28: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изво­лению, все содействует ко благу». Но взгляд переска­кивает на другой стих той же главы, где апостол спра­шивает: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» (8:35). Этим предложением апо­стол Павел подводит итог собственному служению. Он все это уже вынес ради Благой вести. Но у него хватило силы верить, что Бог может использовать все эти прискорбные вещи, чтобы делать добро.

Апостол Павел научился смотреть поверх трудно­стей и видеть любящего Бога, Который в один прекрасный день окажется победителем. «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глу­бина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Римлянам 8:38-39) — на такой торжествующей ноте заканчивается глава. Подобная уверенность помогает служителю не терять ориентиры, даже когда все полу­чается вовсе не так, как мы хотим.

4) На кого я работаю? Если вы на этот вопрос ин­стинктивно говорите: «На пастора, на церковь, на миссию», то вы в опасности. Служение — это призва­ние, а потому настоящий служитель — это человек, отчитывающийся перед Тем, Кто призвал его.

Я уже писал, что наш Спаситель был начисто ли­шен «комплекса спасителя». Вот как Гельмут Тилике описывает служение Иисуса:

Какие испытания выпадали на Его долю, когда Он занимался Своей трудной, нервной, безоста­новочной работой! Он видит — видит так, как никто иной не мог видеть. Ужасную прибли­жающуюся агонию умирающего, страдания плен­ника, мучения нечистой совести, несправедли­вость, страх, ужас, ожесточение. Он видит, слышит и чувствует все это Своим сердцем — сердцем Спасителя… Не должны ли ощущения эти заполниться всякую минуту Его жизни, ли­шить Его сна? Не должен ли Он тут же бросать­ся на помощь, проповедовать, планировать, как завоевать весь мир для Бога, и трудиться, тру­диться, трудиться страстно, непрерывно, без устали, пока еще не поздно творить Божий труд? Именно такой мы и представляем себе земную жизнь Сына Божьего, если рассуждаем, как простые люди.

Но как же отличалась от этих представлений жизнь Иисуса! Бремя всего мира лежало на Его плечах. Коринф и Эфес, Афины, целые континен­ты с их огромными нуждами были близки Его сердцу. Страдания и грех заполняли каждый дом, каждую улицу, каждый особняк, каждую лачугу. Видел все это только Сын Божий. В вопиющей ни­щете и нужде требовалась помощь врача, но у Иисуса хватало времени и на то, чтобы остано­виться и поговорить с конкретным человеком, с конкретной личностью.

Он был послушен Отцу в Своем маленьком уголке мира — провинциальном Назарете и Виф­лееме, а потому вписался в великую мозаичную картину, которую создавал Бог. Именно поэтому у Него находилось время для каждого конкретного человека, ибо властитель всего времени — Бог. По этой же причине от Него исходит не беспокой­ство, а мир. Божья верность уже объяла мир, словно радуга: Ему не нужно было этой радуги строить, Ему было достаточно пройти под ней (отрывок из книги «Отец в ожидании»).

 

Я побывал в Калькутте — беднейшем городе Ин­дии, где нищета и смерть соседствуют с неразреши­мыми человеческими проблемами. Именно там мо­нахини из Ордена Матери Терезы служат беднейшим и несчастнейшим людям планеты, чьи полумертвые тела они подбирают на грязных улицах. Мир благого­веет перед преданностью сестер и результатами их служения, но кое-что в их служении поражает меня еще больше: это их спокойствие. Если бы я занимался таким громадным и безнадежным делом, я бы не­устанно слал письма жертвователям, просил бы у них денег, глотал бы транквилизаторы и искал пути борь­бы с нарастающей депрессией. Но эти монахини не таковы.

Их спокойствие коренится в том самом действе, которое происходит каждое утро перед началом их ра­боты. В четыре утра, задолго до восхода солнца, се­стры просыпаются, одеваются в безукоризненно чи­стые белые платья и идут в часовню. Там они вместе молятся и поют. Еще до встречи со своим первым «па­циентом» они уже погружаются в поклонение Богу, в Божью любовь.

Когда к ним приезжают гости, они просят начать их с молитвы в часовне. Сама Мать Тереза встречала каждого посетителя такими словами: «Давайте преж­де поприветствуем хозяина дома. Здесь Иисус».

Я не чувствую ни малейшей паники в монахинях, которые трудятся в Доме умирающих и обездоленных в Калькутте. В них я вижу сочувствие и сострадание, но никак не отчаяние. Они не расстраиваются из-за того, что не было сделано. Они не спешат слать просьбы социальным службам. Они трудятся для Бо­га. С Него начинается их день, с Ним он и заканчива­ется. Все, что происходит днем, — это приношение Богу. Бог, один только Бог придает значение каждому их поступку и является мерой их успеха.

Билл Лесли, пастор из церкви ЛаСаль, любил рас­сказывать о старом ручном насосе. Он говорил, что иногда ощущает себя таким насосом. Каждый прихо­дящий считает своим долгом несколько раз энергич­но качнуть этот насос, от чего вода убывает. И вот Билл уже чувствует, что выдыхается, — ему больше нечего дать людям. Он чувствует пустоту и сушь.

Именно в такой период Билл на неделю отправил­ся в отпуск, во время которого и побеседовал с му­дрейшей монахиней, бывшей у него духовным на­ставником. Он думал, что она скажет ему слова уте­шения, сообщит, какой он замечательный, жертвен­ный человек. Но она отрезала: «Если вода в твоем ко­лодце кончилась, то есть только одно средство – нужно копать глубже». Тогда-то он и понял: чтобы мы могли и дальше странствовать по миру, необходи­мо серьезнее относиться к своим духовным стран­ствиям.

Читая о земном служении Иисуса, я вижу лишь один эпизод, из которого можно заметить нечто вроде духовной усталости Христа. Я говорю о сцене в Гефсиманском саду, когда Он лежал на земле и молился. Пот стекал с Его чела, словно капли крови. Его мо­литва произносилась нетипичным для Него тоном мольбы. Он «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти», — говорится в Послании к Евреям (5:7). Но Сам-то Иисус знал, что Ему не избежать смерти! Эта уверен­ность росла в Нем, Он почувствовал отчаяние. Не бы­ло тех, кто мог бы поддержать Его, — они спали. «Так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?» — упрекал Он их (Матфея 26:40).

Тем не менее, разительные перемены произошли в Нем после молитвы в Гефсиманском саду. Евангелие показывает нам отчаявшегося человека. Он молится. После Гефсимании мы видим человека, который спо­собен контролировать Себя гораздо лучше, чем Пилат или Ирод. Прочтите описания суда. Иисус — не жерт­ва. Он спокоен, Он — хозяин собственной судьбы.

Что же произошло в саду? Мы мало знаем о содер­жании молитв Иисуса, ибо свидетели спали в тот мо­мент. Может быть, Он припомнил все Свое земное служение. Груз незаконченных дел тяжко лег на Его плечи — ученики были своевольными и безответ­ственными, под угрозой была судьба благовестил, на земле по-прежнему оставалось много зла и страда­ний, Сам Иисус был измотан до предела. Перспекти­ва смерти и страданий была Ему не более приятна, чем мне или вам.

Тем не менее, в Гефсимании Иисусу каким-то обра­зом удалось выйти из этого кризиса, переложив бремя на плечи Отца. Он пришел, чтобы исполнять Божью волю, а потому Его молитва завершается словами: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (26:39). Пройдет несколько часов, и Он выкрикнет слово, в котором за­ключена глубочайшая истина: «Совершилось!» (Иоан­на 19:30).

Я молю Бога о таком же отрешении от собствен­ных проблем, которое можно назвать безграничным доверием. Молю Его, чтобы Он позволил мне рассма­тривать мой труд, мою жизнь как приношение Гос­поду. И пусть так будет каждый день. Я уже знаю, что Бог — Бог милосердия, сострадания, благодати. Он — Начальник, Которому можно доверять. Сомнений нет. Бог, один лишь Бог, способен помочь мне нащу­пать скользкую тропку, пролегающую на равном рас­стоянии между любовью к ближнему и любовью к се­бе, между сверхчувствительностью и жестокостью.

 

Зачем стараться?

 

Клайв Льюис писал: «Создается впечатление, что Бог никогда не делает Сам того, что может перепору­чить Своим творениям. Он заповедовал нам, не торо­пясь и не спотыкаясь, делать то, что Сам мог бы сде­лать мгновенно и безошибочно». Ярчайший пример тому — Церковь Иисуса Христа, которой Бог поручил быть воплощением Божьего присутствия в мире. Все наши усилия — это наши попытки выполнить Божье поручение.

Каждый родитель знает, как рискованно давать по­ручения детям; при этом испытываешь и радость, и тревогу. Ребенок делает первые шаги. Сначала он дер­жится за руку родителя, потом отпускает ее, потом па­дает и с трудом снова встает на ноги, чтобы предпри­нять следующую попытку. Другого способа научиться ходить, увы, нет.

Несомненно, церковь не всегда выполняет свою миссию, делает серьезные ошибки, потому что ее со­ставляют люди, как всегда, «лишенные славы Божией». Но Бог пошел на такой риск. Каждый, кто, всту­пив в церковь, ожидает найти в ней совершенство, не понимает, что такое риск или что такое человек. Так и романтик в итоге узнает, что брак — это только нача­ло, а вовсе не конец борьбы за любовь. Пусть же и каждый христианин поймет, что церковь — это толь­ко начало.

Игорь Стравинский как-то написал произведение, в котором была очень сложная партия скрипки. После нескольких недель репетиций солист подошел к Стравинскому и сказал, что не может это сыграть. Он старался изо всех сил, но партия была слишком замысловатой, можно даже сказать, невозможной для исполнения. Стравинский ответил: «Я понимаю. Мне от вас нужен лишь звук скрипки, пытающейся испол­нить эту партию». Нечто подобное, вероятно, пред­ставлял Себе и Бог, думая о церкви.

Эрл Палмер, пастор, защищавший церковь от на­падок критиков, рассказывал, что они говорили, что в церкви полно лицемеров, церковь преследуют неуда­чи, церковь не похожа на новозаветную модель. Палмер ответил очень живо:

— Когда школьный оркестр пытается сыграть Де­вятую симфонию Бетховена, результат всегда отвра­тительный. Я не удивлюсь, если во время каждого та­кого исполнения старый Людвиг переворачивается в гробу, несмотря на свою глухоту. Вы спросите: «Зачем же стараться? Зачем взваливать на бедных ребятишек непосильное бремя исполнения бессмертной Бетховенской симфонии?». Даже Чикагский симфониче­ский оркестр не может исполнить ее идеально! Отвечу так: благодаря игре школьного оркестра не­которые слушатели в первый и единственный раз в жизни узнают, что Бетховен написал великую Девя­тую симфонию. Их игра далека от совершенства, тем не менее, для них это единственный шанс услышать бетховенский шедевр.

Всякий раз, когда я начинаю испытывать какое-либо недовольство на богослужении, мне вспомина­ется сравнение Эрла Палмера. Возможно, нам никог­да не удастся сыграть свою партию так, как написал ее Великий Композитор, но только благодаря нашему исполнению эти звуки может услышать хоть кто-ни­будь на земле.

 

Послесловие:

похвала честности

В. Ковалюк

 

Похвальное ли чувство — благоговение? Пожалуй, да. Похвальное… если только оно не превращает жи­вое в мертвое. Оно похвально, если животворит, а не убивает.

Давайте будем до конца честны и подумаем, не превращаем ли мы порой своим благоговением Биб­лию в «долину сухих костей». Не забываем ли мы о том, что она населена людьми, сделанными из плоти и крови? Такими же, какими населены наши церкви…

Долгое время я видел в апостолах небожителей. Я искал в них небесное и отказывался видеть земное. Но вдруг что-то произошло. Читая в очередной раз Евангелия, я увидел и услышал людей.

Раньше мне. казалось, что апостолы даже разгова­ривали не как обычные люди, а очень по-духовному, по «синодальному»:

—  О, возлюбленный брат Петр, закончил ли ты свое второе послание?

— Нет, драгоценный брат Павел. Вот когда ты до­пишешь свою первую эпистолу коринфянам, тогда и я завершу свою…

Почти как пелось в знаменитой рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда»: «Вот, пойдем, засядем за Евангелия…»

Апостолы казались мне недосягаемым идеалом христианской святости, пока… пока я не натолкнулся на строки Павла:

 

«…а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахо­жу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, ко­торого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать до­брое, прилежит мне злое».

 

Как он — святой — мог такое написать? Вдруг в го­лосе его зазвучала обида — простая, чисто человече­ская:

 

«Не Апостол ли я ? Не свободен ли я ? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего? Не мое ли дело вы в Господе? Если для других я не Апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостоль­ства — вы в Господе. Вот мое защищение против осуждающих меня».

 

Я увидел, как негладко складывались отношения между апостолами:

«Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лич­но противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их ли­цемерием. Но когда я увидел, что они не прямо по­ступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего языч­ников принуждаешь жить по-иудейски?»

 

Петр тоже не оставался в долгу:

 

«…как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он го­ворит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания».

 

И меня поразила — сразила — мысль: Господи, они же люди! Они живые! Они познали Тебя, как никто другой, но так и остались людьми!

Чем больше человеческого виделось мне в характе­рах апостолов, тем больше восхищала сила Бога. Ка­кие великие дела удавалось Ему творить через немощ­ную плоть верующих — живых людей, обычных чле­нов церкви. В чем секрет? — думал я. В поисках вели­кой тайны я перечитывал Деяния, и мне открылись совершенно необычные стороны жизни первой церк­ви. Секрет оказался прост: ее члены просто жили. Они не боялись принимать решения, совершать по­ступки, ошибаться. Мы страшимся ответственности и полностью лишаем себя права на ошибку, а потому начинаем усиленно искать «лица Бога», ожидая, что Он ответит нам не иначе, как из неопалимой купины, и не иначе, как громовым голосом. На меньшее мы не согласны. Час за часом, год за годом мы стоим в мо­литвенной задумчивости. Стоим и бездействуем. Мы хотим, чтобы Бог взял нас за руку и тянул за Собой по жизни. Тогда, что бы ни случилось, разве я ответстве­нен за то, что произошло? Мол, Господь во мне…

Отчего мы забываем, что Господь Иисус Христос всегда с нами? Что Он Духом Святым ежесекундно пребывает в наших сердцах, даже когда мы не чув­ствуем вожделенного тычка в спину. Не христиан­ским ли инфантилизмом порождено бездействие ве­рующих, выливающееся в бездействие церкви?

А как поступал тот же Павел?

Однажды «…Павел положил в духе, пройдя Македонию и Ахаию, идти в Иерусалим, сказав: побывав там, я должен видеть и Рим».

Где пост перед принятием важного решения? Где многодневная молитва? Ведь еще в Коринфе Павел узнал, что «…Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима…» Да и пророки предупреждали Павла об опасностях такого путешествия:

 

«…некто пророк, именем Агав… войдя к нам, взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в ру­ки язычников».

 

Павел сам принял решение. Реакция Господа? Нег­одование? Возмущение? Наказание? Нет.

 

 «…Господь, явившись ему, сказал: дерзай, Па­вел; ибо, как, ты свидетельствовал о Мне в Иеру­салиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме».

 

Совершенно недуховный поступок с точки зрения современного верующего. Но Павел не стеснялся быть живым, принимать решения и отвечать за свои поступки. И у него было качество, которого так не хватает многим христианам и многим церквам, — спокойная уверенность и доверие Богу.

 

 

 

Почему первая церковь была именно живой? Прежде всего потому, что она, как и составляющие ее люди, отталкивалась в своих делах от реальности. В наших современных церквях мы заменили жизнь на программы. Прибегает кто-нибудь издалека, хорошо упитанный и при галстуке: «Все сюда! Что я принес вам! Вы этого еще не видели! Все проблемы исчезнут! Мгновенный переход количественных изменений в качественные! (Или качественных в количественные — в зависимости от ситуации в церкви.) Это новая «помазанная» программа. Бог дал ее в силе Духа. Она является откровением для всех без исключения!»

Так было, например, с домашними группами. Их объявили своеобразным «христианским антибиоти­ком». Естественно, что панацея не состоялась. А вот церковь эпохи Деяний не была заложником про­грамм. Она спокойно жила. Нет возможности часто собираться в храме? Ну и ладно, встретимся по до­мам. Никто не объявлял это естественное решение «новой программой домашних групп»… Возникли сложности с помощью вдовам? Ничего страшного, и это исправим. Первая церковь обладала самым глав­ным качеством, которое и должно было быть у Тела Христова, — жизнью.

Книга Ф. Янси как раз и рассказывает о такой церкви, которая живет. Она живо реагирует на реа­лии окружающего мира, на нужды окрестных жите­лей. Она состоит из людей, в которых, как и в апосто­лах, слилось небесное и земное. Автору хватило сме­лости войти в церковь, которая поначалу показалась ему скопищем чудаков, и посмотреть вверх — на Бога, и по сторонам — на людей. Он увидел людей несовер­шенных, разных по имущественному признаку (ведь церковь ЛаСаль, о которой рассказано в книге, нахо­дится на границе бедного и богатого кварталов), от­личающихся цветом кожи. Он увидел аспирантов, до­кторов, бомжей. Увидев их, он не испугался, хотя лю­ди обычно ищут такую церковь, где они будут «среди своих», т.е. подобных себе по возрасту, образованию и т.п. Он понял, что единство семьи определяется ее многообразием. И непохожесть церквей друг на друга — результат того же самого многообразия ее членов.

После прочтения книги Ф. Янси я успокоился, ибо понял: проблемы останутся с церковью навсегда, до той поры, пока все мы не окажемся на небесах. Автор пишет: «…Я перестал беспокоиться о музыке, порядке богослужения и прочих деталях, которые так раздра­жали меня в период моих исканий. Я слишком много внимания обращал на внешнее, забывая о глубинном смысле поклонения, о том, что поклонение ведет к встрече с Богом».

Проблемы останутся, как всегда остаются пробле­мы у любого живого организма. Их нет только у мерт­вых тел. Но живое Тело Христово, которое действует, дышит, «живет, движется и существует» Богом, неиз­бежно будет сталкиваться с трудностями, бороться с ними.

Как различны тела людей, так отличаются между собой и поместные церкви. У кого-то нос длиннее, у кого-то уши больше… Так и в церквях. А потому стоит ли осуждать те церкви, которые строят свою жизнь иначе, чем ваша?

 

 

 

Книгу я прочел и как пастор, и как прихожанин, и как душа, ищущая Господа, а потому свои практиче­ские выводы из нее мне придется разбить на три части.

Что могу сказать себе, как пастырю, и другим па­стырям?

 

• Пастыри, когда будете читать эту книгу, обратите внимание, что послужило отправной точкой для социальных программ церкви. Это бы­ли конкретные нужды конкретных людей, прихо­дящих в церковь. Не стремитесь немедленно бе­жать из России и начинать проповедовать абори­генам в Австралии. Посмотрите по сторонам в радиусе 2 — 3 кварталов от вашей церкви и спро­сите себя: «Что мы можем сделать здесь?»
• Сейчас есть ряд общих дел для всех церквей, как-то: кормление бездомных, помощь наркома­нам, раздача еды. Я не говорю, что это плохо. Конечно, нет. Только, может быть, есть некая осо­бенная нужда там, где находится ваша церковь? Если что-то делают все, совсем необязательно, что и вы должны делать то же самое. И наоборот. А потому вполне возможно, что вы станете перво­проходцами в каком-то служении. Бог укажет на него. Главное — не бойтесь новизны.

 

Многообразие церковной жизни огромно. В этом я абсолютно согласен с Филипом Янси.

 

 

 

Что мне сказать себе как прихожанину и другим прихожанам церквей? Вы — Тело Христово. Вы — члены церкви, то есть члены единого организма. Но церковь — это не институт, принимающий на себя «коллективную ответственность» за своих членов. Как свободная душа, вы несете ответственность за свои поступки. За то, что сделали и — главное — чего не сделали. И тут автор заставляет нас задуматься:

 

• Любим ли мы тех, кто не похож на нас? Хоть пытаемся научиться любить?
• Имеем ли мы право игнорировать боль? Свою собственную и чужую? Мы предпочитаем пить анальгин, лишь бы не испытывать внутреннего дискомфорта. Когда в двери стучится чужая боль, мы задвигаем засов: сегодня меня нет дома для больных и бедных. Своя и чужая боль должна становиться для нас стимулом к действию.
• Достаточно ли мы честны с собой, чтобы признаться: Бог часто бывает источником того, что нам не нравится. Он не фокусник, который достает из шляпы только белых и пушистых кро­ликов. Взглянуть в лицо реальности и возблагодарить за нее Бога — способны ли мы на это? Уви­деть те блага, которые поступают от Бога в не­угодной нам форме, — вот наша задача. Можете себе представить: эти стихи написал верующий человек в сталинских лагерях.

 

Запоры крепкие, спасибо,

Спасибо, старая тюрьма.

Такую волю дать могли бы

Мне только посох и сума.

Решетка ржавая, спасибо!

Спасибо, лезвие штыка.

Такую мудрость дать могли бы

Мне только долгие века…,

 

• И самый главный вывод, который можем сде­лать из книги мы, прихожане церквей: «Мы без церкви нищие». Видите, этот выводя даже не ре­шился написать своими словами. Так сказал перед смертью Лютер — человек ученый, умный, неза­висимый в своих суждениях (как вы могли заме­тить из истории), великий знаток Библии. Он зря не скажет.

 

 

 

 

А какие выводы я могу сделать просто как «душа, ищущая Господа»?

Я был крещен в младенчестве, сознательно уверо­вал в 32 года, Библию считаю Словом Божьим и про­рочеством № 1. Если вы классифицируете меня как «христианина» — меня это вполне устроит. Чего я хочу?

Эйден Тозер писал: «Есть много вопросов, ответы на которые сокрыты в тайных глубинах Божьего есте­ства. Если посвятить всю свою жизнь разгадке этих тайн, можно стать великим богословом, но великим святым — никогда». Мы — Божьи создания, а потому главным нашим стремлением должно оставаться стремление к святости.

И вот из книги я вынес для себя удивительно раз­нородные мысли, которыми и поделюсь с вами.

• При всей своей глубокой любви к Библии я предпочел бы быть святым, нежели богословом. Но святость не достижима наедине с самим со­бой, в отсутствие «внешних раздражителей». Ве­ликий институт человечества, в рамках которо­го святость может существовать, — это Тело Христово, Церковь, скопище чудаков. Их чудаче­ства — залог моей святости. Мои чудачества — залог их святости…
• Поместная церковь — живой организм со сво­им характером, присущей только ей атмосферой. А в живом организме никогда не должна застаи­ваться кровь. Разгонять ее по кровеносным сосу­дам — задача сердечной мышцы. И тех, кто в Теле Христовом роль сердечной мышцы выполняет…
• Боль в Теле Христовом никогда нельзя гасить. Если это боль членов Тела — ее нужно лечить. Если же это боль от ожогов, полученных в миру, то ожог лишь показывает, где в миру пылает по­жар, куда и какую спасательную команду нужно высылать…

 

Книга Филипа Янси заставила меня думать. Много думать. Гораздо больше, чем некоторые пухлые фоли­анты. И все потому, что она задела меня за живое. Мне захотелось вскочить и сказать, как сказал про­рок: «Господи, вот я! Пошли меня!». Дело в том, что честность и искренность Филипа Янси не оставили меня равнодушным. А вас?

Владимир Ковалюк,

пастор Московского Христианского центра

 

Бог на билбордах

 

«Lauderdale Advertising agency» получило анонимный заказ на печать 17 сообщений на билбордах. Вот как они выглядят:

1. “Приходите в Мой дом в воскресенье перед игрой”. Бог.

2. “Приходите и захватите с собой детей”. Бог.

3. “Какую часть из Десяти Заповедей «Не…» Вы не понимаете? Бог.

4. «Нам надо поговорить». Бог.

5. “Продолжайте использовать Мое имя всуе, и Я сделаю час пик дольше”. Бог.

6. “Готовящиеся к свадьбе, пригласите Меня в брак”. Бог.

7. “Так вот, «Возлюби ближнего своего», Я имел ввиду именно это“. Бог.

8. “Я тебя люблю … Я тебя люблю … Я тебя люблю …” Бог.

9. “Вы точно на пути, который приведет Вас ко Мне?» Бог.

10. “Следуй за мной”. Бог.

11. «Теория Большого Взрыва? Хм. Возможно… Шучу». Бог.

12. «Мой путь прямой». Бог.

13. “Необходим совет?” Бог.

14. «Ты думаешь, здесь горячо?» Бог.

15. “Скажите детям, что Я их люблю.” Бог.

16. “Необходим семейный консультант? Я доступен”. Бог.

17. “Читали вы Мой Бестселлер № 1? Там проверочный тест”. Бог.

Здравствуйте ! Вы на сайте российских протестантов, евангельских христиан. Мы верим в Иисуса Христа, любим Россию , людей живущих здесь, свои семьи, ценим свои профессии. Полистайте, посмотрите и заходите в наш храм на богослужение или так, на чашку кофе))). Хранит Вас Господь!

Видео

Рубрики

• Богословие
• Вечерняя молитва
• изменившие мой мир
• Иллюстрации
• Лучшее
  • Библиотека
• Люди
• Мнение
• Почин
• Притчи
• Проповеди
• Псалом на день
• Событие
• Страницы

Архивы

• Апрель 2012
• Март 2012
• Январь 2012
• Декабрь 2011

Комментируем!!!

• Библиотека НЗ (6)
• Найти в себе зилота (5)
• Всё о Святом Франциске (5)
• Бальтазар, Ганс Урс фон, кардинал и его книги (4)
• Библиотека ВЗ (3)

Пожертвование для О Христе

Мета

• Регистрация
• Войти
• RSS записей

Счетчик